Кукла вуду (СИ) - Сакрытина Мария
У меня появился балл за самоуправство в Рождественскую ночь. Не знаю, почему Антон с Ирой так его оценили (хотя я и правда спасла человека…), но после этого Антон решил мной восхищаться, а Ира, кажется, стала побаиваться. В общем, один раз я почувствовала себя победителем и, видимо, психологи правы, меня это изменило.
Я убираю рюкзак обратно под стул, прячу руки под столом (чтобы не видно было, как они дрожат) и заставляю себя посмотреть на Веню прямо. Мда, победа победой, а всё ещё страшно. Почему-то к колдуну ехать было проще.
- Ну? – поднимает брови Веня. - Долго мне ждать?
- Не д-дам.
- Чего?
- Не. Дам. – Я беру себя в руки. – Уйди.
Веня смотрит на меня так, словно мышь вдруг заговорила. Впрочем, примерно это и случилось.
- Алиева, ты чего? Совсем попутала? Домашку гони! – шипит он.
На нас уже посматривают с соседних столов. Чёрт, это конец моей репутации тихони. Я так долго строила вокруг себя эту стену, лишь бы меня не трогали, лишь бы всё было хорошо.
Ну и что? Было всё хорошо? Да ни черта!
- Уйди, - повторяю я. – И делай свою домашку сам.
Веня удивлённо таращится на меня.
- Алиева, ты охренела? Что, думаешь, нашла себе папика, шмотки дорогие нацепила – и всё можно? Или что ты спишь с математиком, даёт тебе какие-то бонусы? Да ни фига!
Теперь я дрожу от ярости. Ещё хоть слово, и я выверну на этого гада морс. И не отмоет он потом свою белую рубашечку…
- А ну-ка! – Венька тянется за моим рюкзаком, но я тычу ему в нос телефоном. И сладко говорю:
- Что, Веня, хочешь списать мою домашнюю работу?
Он отшатывается, а я ставлю диктофон на паузу.
- Давай, заставь меня. И это аудио отправится к директору. Сейчас же.
- Ну Алиева, - шипит Веня, зло глядя на меня. – Ну ты попала.
И выхватывает у меня телефон. А потом с размаху грохает его об пол. Ещё и пяткой добавляет, чтобы уж точно экран в крошево, а микросхемы – к чёрту. И всё это в полной тишине столовой. А кухарки, девушки на раздаче, жадно наблюдают.
Сволочь, думаю я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Какая же ты сволочь!
- А теперь, Алиева, - ласково говорит Веня, приближаясь ко мне. – Ты отдашь мне домашнюю…
Я выливаю на него морс. Чёрт, боже, как же красивы пурпурные разводы на его белой рубашке!
Вениамин, остолбенев, смотрит на меня. Я медленно ставлю пустой стакан на стол и пячусь.
- Убью, - шипит Веня, и я понимаю: не врёт. И впрямь убьёт.
Тогда мне и правда становится страшно: я боюсь боли. А потом эта тварь будет унижать меня перед всей школой. Или…
Ну уж нет. Раз уж я голову подняла, раз уж умирать – то с музыкой!
Я зажимаю вилку в руке и смотрю, как Веня медленно подходит. Только тронь, только тронь меня, только!..
Потом Венька отрывается от пола, стремительно краснеет и хрипит.
- Домашку списать захотел? – улыбается Антон, ласково и одновременно зловеще. За его спиной стоит Никита и жестом манит других парней подойти. Те смотрят удивлённо, но встают, собираются рядом с нами, ждут.
А я прижимаю руки к груди и мысленно умоляю Антона вспомнить, что он обещал не показывать свои супер способности в школе и вообще молчать о нашей связи. Сейчас он как начнёт Венькой трясти! А если перестарается и покалечит?
- Антон, не надо! Пожалуйста!
Он не слушает. Толкает Веньку на колени, носом в пол, тычет в мой рюкзак, словно нашкодившего щенка, и приговаривает:
- Олю трогать нельзя. Нельзя. Нельзя! Уяснил? Уяснил?!
Вениамин хрипит – кажется, Антон слишком сильно сжал его ворот. Я трясусь, потому что это настолько всё… Он же обещал вести себя нормально! Как всегда! Он же обещал! И все на нас смотрят. Бесплатная мелодрама для кухарок!
- Антон, хватит! – взвизгиваю я. – Ну пожалуйста!
Он поднимает голову, мгновение глядит на меня. Потом всё-таки отпускает Веню. Смотрится тот жалко – красный, встрёпанный, весь в морсе… Мне его почти жаль.
