Джонатан Кэрролл - Кости Луны
— Это все поясное время. У нас сейчас девять утра, так что я бодр и полон сил.
Я машинально придвинулась поближе и обвила руками его великанское, теплое от сна тело. Полежав так некоторое время, мы снова заснули.
Проснувшись в следующий раз, я учуяла аппетитный запах и пожалела, что Дэнни нет рядом, — насладились бы ароматом вместе.
Мне нравятся мужские плечи. Всегда нравились. Первым, что я увидела от Дэнни тем утром, были его плечи, совершающие сложный танец у плиты: Дэнни готовил завтрак. Я прислонилась к косяку двери, наблюдая, как Дэнни хозяйничает — очень умело, ни единого лишнего движения. И у него были восхитительные плечи. Широкие и мускулистые, они увенчивали стройное, ухоженное тело — в постели с которым я провела ночь. Мысль эта заставила меня улыбнуться; еще не бывало, чтобы я с кем-то спала без предварительного баловства. Я чувствовала себя как свежеотчеканенная монета. События прошлой ночи напомнили мне средневековую легенду, из самых известных: когда рыцарь без страха и упрека спит в одной кровати с дамой своего сердца, положив на всякий случай между собой и дамой верный меч, дабы избежать соблазна.
Единственное расхождение заключалось в том, что сейчас дамой сердца Дэнни была Дрю Конрад; я же довольствовалась ролью верной подруги, которой нужна помощь.
Осталось понять, отчего все-таки я в него немножко влюблена — то ли конкуренция взыграла из духа противоречия, то ли потому, что все его поступки с момента приезда были достойны восхищения.
Не зная, что я наблюдаю за ним, он включил радио, настроился на дискостанцию и стал пританцовывать с лопаточкой в руке. Получалось очень даже недурно.
— У тебя сохранились какие-нибудь детские фотографии?
Я вздрогнула; оказывается, он с самого начала знал, что я здесь. Обернувшись, Дэнни подбросил лопаточку в воздух и поймал двумя пальцами.
— Да уж, с тобой не соскучишься. Детские фотографии? Где-нибудь в дальнем ящике наверняка должны быть.
— Здорово! Давай сначала поедим, а потом покажешь.
— Зачем они тебе? — поинтересовалась я, садясь за стол.
Он уже занял мое обычное место, но мне нравилось смотреть, как он там сидит.
Интересно, ты уже тогда была такая красотка или как? — произнес он, ставя передо мной тарелку с яичницей-болтуньей, тостами и порезанными помидорами.
Яичницу украшала веточка петрушки. Самой своей необязательностью это ярко-зеленое пятно говорило о настоящей заботе и делало завтрак в сто раз лучше. Дэнни было не все равно; он заботился — о еде, которую готовит, обо мне… да обо всем.
— Я не привыкла к таким комплиментам, — сказала я, неэстетично закинув в рот большой кусок яичницы.
— Просто мужчины боятся признать твое преимущество. Чем женщина красивее, тем неуютнее чувствует себя мужчина.
— Это еще почему? Смех да и только! Передай, пожалуйста, соль.
— Потому что тяжело идти по улице с кем-то, на кого все заглядываются. А на тебя самого никто при этом внимания не обращает. Очень унизительно.
— А Дрю Конрад красивая?
Задав этот вопрос, я даже жевать прекратила и только спустя пару мгновений осознала, что моя вилка застыла на полпути ко рту.
Дэнни замялся, потом робко кивнул, старательно отводя взгляд.
— Для какой рекламы она снималась? Я могла что-нибудь видеть?
— Ну, не знаю… в принципе, наверно, могла, она — из самых-самых топ-моделей. Раньше в Нью-Йорке работала, так что наверняка и здесь известна.
— А ты на нее заглядываешься?
— Бывает.
Я слишком резко отодвинула тарелку, и та скользнула по столу, как хоккейная шайба.
— Ладно! Хорошо, признаюсь — я ревную. Нет, не так — я ее ненавижу! Смотрю сейчас на тебя и думаю: должны же быть в мире настоящие мужики. Да вот, один из них прямо передо мной сидит. Куда же, черт их дери, все остальные подевались? Мне почему-то встречаются либо пискуны, либо грязь под ногами.
— Что за пискуны такие?
— Да зайди в любой бар «Для одиночек», выбирай — не хочу. Электронная служба знакомств. Объявления в газетах. «Покорная Дева ищет неустрашимого Льва для совместных пробежек в дюнах». Стоило немного среди них покрутиться, и Петер уже казался Кларком Гейблом[13].
Наступившая тишина была столь долгой, что я начала всерьез опасаться, не ляпнула ли опять что-нибудь не то, но наконец Дэнни подал голос:
— Каллен, никакой Дрю Конрад нет.
— Что?!
— Что слышала. Она, можно сказать, плод моего болезненного воображения.
— Дэнни, ты это о чем?
— Ни о чем. Просто никакой Дрю Конрад нет. Я ее выдумал. Баста. Вот и все.
У меня словно крылья выросли.
— Но почему? Зачем?
— Зачем, говоришь? Затем, что, по правде говоря, я до смерти тебя боюсь!
— Меня?! Джеймс, у тебя, вообще, с головой все нормально? Да не отворачивайся ты!
Он вздохнул и посмотрел на меня самым печальным взглядом, какой только можно вообразить: На самом-то деле все очень просто, неужели не ясно? Будь у меня такая женщина, как Дрю, и я бы тебе о ней рассказал — тогда никакого риска. И тебе не пришлось бы отбрыкиваться от меня. А если бы я придумал ее достаточно убедительно, ты, глядишь, и не заметила бы, как глубоко я увяз. Понимаешь, я все предусмотрел: разливаюсь о тебе соловьем, вот только называю тебя Дрю Конрад, и все тип-топ.
Он не врал — это было видно по лицу, абсолютно спокойному. Говоря, он смотрел мне прямо в глаза, и через некоторое время я уже стала чувствовать себя откровенно неуютно.
— Когда ты написала мне про аборт, я понял, что давно люблю тебя. Может, еще с колледжа — помнишь, в конце последнего курса? Короче, когда получил твое письмо и представил тебя на больничной койке… пройти через такое…
Я сидела в нескольких футах от него и явственно видела, что по щекам Дэнни текут слезы. Из-за меня, подумать только! Кто это и когда из-за меня плакал? Кому было настолько не наплевать?
Сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди, но эти слезы и очевидная глубина его переживаний напугали меня. Захотелось побыть одной, перевести дыхание и все хорошенько обдумать минутку-другую, час, несколько дней.
— Прости, Каллен. Честное слово, я не хотел создавать тебе дополнительные проблемы. Я обещал держать себя в руках.
Он устало поднялся из-за стола, прошагал в спальню и затворил за собой дверь.
Любить — это легко; машина ваша, все, что требуется, — это завести двигатель, выжать педаль газа и направиться в нужную сторону. Но когда любят тебя — это все равно что ездить в чужом автомобиле пассажиром. Даже будучи уверенным, что водитель — мастер своего дела, в глубине души опасаешься, что где-нибудь он да ошибется: одно неверное движение — и вы оба летите сквозь лобовое стекло навстречу неминуемой катастрофе. Иногда нет ничего страшнее, чем быть любимой. Поскольку любовь означает, что вы теряете всякий контроль. А если, пройдя половину или даже три четверти пути, вы решите, что хотите назад или совсем в другую сторону?
