Сергей Волков - Генератор
Не глядя ставлю бутылку рядом с собой и спрашиваю:
– Это все?
– Все, – кивает Пархоменко. Он опускается на корточки, подхватывает коньяк и делает длинный глоток.
– А остальные?
– Больше никого не осталось, сержант, – говорит военком. Его фамилия Ахметов. По случаю праздника он в парадной офицерской форме, майорские звезды тускло светятся на погонах.
«Больше никого не осталось»… А люди? Тысячи жителей города, вышедших на демонстрацию? А милиция, пожарники, гаишники, учителя, врачи, городские службы? Начальство, в конце концов? Директора предприятий? Шишки из горкома, райисполкома – где они все?
Словно подслушав мои мысли, Пархоменко говорит, утерев мокрый рот ладонью:
– Они окружили площадь с трех сторон. Никто не ушел. Вообще никто.
Вообще никто… Но как же так?! Дрожь проходит. Коньяк окончательно приводит меня в чувство. Я поднимаю глаза на Пархоменко и тихо спрашиваю:
– Кто же они такие? Что вообще… что происходит, товарищ капитан?
– Это еще предстоит выяснить, – бесцветным голосом произносит один из «глубинников». – Пока ясно только, что город подвергся нападению не установленных лиц. Связи нет. Никакой. Они первым делом повалили телеграфный столбы и вывели из строя подстанцию.
– А военная связь?
– Она в порядке, но чтобы задействовать ее, нам нужно запустить военкоматовский дизель-генератор.
– Беда в том, – подхватывает Ахметов, – что здание военкомата захвачено этими… некробами.
– Кем?
– Некробами, – вступает в разговор второй «глубинник». – Некробиологическими существами.
– Некро… Что это значит? И вы… Раз есть название… Вы с ними уже того… встречались?
– Слишком много вопросов, сержант! – обрывает меня «глубинник». – Наша задача – запустить генератор. Он находится в подвале под военкоматом. Сейчас некробы расползаются с центральной площади по городу. Жизни всех людей, не пошедших на демонстрацию, под угрозой. Чем скорее мы сообщим о ситуации, тем больше шансов, что они уцелеют.
– Это подполковник КГБ Боровиков, – поясняет мне Пархоменко. – Формально он – старший.
– Не формально, а официально, капитан, – с неприязнью говорит Боровиков. – С этого момента я беру на себя командование группой и руководство операцией. Старший лейтенант Галиуллин будет моим заместителем, – он кивает на второго «глубинника».
– Товарищ подполковник, по званию я… – начинает военком, но Боровиков прерывает его:
– Оставить, майор! Времени у нас мало. Сержант! Встать! Выдать оружие.
В голосе «глубинника» отчетливо звучит металл. Поднимаюсь, вытаскиваю из кармана ключи и бреду к двери в оружейку…
5
Мы идем через город. Город вымер. Вымер в буквальном смысле этого слова. Над крышами двухэтажек в небо поднимется густой столб дыма. До нас доносится отчаянный женский крик, звон разбитого стекла. Пархоменко дергается, но подполковник хватает его за плечо.
– Успокойся. Единственное, чем ты сейчас можешь помочь людям – это как можно скорее запустить генератор.
Продолжаем движение. Шелестят деревья, звуки наших шаги отражаются от стен домов. На перекрестке поперек проезжей части стоит Газ-53 с желтой цистерной, украшенной надписью «Молоко». Боровиков приказывает мне осмотреть машину. Перехватываю пулемет наизготовку и бегу к «газону». Лобовое стекло выбито. В кабине пусто. На дверце – брызги крови, как будто рядом зарезали свинью. Я ставлю ногу на подножку, заглядываю внутрь.
– Товарищ подполковник, ключ в замке зажигания.
– К машине! – командует Боровиков и вся группа, лязгая оружием, бежит к молоковозу.
Оружия мы взяли от души. У каждого – пистолет, автомат АКСУ-74, или, в просторечии, «сучок», вдоволь патронов. Плюс мой пулемет. В сущности наших сил достаточно, чтобы подавить сопротивление какой-нибудь банды. Но наш противник – не бандиты, а умруны. Некробы. У меня ум за разум заходит, когда пытаюсь понять, что они такое.
Пархоменко садится за руль. Боровиков рядом. Военком и старлей Галиуллин втискиваются в кабину. Дверца захлопывается. Мне остается только вскарабкаться на бочку и пристроить пулемет на люке.
«Газон» трогается с места, разворачивается. Нам предстоит проехать через самый центр города. Что нас там ждет – можно только гадать.
Первого некроба встречаем за два квартала до площади. По центру дороги, аккуратно обходя брошенные машины, вышагивает мужчина в светлом костюме и при галстуке. На первый взгляд он выглядит как нормальный, обыкновенный человек; у него открытое, располагающее лицо, за пуговицу привязан красный воздушный шарик – наверняка подарок сыну или дочке. Но землистая кожа, остановившийся взгляд и неестественная, ходульная походка заставляют меня снять РПК с предохранителя.
Машина останавливается. Пархоменко опускает стекло и командует из кабины:
– Сержант! Огонь!
Я прицеливаюсь – и медлю. Мужчина приближается. Его коричневые начищенные туфли громко шаркают, полы расстегнутого пиджака болтаются. Такой походкой ходят парализованные и пьяные. Парализованные, пьяные – люди!
– Стреляй! – рычит Пархоменко. – Ты что, уснул, греб твою мать?!
– Греби свою, дешевле встанет, – цежу я сквозь зубы – и не стреляю.
Не могу.
Я впервые вижу некроба так близко. Те, в квартире Терентихи – не в счет. Там все было очень быстро и очень страшно. Сейчас никакого страха у меня нет. Есть чувство досады, горечь какая-то. Обида.
Вот передо мной человек. У него есть работа, семья, любимая и любящая жена, дети. По выходным он ходил с ними в парк культуры и отдыха, покупал мороженное, потом пил пиво с друзьями. На рыбалку ездил, газеты читал вечером, футбол смотрел, «Пахтакор» – «Спартак».
А теперь он – бывший человек. Бычел. Некроб. Умрун. И я должен его убить. Убить уже мертвого? Или еще живого?
Как понять?
– Козел!! – это уже Боровиков. Он высовывается из кабины с пассажирской стороны и стреляет из автомата одиночными. Пули раскалывают асфальт у ног некроба. Тот прибавляет шаг. От машины его теперь отделяет не больше пяти метров. Подняв руки и раскрыв рот, некроб издает странный звук – то ли хрип, то ли вой. И тогда я нажимаю на спусковой крючок.
Грохот выстрелов оглушает. Пулемет прыгает в руках, гильзы летят вниз, весело звеня об алюминий бочки. Стрелять из РПК нужно уметь. У него сильная отдача и ствол здорово уводит в сторону. Первая моя очередь уходит «в молоко». Стиснув зубы, прицеливаюсь снова – хотя чего тут целится, стрелять приходится практически в упор! – и даю вторую очередь.
Попадаю. В ногу. На светлой ткани брюк расплывается темное пятно. Некроб не обращает на рану никакого внимание. Красный шарик вьется над ним, словно поплавок. И тут нога подламывается и он падает на асфальт. Падает – и поднимается, опираясь на колено.