Самое забавное: он встаёт, словно ни в чём не бывало, и даже пытается улыбаться.
- Тоша, ну я же не знал.
У Антона в глазах темнеет – то ли от заявления Вени, то ли от фамильярности.
- Пшёл отсюда!
Веня отшатывается.
- Понял. Ухожу, - и на меня зыркает этак обещающе. Дескать, не вечно тобой будет интересоваться прекрасный принц, а потом, Золушка, я тебе припомню…
Антон это замечает.
- Тронешь – убью, - спокойно обещает он.
- Да я ж понимаю! – ухмыляется Веня.
Поворачивается – и попадает в широкие объятья Никиты, за которым столпилась «свита».
- Понимаешь – это хорошо, - доверительно сообщает Никита. – Но мы тебе на всякий случай ещё раз объясним. Идём-идём.
Из столовой они уходят всей гурьбой, Веня в середине, и мне одновременно и жалко его, и не жалко (заслужил), и хочется… Хочется, чтобы Антон ушёл. Все смотрят…
Антон обводит взглядом столовую – тут же как по команде все отворачиваются и начинают заниматься своими делами. Но я же вижу, что косятся. Ещё бы!
Антон садится рядом и улыбается, как большой щенок, только что хвостом не виляет.
После поездки в Донской монастырь он изменился совершенно, и меня это пугает. Я понимаю, что происходит, ну конечно – Антон восхитился, рассмотрел во мне какие-то высокие моральные качества (половину напридумывал, как и мою неземную красоту). И теперь взялся за мной ухаживать.
И если раньше он делал это из жалости, то теперь бравый рыцарь и правда хочет завоевать Прекрасную Даму в моём лице.
Я же чувствую себя так, словно моя клетка вот-вот захлопнется. Просто… ладно, буду с собой честна – гормоны или нет, а я и раньше неровно к нему дышала. Красивый умный мальчик – запретный плод для меня. Нельзя влюбляться, нельзя – он потом меня бросит, и я буду страдать. Нельзя позволять ему получить надо мной власть, я не хочу, не дам, я…
В общем, чем сильнее Антон ко мне тянется, тем сильнее я уклоняюсь. Были бы мы… ну, например, котами, всё бы вышло проще: я бы врезала коту-Антону по носу, и он бы понял.
Антон-человек только строит из себя оскорблённую невинность и поёт: «Ну пожа-а-а-алуйста». И всё – я плыву.
Как же это бесит!
У Цветаевой есть прекрасное стихотворение – «Мне нравится, что вы больны не мной…» Раньше я его не понимала. Раньше, но не теперь. Мне, чёрт возьми, понравилось бы, если бы Антон оставил меня в покое! Сейчас, пока моя личная клетка ещё не захлопнулась, пока я не влюбилась, пока не потеряла окончательно голову. Сейчас мне ещё удаётся отводить от него взгляд и убирать руку, когда он тянется ко мне. Но ещё немного – и всё.
А потом он меня бросит. Конечно, бросит. Как отец маму.
И ведь даже эгоистичным мажором я его больше не считаю – после того, как он извинился позавчера… Не могу я о нём плохо думать. Он же, вообще-то, хороший. Да, ему повезло родиться в любящей семье, а мне нет. Но злиться на него из-за этого? Такая глупость…
А если не злиться – то я вот-вот влюблюсь. И это о-о-очень плохо.
- Я тебе ещё морс принесу, - говорит между тем Антон, и мне страшно подумать, что он знает все мои метания досконально. Может, даже специально их усугубляет. Он ведь читает мои чувства.
В очереди ему стоять, конечно, не приходится – кухарки от него млеют. Поэтому морс и мне, и себе (плюс десерт) он приносит слишком быстро – я не успеваю сбежать.
- Оль, ну что ты? – Он смотрит укоризненно.
Под его взглядом я сажусь и даже беру морс. Хуже всего, что если вылью его Антону на рубашку, в ответ получу не «Убью!», как от Вени, а взгляд побитой собаки. Я это знаю, и потому рубашка Антона остаётся целой.
Боевая я стала последнее время. Просто мышь на тропе войны.
- Оль? – Антон заглядывает мне в глаза. – Он успел тебя обидеть? Зачем ты поехала одна, я же хотел тебя проводить…
Ну да, будь моя воля я бы приехала сюда на автобусе. Но так хоть удалось уговорить Антона, у которого первых уроков сегодня нет, явиться без меня. Этот оживший мертвец и так произвёл в школе фурор – все дико радуются, что он жив, а уж сколько историй про его чудесное спасение из гроба я за утро наслушалась! Не счесть.