Сергей Волков - Генератор
Попадаю. В ногу. На светлой ткани брюк расплывается темное пятно. Некроб не обращает на рану никакого внимание. Красный шарик вьется над ним, словно поплавок. И тут нога подламывается и он падает на асфальт. Падает – и поднимается, опираясь на колено.
И вот когда это существо принимается ковылять к «Газону» на коленях, мне становится страшно. Так страшно, что я крепко вжимаю приклад в плечо и начинаю стрелять, точно пытаясь отгородиться от некроба веером пуль.
– Отставить!! – орет Пархоменко. – Ты что, озверел?! Патроны надо беречь.
Я киваю, опускаю пулемет на теплый металл бочки. У меня дрожат руки. Некроб, изрешеченный пулями, копошится на асфальте, пытаясь ползти в нашу сторону. Молоковозка трогается с места.
Как говорится, с почином…
6
На площади, под огромным плакатом, изображающим счастливых детей, выпускающих в небо белого голубы, под буквами «Мир! Труд! Май!» бродит толстый человек без головы. Черт, не человек, не человек!
Некроб.
Повсюду валяются брошенные транспортны, флаги, бумажные цветы, портреты руководителей партии и правительства. Наш «Газон» наезжает на лицо Андропова и под колесом с хрустом ломается деревянный держак.
Но я не смотрю, что стало с портером нового Генерального секретаря ЦК КПСС. Я смотрю на руку. На женскую пухлую руку с изящными золотыми часиками, украшающими запястье. Она оторвана в районе предплечья. Пальцы с алым лаком на ухоженных ногтях впиваются в асфальт и подтягивают руку за собой. Конечность ползет, оставляя мокрый след.
Не могу сдержать тошноту. Желудок скручивает и я едва не роняю пулемет, согнувшись пополам в рвотных судорогах.
«Газон» глохнет у здания Дома культуры и техники. Кончился бензин. Некробы бросаются на нас внезапно – и со всех сторон. Несомненно, у них остались какие-то крохи разума. Движения тварей осмыслены, они рвутся к нам, стараясь как можно быстрее сократить дистанцию, чтобы вступить в рукопашную, где у нас не будет шансов. Мы стреляем, а точнее – беспорядочно палим, не жалея патронов. Плотный огонь отбрасывает некробов. Не менее десятка их с разнесенными пулями головами бестолково бродит по площади, натыкаясь друг на друга, остальные прячутся за высоким крыльцом ДК.
– Военкомат там! – хрипит майор, утирая выступивший на лбу пот.
Неожиданно над притихшим Средневолжском разносится строгий женский голос:
– Граждане! Внимание! Просим вас по возможности оставаться на рабочих местах и по месту жительства, включив все средства оповещения, а именно – радиоточки, радиоприемники, телевизионные приемники. В ближайшее время будет передаваться важное сообщение. Повторяю! Граждане! Внимание! Просим вас…
Голос, усиленный установленными на крышах домов динамиками, бьет по ушам.
– Что за… – вертя головой, бормочет Пархоменко.
Военком бледнеет.
– Это запись. По системе гражданской обороны передается.
– Кто включил? Откуда? – дергает майора за рукав Боровиков.
– Ефрейтор Цыплакова… – шепчет военком. – У нее ключи, доступ. Значит, она в здании, на узле связи.
– А энергия? Электричество откуда?
– У «ГрОба» свой генератор, он в бомбоубежище под исполкомом. Запускается автоматически. Из военкомата можно только подать команду на включение и трансляцию. Но как она прошла? Как?!
Ответить майору никто не успевает – из подъезда ближайшего дома вываливается группа некробов, человек… нет, не человек, а особей, созданий, существ, тварей, в конце концов! – так вот, вываливается тварей семь-восемь. Они бегут к нам, вытянув руки. Вновь начинается пальба. Пороховой дым стелится над асфальтом. Измочалив некробов, мы оставляем их дергающиеся, залитые сукровицей тела и бежим через двор дальше.
7
Трехэтажно здание военкомата высится за уютным сквериком, залитым солнцем. Молодая листва шелестит на ветру. Ворота с неизменными красными звездами распахнуты. Во дворе – ни души.
В подворотне слышатся какие-то звуки – то ли рычание, то ли хрип.
– Все, пацаны, – бьет ладонью по прикладу автомата Пархоменко, – мелодрама закончилась, начался вестерн!
Некробы прут из подворотни. Их – сотни. Нечего и думать противостоять такой массе тварей. Бежим к воротам.
– Закрывай! – командует Боровиков. Мы с Галиуллиным смыкаем тяжелые створки.
– Где вход в подвал? – спрашивает у майора Пархоменко.
– За мной! – машет автоматом военком.
Неприятный сюрприз ожидает в фойе. Едва мы входим, как некробы бросаются на нас с лестницы. Я даю длинную очередь в упор, пули с омерзительным чавканьем пробивают плоть некробов, скалывая штукатурку на стенах. Другие тоже стреляют, но остановить атаку тварей мы не можем – и отступаем в коридор.
И тут до нас доносится отчаянный женский крик:
– Помогите! Кто-нибудь! Помогите!! Пожалуйста!
– Это Цыплакова, – говорит военком. – В комнате связи двойные железные двери.
– Где вход в подвал?! – дергает его за рукав Боровиков.
– Чтобы пройти, надо попасть на лестницу. В подвал – вниз, в узел связи – наверх.
– Ясно. Будем пробиваться. Сержант! – подполковник тычет грязным пальцем в сторону надвигающихся некробов. – Попробуй…
– У меня патронов осталось – полрожка, – сообщаю Боровикову. Он мрачнеет.
– Давайте в первый отдел, – предлагает военком. – Там тоже двери что надо. Отсидимся, подумаем, как быть.
И вздувая жилы на шее, вдруг орет так, что у меня закладывает уши:
– Зина!! Не выходи, слышишь! Ни в коем случае не выходи!
Голос майора раскатывается по всему зданию. Некробы в ответ поднимают жуткий вой. Спустя какое-то время сверху доносится:
– Я поняла! Поняла!
…Оббитая железом дверь и сваренная из ребристой арматуры решетка отделяют нас от коридора. Некробы бьются в металл, царапают его ногтями. Мы сидим на полу. Столами, стульями, двумя сейфами завалены окна. Там тоже есть решетки, но лучше подстраховаться. Некробы уже разбили стекла и теперь мы отчетливо слышим их хриплое ворчание. Все понимают, что положение наше аховое. В сущности, наша смерть – всего лишь дело времени. У нас нет еды, воды и мало патронов. К генератору не прорваться. Отважная девушка Зина Цыплакова тоже обречена.
Пархоменко, глотнув коньяка, передает бутылку по кругу, закуривает «беломорину» и смотрит на Боровикова.
– Слышь, дорогой товарищ подполковник, ты бы хоть рассказал нам напоследок, откуда вся эта дрянь?
Боровиков угрюмо сопит. Галиуллин подтягивает к себе автомат – ему явно не понравился фамильярный тон Пархоменко. Военком неожиданно поддерживает капитана:
– В самом деле, товарищ подполковник! Обидно умирать вот так, в неведении. Все равно мы никому ничего не расскажем.
Некробы рвут решетку. В дверь бьют чем-то тяжелым.
