Бенджамин Перси - Красная луна
Но все мысли быстро исчезают. У волка, которым она стала, нет времени на раздумья. Сознание сужается и концентрируется. Главное — выжить. Больше не существует ничего: ни любви, ни грусти, ни страха, ни тоски. Волна адреналина прокатывается через все тело, бросает ее к окну. На Клэр стремительно надвигается странная сгорбленная фигура — собственное отражение, которое она едва узнает. А потом девушка вылетает в ночь.
Осколки стекла ранят. Нет ни крыши, на которую можно спрыгнуть, ни водосточной трубы или решетки, по которым можно слезть. Только черная ночь, и Клэр в облаке из сверкающих осколков и снежинок падает сквозь нее, сквозь пустоту, извивается на лету, а в ушах свистит ветер. Земля несется ей навстречу.
Землю уже покрыл снег, но его слишком мало, он не смягчает падение со второго этажа. Клэр приземляется на все четыре конечности, перекатывается, скользит по лужайке. На снегу остается след — неровная продолговатая клякса, в которой зеленеет трава. Девушка врезается грудью в дерево, растущее на краю лужайки. От сильного удара перехватывает дыхание. На мгновение ночь смыкается вокруг нее, но потом Клэр с шумом втягивает воздух. Запястье горит огнем, будто в него ткнули раскаленной кочергой. Она вся в порезах.
Из окна ее комнаты льется свет, и на поляну ложатся неровные оранжево-желтые треугольники и шестиугольники. Клэр сейчас прямо в пятне света, но вот его заслоняют тени — это люди врываются в ее комнату.
Она стряхивает с себя боль, вскакивает и замечает ярдах в двадцати Высокого Человека в черном костюме. Тот с любопытством смотрит на нее, склонив голову набок. Потом делает шаг и стремительно бежит к ней, вытянув вперед длинные руки.
Клэр бросается прочь от дома, мчится к деревьям. Вокруг вьется снег. Она словно очутилась внутри плотного ватного облака, сквозь которое иногда проглядывают шаровые молнии окошек и черные тучи высоких сосен. Среди них она и спешит укрыться.
Глава 3
Мириам встает рано. Натягивает джинсы и теплый джемпер, подходит к окну гостиной. Ее лицо двумя вороновыми крылами обрамляют черные растрепанные волосы. Черты у нее такие резкие, что о профиль Мириам, кажется, можно порезаться. Ей далеко за тридцать, но об этом трудно догадаться, о возрасте говорит лишь суровое выражение лица. На улице в полумраке гнутся и скрипят высоченные орегонские сосны. Ветер свистит в дверных и оконных щелях — похожий звук получается, когда дуешь в бутылку.
Рядом с домиком небольшая заросшая кипреем, кастиллеей и мхом каменистая прогалина в форме полумесяца. Через нее проходит исчезающая в лесу подъездная дорожка, на которой стоит грузовик, старый «додж рамчарджер», черный с серебром. Добежать от деревьев до ее крыльца можно за считаные секунды, и женщина внимательно оглядывает затаившиеся между стволами тени.
Там кто-то есть. Мириам чувствует это так же отчетливо, как жабы и дождевые черви чувствуют приближение грозы. Просто меняется атмосферное давление, и они выползают из своих укрытий. Мириам знает наверняка. До предела обострившиеся чувства не раз спасали ей жизнь. Глаза женщины прищурены, а уши будто бы встали торчком.
Минут десять она стоит у окна, а потом наконец возвращается к обычной утренней рутине: идет в кухню варить кофе. Если что-то и надвигается, лучше встречать неприятности, как следует проснувшись.
Мириам не включает лампу: света и так достаточно. Он льется из единственного окна, выходящего в лес. Здесь деревья подступают совсем близко к дому, и стволы тополей белеют, словно оскаленные зубы. Под окном изгибается в форме буквы «Г» столешница, покрытая серым огнеупорным пластиком, похожим на гранит. В нее вделаны плита с четырьмя конфорками и глубокая раковина. Рядом с раковиной примостилась кофеварка. Нужно смолоть зерна и налить воду. Вскоре кофе принимается булькать, а Мириам открывает ящик кухонного стола и достает оттуда кое-что посерьезнее обычного ножа. У нее по всему дому спрятано оружие, а здесь лежит «Глок-21» сорок пятого калибра. В барабане — тринадцать патронов.
Мириам прячет пистолет за пояс. Солнце поднимается все выше, тени отступают от домика, теперь они притаились в углах кухни. Женщина наливает полную кружку и возвращается в гостиную. Но там вдруг останавливается, так внезапно, что кофе выплескивается через край и обжигает пальцы. Сквозь овальное матовое стекло, вделанное во входную дверь, виден чей-то силуэт. Гость настолько щуплый, что не разобрать, мальчик это или мужчина.
