Эндрю Клейвен - По ту сторону смерти
Энни протянула младенца мне. У меня не хватало мужества смотреть на него. Не спуская глаз с Энни, я передал его Уильяму. Мать безучастно взирала на свое чадо, пока Уильям произносил магические заклинания. Мне показалось, что ее лицо, больше напоминавшее застывшую маску, есть не что иное, как отражение моей падшей души. У меня возникло странное ощущение, будто, убаюканный сонным бормотанием леса, я плыву, лишившись способности что-либо воспринимать, по безмолвному океану небес.
Уильям монотонно, нараспев повторяя одни и те же слова, опустил младенца на плоский камень, который служил нам жертвенным алтарем.
Голос храмовника нарастал, возносясь к самым верхушкам деревьев. Я отвел глаза, но успел заметить золотую рукоятку ножа, который Уильям воздел над головой; на стальном лезвии играли кровавые блики.
С губ младенца сорвался лишь слабый писк, истошно вскрикнула Энни; со свистом разрубив ночную мглу, нож ухнул вниз.
Появился Ансельм. Он нес серебряный кубок, чтобы собрать в него горячую кровь.
Я сбросил рясу и, обнаженный, вступил в холодную ванну.
Воцарилась тишина. Ансельм подошел ко мне, держа в руках кубок.
До сих пор, когда я вспоминаю ту ночь — какой бы растленной и проклятой ни была моя душа, — в горле у меня застревает комок, мне хочется выть, скулить и рвать на себе волосы. Но нет. Было бы лицемерием требовать к себе снисхождения, делая вид, будто во мне проснулось нечто человеческое, и изображать раскаяние. Воля человеческая свободна, а любовь Господня безгранична. Там, в ночном лесу, я сделал свой выбор.
Пред смятенными очами ангелов, перед взорами всех собравшихся я совершил омовение в крови агнца.
Итак, я записал сей рассказ, ибо не хочу унести свою тайну в могилу. С той ночи я прожил почти сорок лет. На моих глазах, один за другим, умирали мои сотоварищи, которым, по той или иной причине, не удавалось раздобыть свежую кровь, самый ценный ингредиент, без которого синий камень бесполезен. Я видел, как разлагается их плоть, слышал, как они кричат от боли. В их смятенных глазах читалось предвосхищение чудовищного конца. Но было уже поздно, слишком поздно. Взоры их с беспощадной стремительностью угасали.
И до сих пор долетают иногда до моего слуха их вопли из преисподней.
Однако сам я выжил. Для всех я сделался чужим. Я таился и выжидал. Я соблазнял жен ближних своих и умерщвлял собственных детей. Я клеветал на невинных, чтобы спасти свою шкуру. Я жил по волчьим законам. Люди осеняли себя крестным знамением, если им случалось услышать мое имя. Матери пугали мною детей. Священнослужители отрицали сам факт моего существования, и даже самые отважные рыцари содрогались от страха, сталкиваясь со мной на лесной тропе. Я стал их кошмаром, их наваждением.
Такой оказалась обещанная мне вечная жизнь.
И тем не менее — я должен это признать — все сбылось, как и было обещано. Теперь я умираю, однако мне было даровано сорок лет жизни. Я жил — и тело мое не состарилось ни на день. Оно и сегодня такое же, каким было десятилетия назад. Другие старились и умирали. А я обманул само время. Я не изменился.
И теперь мой долг — заявить, хоть я и не знаю, что испытываю, когда пишу эти строки: страх или радость. Грааль существует! Легенда о синем камне не выдумка! Я живое свидетельство его могущества! Умирающее свидетельство. Имеющий очи, да увидит.
Я хочу заключить свой рассказ пророчеством, предупреждением. Это то, во что я верю.
Я верю, что настанет день, и придет тот, кто отважнее меня, кто более искушен в хитрости и коварстве, кто до конца постигнет сокрытую в камне силу и в ком воплотится наконец моя мечта о Предвечном.
Но он всегда должен помнить о двух вещах. Всегда.
Первое: раз в полгода он должен иметь в достатке свежую кровь. Иначе все пропало. Именно отсутствие крови погубило сначала моих товарищей, а теперь и меня.
И второе: камень растворяется в воде. Камня требуется совсем немного, но следует помнить, что после растворения восстановить его невозможно. Поэтому в памяти необходимо хранить точную формулу его приготовления. Для этого я и привожу ее здесь.
Помните: если под рукой не окажется крови или камня — хотя бы одного из двух ингредиентов, — смерть — самая чудовищная, самая мучительная смерть, какую только можно себе представить, станет неизбежной
Но если у него, грядущего, будет в достатке и крови, и «синего цветка», перед ним откроются воистину безграничные возможности. Тогда — о, тогда! — какой властью над миром будет он обладать, какой бесконечной властью! Если люди поклоняются Христу лишь за обещание бессмертия на небесах, как будут преклоняться они перед тем, кто обладает этим бессмертием на земле! Если цари земные преклоняют колена перед распятием, какие дары способны они положить к ногам того, кто является живым воплощением бессмертия! В нем, в грядущем, моя надежда, что приближающаяся развязка, неотвратимая и мучительная, будет не напрасной. Ему я адресую этот документ, эту формулу и эти слова.
И из глубин преисподней, где мне вскоре суждено оказаться, я приветствую его сквозь времена.
VIII
НОЧЬ ЯГО
1
Сгущались сумерки. Лил проливной дождь, потоки воды заливали стекла сплошной пеленой. Окажись в тот час перед домом досужий наблюдатель, он увидел бы в окнах лишь тусклый желтоватый свет да слабое мерцание оранжевых бликов — знак того, что в комнате разожгли камин. Даже в те редкие моменты, когда ветер стихал и дождевые капли стекали по стеклам отдельными ручейками, редакционная комната журнала «Бизарр!» была скрыта от посторонних глаз плотной завесой дыма, за которой вырисовывался лишь размытый темный силуэт.
Харпер Олбрайт, попыхивая трубкой, наблюдала, как за окном сгущаются сумерки. Все хранили молчание. Бернард, сидя за компьютером, раскладывал пасьянс, и только ритмичные агрессивные удары пальцев по клавиатуре выдавали напряженное ожидание. Шторм, погруженный в собственные мысли, сидел на высоком вращающемся табурете, то выбивая пальцами дробь по крышке чертежного стола, то рассеянно массируя левую руку. София, свернувшись калачиком и обхватив себя руками за плечи, сидела у камина, время от времени поглядывая на диковинных существ, взиравших на нее с журнальных обложек, и на расставленные повсюду аквариумы с формалином.
Харпер беспрерывно курила. Мысли ее были далеко отсюда.
Эта странная череда мистических историй… Что за ними кроется? Что привело ее к этой тревожной ночи?
Прошло десять дней после встречи с Яго. Достаточно, чтобы обрести собственное видение событий. По крайней мере проанализировать их последовательность.
