Наталья Калинина - Чужая ноша
Бабушка горестно вздохнула, видимо, ворошить старое было очень тяжело.
– После свадьбы Иван с Тоней уехали из деревни – подальше от сплетен и пустых разговоров. Обжились в этом городе. Ваня работу нашел, а от завода ему квартиру эту дали. Почти сразу. Дом построили специально для молодых специалистов. Тоня уже Олечку ждала, так что квартира была для них большим счастьем. Жить бы им да радоваться… Ох, горе, горе… Тонечка в родах умерла. Ох и мучилась, бедная, никак разродиться не могла. Я тоже в город переехала – хотела, как Иван, устроиться на завод. В деревне-то что делать молодой девчонке? Да еще думала сестричке первое время после родов с ребеночком помочь. Она ведь сама-то еще практически ребенком была! Да не судьба… Тоня незадолго до родов сама не своя стала, будто чувствовала свой конец. Плакала часто, боялась чего-то… Иван потом проговорился, что во сне она стала частенько бормотать, будто ей страхи какие виделись. Боялась, видимо, родов-то… Видимо, и правда, чувствовала смерть свою. Ох она и мучилась, бедняжечка, когда рожала. Криком кричала, а акушерка-то и помочь толком не могла. От боли Тоня даже помешалась немного, бредила. Себя чуть цепочкой не задушила, на которой украшение носила, Иваном, видимо, подаренное. Мне это акушерка уже потом рассказывала. Вернула Тонечкины вещи вместе с порванной цепочкой, рассказав, что перед самой смертью Тоня с себя ее сорвала и на пол швырнула. Как Олечку родила, так и померла… Ох Иван и страдал. Видимо, тоже от горя помутился, долго дочку не признавал, обвиняя ее в Тонечкиной смерти. А чем малышка-то виновата? Едва появившись на свет, осиротела… С девочкой я стала нянчиться. А потом Иван, когда уж немного оправился от смерти жены, предложил мне замуж за него выйти, чтобы я могла девочку удочерить и воспитывать ее. Вот так я и вышла замуж за твоего деда. Мужем и женой друг другу мы так и не стали. Иван все не смог забыть Тонечку, сам не свой без нее был, запил. Вот так и жили мы – Ваня пил, а я девочку растила. Прожили мы вместе недолго, меньше года. Иван следом за Тоней ушел. Напился зимой и, уснув где-то на улице, замерз. Не смог жить без Тонечки. Дочку так и не полюбил – не удержала она его. Вот такая история, Ларочка…Такая, деточка, жизнь.
Лариса, потрясенная, молчала. Рассказанная бабушкой история ввела ее в грустные раздумья.
– Ба, а что стало с той девушкой, которую мой дед перед самой свадьбой бросил?
– С Лидой? Не знаю. Страдала она очень. А потом куда-то пропала из деревни. Кто-то говорил, что видел ее… Я из деревни вслед за Тоней и Иваном уехала и приезжала туда потом считанное количество раз – на похороны матери, да потом – на отцовы. Тонечку тоже на деревенском кладбище похоронили. И Ваню. Лиду я не видела и ничего о ней больше не слышала. Мама твоя очень похожа на Тоню, только глаза – Ивановы. Ты тоже, Ларочка, в эту породу пошла – светленькая и глаза голубые дедовы. Аленушка наша, царство ей небесное, пошла в породу отца вашего – совсем другой внешности…
Бабушка тяжело вздохнула и, бросив взгляд на настенные часы, всполошилась:
– Ба-атюшки! Лариска, опоздаешь ведь! Мне потом переживать, а ну-ка на автобус не успеешь. Заболтала я тебя, старая чукча… Давай-ка, быстренько! А я пока тебе пирожков в дорогу заверну.
Лариса на автобус успела, хоть и примчалась на автовокзал почти перед самым его отправлением. Ей повезло с соседкой по месту: пожилая женщина, поставив себе на колени перевязанную вместо крышки платком корзинку, мирно сложила на ней руки и уснула. Лара же спать не могла. Глядя в окно на унылый ноябрьский пейзаж, она слово за словом восстанавливала в памяти бабушкин рассказ и приснившийся накануне сон с тем, чтобы потом, когда она будет пересказывать все Инге, не упустить ни одной детали. «Я уже еду домой. Есть что рассказать», – на подъезде к Москве она отправила Инге сообщение на мобильный. И получила ответ: «Могу заехать к тебе сегодня, позвони». «Ок», – отписала она Инге. Какой бы уставшей она себя ни чувствовала, лучше сегодня передаст Инге дневник и отчитается по поездке.
XIX
Майя после работы поехал не домой, а в их с Ларисой любимый бар. Она заняла свободный столик и в ожидании подруги заказала себе слабоалкогольный коктейль. Задумчиво потягивая через соломинку напиток, она, пока не пришла Лариса, пыталась привести в порядок свои мысли и справиться с грустью. Но мысли, так неожиданно вышедшие из-под контроля, едва систематизировавшись, тут же снова в беспорядке рассыпались. Сталкивались, сбивались, разлетались – не последовательные, оборванные, мельтешащие. Прикуривая от зажженной свечки, Майя в сердцах даже выругалась, раздосадованная на себя и за хаос в мыслях, и за щемящую грусть, и за так неожиданно вспыхнувшие эмоции. Как они могли возникнуть – эти эмоции – у нее – немного циничной, расчетливой, «непробиваемой»? Недоразумение какое-то…
Плохо было оттого, что она словно попала в ловушку собственных убеждений и предпочтений и так неожиданно вспыхнувших чувств. Она бы даже сказала, нелепых чувств. Ими бы и поделиться с близкой подругой, чтобы хоть немного выпустить их из души, клокочущие, как в закрытом автоклаве, да, с другой стороны, обнажить их – значит, признать, что все ее убеждения и предпочтения, на которых строилась ее жизнь – не более чем мишура, красивая фальшивка. Майя бы скорей признала, что фальшивка и недоразумение – ее вспыхнувшие эмоции. Она не сможет принести им в жертву зазубренные до автоматизма правила, по которым строила свою жизнь. И не признается, что угодила в ловушку собственных предубеждений.
А эмоции кипят, накаляются, близятся к критической температуре, грозя в скором времени рвануть и разнести в осколки все то устоявшееся, монолитное, привычное, на чем, как на трех китах, строилась ее жизнь. Погасить их, убить, охладить – верное решение, пусть и сложно выполнимое. Но так ли ей хочется душить на корню едва только зародившиеся чувства, которые она не испытывала давно – так давно, что, казалось, и не было в ее жизни ничего подобного?
Нелепость какая…
Майя допила коктейль и, подозвав официанта, заказала еще порцию. Если Лариска не придет в ближайшие полчаса, она таких порций закажет неопределенное количество, что в конечном итоге грозит ей опьянением. Майя усмехнулась, вспомнив недавний случай с подругой, когда та в этом баре наглушилась водки с соком до полувменяемого состояния. Тоже топила свои чувства…
Лариса немного опоздала. Влетев в помещение бара, она бегло окинула посетителей взглядом, отыскивая подругу, и, заметив, обрадовано устремилась к столику в самом дальнем углу.
– Привет! Извини, задержалась на работе, – она с шумом села и перевела дыхание. – Жуткая погода, замерзла до посинения.
