Джонатан Кэрролл - Кости Луны
Обзор книги Джонатан Кэрролл - Кости Луны
Познакомьтесь с Каллсн Джеймс. Она живет на Манхэттене, любит своего мужа и дочку. Ее сны продиктованы ее жизнью — но с какого-то момента сама жизнь начинает диктоваться снами.
(задняя сторона обложки)
Это книга, от которой в буквальном смысле невозможно оторваться. «Кости Луны» обволакивают вас, будто мягкая перина после трудового дня, и вы, убаюканный, вдруг понимаете, что не в силах и пальцем шевельнуть: из матраса выросли железные челюсти и начинают смыкаться.
Стивен Кинг
Отчасти роман Кэрролла похож на сочинения Стивена Кинга… но без мрачной психоделики автора «Темной башни». Отличное чтение, остроумное, легкое, пригодное и для метро, и для тихого домашнего вечера. Рекомендуется всем, кто не погряз в безнадежном снобизме.
«Иностранец»
Прелесть романа заключается не столько даже в фэнтезийной его части… а в описании радостей нормальной, самой что ни на есть посюсторонней действительности. Редко кому из современных авторов удается описать по-настоящему здорового, симпатичного, уравновешенного индивидуума, а у Джонатана Кэрролла это получилось. Таков муж героини. Их первая ночь, их жизнь в Италии, их поездки к родителям, завтраки на маленькой кухне — все дышит жизнью. Джонатану Кэрроллу удалось конвертировать щедрость жизни в щедрость текста. Мистику можно рассматривать как приправу к этому блюду из простого натурального продукта.
Ольга Славникова
Построение сюжета более всего напоминает цикл «Темная башня» Стивена Кинга… На мой вкус, Кэрролл пишет более интересно, выпукло и более жестко, нежели Кинг. «Кости Луны» читаются на одном дыхании, в то время как для преодоления многотомных приключений героев Кинга требуется упорство недюжинное. Но главное в другом — Кэрролл не стал рассусоливать, он отжал воду и оставшийся путь до Темной Башни и ее властелина уместил на 280 страницах. Это радует несказанно…
Сергей Красиков («Пуговички»)
Кости Луны
Посвящается Филлис Вестберг[1]
Где-то кто-то к тебе устремляет неистово
И ночью, и днем свой безудержный бег
Сквозь буран, зной пустынь, чрез потоки
речные, расселины узкие,
Но где ему тебя искать?
Узнает ли тебя, увидев?
Отдаст ли то, что нес тебе?
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Маленький Мясник жил этажом ниже. Мы неплохо ладили, потому что он вечно выгуливал страховидную собачонку, которую я трепала по загривку, сталкиваясь с ними на лестнице.
Как вы знаете — наверняка же видели газетные фотографии, — внешность у него была совершенно заурядная. Единственная странность, которую я подметила, — это его очки. Стекла их почти всегда были грязные — в пятнах, словно дымкой подернуты; ужасно хотелось самой достать носовой платок и хорошенько их протереть.
«Хороший мальчик». Почему в газетах всегда так пишут? «Все знакомые считали убийцу хорошим мальчиком, который любит родителей, записан в иглскауты[3], а на досуге собирает марки стран Азии».
Даже мой чудесный супруг Дэнни высказался примерно в том же духе, когда всплыло большинство шокирующих подробностей.
— А он казался таким славным парнишкой, правда, Каллен? Маленький Мясник? Ну и прозвище!
— Дэнни, наш юный друг Алвин Вильямc, прозванный Маленьким Мясником, порубил в капусту мать и сестру, причем прямо под нами. Ничего себе «славный парнишка»!
У Дэнни есть одна черта, за которую я его обычно еще больше люблю: мир следует прощать. Маленькие Мясники, собаки, которые гадят на тротуар, шоферы-лихачи… просто они не ведают, что творят.
Я же не прощаю ничего. Если в пятом классе вы украли у меня мелок — добро пожаловать в черный список.
Мы завтракали, и Дэнни зачитывал вслух газетную статью. Стоило подумать, что этот гаденыш еще совсем недавно прохлаждался прямо под нами, как меня начинало трясти.
— По его словам, он сам не знает, что на него такое нашло.
— Да ну? Ничего, на электрическом стуле узнает.
— Каллен, ты меня уже четвертый раз перебиваешь. Читать дальше — или хочешь монолог закатить?
Но при этих словах он улыбался, так что вовсе не был сердит. Рассердившись, Дэнни обычно умолкает. В таких случаях единственный выход — бежать стремглав и прятаться под кровать, надолго-надолго, пока он снова не подаст голос.