Завывает ветер, дымится кофе. Мириам ставит чашку на журнальный столик и идет к двери, медленно переступая босыми ногами, стараясь, чтобы пол не скрипел. Протягивает руку и ощущает легкое покалывание: между пальцами и ручкой проскочила голубая искорка. Открывать она не спешит — прислоняется к двери и громко говорит:
— Пак, оставь меня в покое.
Тень безмолвствует.
— Я не желаю больше в этом участвовать.
— Ты нам нужна, — отвечает незваный гость. — Открой дверь.
Как же она ненавидит этот голос, всегда его ненавидела. Прерывистый, резкий, похожий на завывание расстроенной флейты.
— Пошел прочь. Убирайся.
— Ты нам нужна, — повторяет Пак.
Ветер набирает силу. Мириам чувствует его, чувствует, как он задувает через дверные щели, в нем ощущается привкус снега. На высоте пять тысяч футов зима всегда наступает раньше.
— Мы хотим вернуть тебя.
Мириам шепчет одними губами: «Черт», а потом утыкается лбом в стену, дергает засов и распахивает дверь. Ветер тут же врывается в комнату, треплет ее волосы, перелистывает страницы лежащей на журнальном столике газеты.
На крыльце, широко расставив ноги и уперев руки в бока, стоит невысокий поджарый мужчина. На нем темно-синие джинсы и обтягивающая черная футболка. Очень светлые, почти белые, волосы тщательно политы гелем и торчат в живописном беспорядке. Улыбающийся Джонатан Пак жует жвачку и приветливо поднимает правую руку. На ней недостает мизинца и безымянного пальца, вместо них белеют шрамы. Шрамы от когтей, напоминающие следы гигантских червей, украшают и его грудь и спину под футболкой. Мириам знает это, потому что те раны нанесла Паку именно она.
— Ближе не подходи, — предупреждает хозяйка, — иначе потеряешь и остальные пальцы.
Пак опускает руку. Его губы чуть подрагивают, а потом улыбка становится еще шире.
— Я чувствую запах кофе. — Он раздувает ноздри. — Может, пригласишь меня в дом и нальешь чашечку?
— Еще чего не хватало.
— Жаль, я бы не отказался от кофе. — Жвачка с громким звуком лопается. — Дорогая, ну почему бы тебе не впустить меня?
— Нет. Повторяю: оставь меня в покое.
— Честно и откровенно. — Пак легонько пожимает плечами. — Значит, я нежеланный гость. Что ж, побеседуем здесь.
— Я не хочу ничего слышать.
— Ты же смотрела новости? Да? И знаешь, что мы сделали?
Словно в ответ на его слова, порыв ветра сбрасывает с кофейного столика лист газеты.
— Да, я знаю, что вы сделали.
У Мириам широкое крыльцо, на двух сосновых столбах покоится навес; каменная лестница спускается к посыпанной мелким гравием извивающейся тропинке, которая ведет к подъездной дорожке. А там стоит Моррис Магог. Не человек, а настоящее чудовище. Ее ничуть не удивляет его появление: эти двое почти всегда ходят вместе. Магог — широкоплечий здоровяк больше семи футов ростом. Длинные рыжие волосы. Все лицо заросло лохматой бородой. Больше почти ничего и не разглядеть — борода да пустые голубые глаза. Ветер треплет длинный кожаный плащ, из рукавов которого торчат огромные ручищи: ладони сильно смахивают на бейсбольные перчатки. Мириам только пару раз слышала, как этот человек разговаривает. Его голос похож на грохот камнепада. Однажды при ней гигант попросил у Пака конфетку.
— У тебя было вдоволь времени, Мириам, ты и так уже достаточно долго горевала. И не думай, мы все понимаем. — Пак продолжает улыбаться, но в голосе его появляются стальные нотки. — Но теперь хватит, со скорбью покончено. Потому что у нас есть планы. Большие планы. В том числе и на тебя. И мы пришли за тобой. Ты пойдешь с нами. Вот и весь разговор.
Мириам знала, что однажды этот день наступит. Она покинула мужа, покинула пещеры, покинула Сопротивление, но всегда знала: совсем скоро за ней придут. Последние несколько месяцев женщина постоянно чувствовала их присутствие. То и дело подозрительно всматривалась в ночной лес, но видела лишь свое собственное отражение в оконном стекле. Несколько раз замечала чужие следы: отпечаток ноги под окном, запах сигарет в кабине незапертой машины. Мириам явно давали понять: она под колпаком.
— Никуда я не пойду.
Они смотрят друг другу в глаза. Пак надувает пузырь из жвачки, и тот лопается с тихим свистом.
— А у тебя, в общем-то, нет выбора.