— Читай, читай, но все равно сочувствия ему от меня не дождаться.
Дэнни быстро перелистал газету и прочистил горло.
— Итак, он сам не знает, что на него нашло, потому что в действительности очень любил маму и сестру. — Дэнни покачал головой. — Бог ты мой, а что, интересно, родители чувствуют, когда их сынок сотворит что-нибудь эдакое? — Он посмотрел на меня так, будто я знаю ответ. — Видишь их потом по телевизору, и у папочки или мамочки на лице всегда такая обида, непонимание… Столько труда было вложено. Ну там, новый велосипед купить, к доктору свозить, от бабушки подарок… И чем все кончается? Мама у него ручку позаимствовала — а он почему-то вдруг взял и поехал все крушить. Прежде-то небось такого не было, в старые добрые времена…
— Дэнни, пожалуйста, только не начинай. «В старые добрые времена» вряд ли было лучше. Просто некоторым лишь бы побрюзжать.
— Ничего я не начинаю. Только… стоит мне о чем-нибудь таком прочесть, как сразу жуткую вину чувствую. Понимаешь, о чем я? За что нам такое везение? Мы по-прежнему любим друг друга, с дочкой все путем, я неплохо зарабатываю…
Он пожал плечами и допил кофе. Мне было нечего сказать, потому что он был прав — нам действительно повезло, и будь на то моя воля, все так и оставалось бы еще как минимум полвека.
Я влюбилась в Дэнни Джеймса, когда влюбляться было вообще не модно, разве что в какое-нибудь правое дело. С большой буквы «П», пожалуйста. Это случилось еще в семидесятых, когда все выступали против войны во Вьетнаме, а в магазинах продавались только благовония и всякие индийские тряпки. Не мне задирать нос, я тоже злоупотребляла духами с пачули[4] и повсюду таскала с собой «Пророка»[5] в мягкой обложке. Слава богу, ничто не стоит на месте. Покажите мне кого-нибудь, кто не ежится, вспоминая собственное прошлое.
Мы встретились в колледже в Нью-Джерси, и нас познакомила девушка, на которой Дэнни потом женился, — Эвелин Хернесс (она была моей соседкой по общежитию на первом курсе).
Он ее любил. Но я тогда любила Джима Вандерберга, так что не особенно обращала внимание на Дэнни Джеймса. Мы с Джимом были уверены, что нам суждено пожениться и уехать представителями Корпуса мира[6] в какой-нибудь богом проклятый уголок, где нас ждут не дождутся и годик-другой мы будем ни дать ни взять маленькие святые. Но всякому терпению приходит конец.
Вскоре мы с Джимом расстались, и виной тому — безразличие в запущенной форме. А через три месяца после свадьбы Эвелин Хернесс Джеймс погибла вместе с родителями в автокатастрофе, возвращаясь с одного из баскетбольных матчей Дэнни.
Я как раз взяла академический отпуск на семестр, чтобы поагитировать за президентского кандидата от «партии мира», и была в Чикаго, когда услышала о смерти Эвелин. Единственное, что я смогла, — это написать Дэнни письмо о том, как «мне жаль». Эвелин была хорошей и доброй, по самому большому счету.
Через неделю максимум я получила от Дэнни толстенное ответное письмо, в котором он вывернулся передо мной наизнанку. Написала ответ. Дэнни ответил, я — тоже… Когда зимой я вернулась, он встречал меня в ньюаркском аэропорту… Кошмар, но Дэнни смахивал на недавнего узника Дахау. На нем лица не было, я так и похолодела.
Все мои инстинкты «Матери-Земли» немедленно встрепенулись. Честное слово, у меня и в мыслях не было любить его — я всего лишь хотела оказать ему дружескую помощь в трудную минуту. К тому же я решила, что на этот семестр с любовью завязываю. Стану серьезной, целомудренной, трудолюбивой, неприступной… и буду питаться только натуральными зерновыми.
Мы проводили много времени вместе. Ему было нужно перед кем-нибудь выплакаться, а мне — отучиться зацикливаться на собственных проблемах. Совпало вполне удачно.
В том году он установил рекорд колледжа по количеству набранных очков, а я, при всей своей нелюбви к спорту, старалась не пропускать ни одной игры. Поначалу сидела на трибуне и делала домашние задания, но невозможно было не восхищаться тем, как ловко и непринужденно действует он на поле. Вскоре я забросила домашние задания, превратилась в заправского болельщика и узнала о баскетболе гораздо больше, чем положено знать серьезной девушке.