За тридцать тирских шекелей - Корецкий Данил Аркадьевич
– Чего с хозяевами делать? – задал он вполне нейтральный и безобидный вопрос.
– Свяжи их! – приказал Голован. – И больше ничего! А ты, баран, пошел отсюда!
– Ты че, в натуре? – обиженно сопя, Молоток вышел.
Девушку связывать даже не пришлось: она была в шоке и, сидя на краю ванны, лишь всхлипывала и дрожала, пытаясь прикрыться обрывками платья. Голован просто закрыл дверь, оставив её одну. Подумав, всё же подтащил стоявшую в зале тяжёлую кадку с каким-то декоративным деревом, и подпер дверь.
Пришедшему в себя Валентину и его жене скрутили руки припасённой в чемоданчике верёвкой, усадив их спиной к спине на полу кухни. На шее у хозяина Серп заметил цепочку с ключом и сорвал грубым рывком, оставив на коже глубокую кровоточащую царапину.
– Сейф? – оскалился он. – Говори, падла, где он!
– В стене за шкафом, – с готовностью ответил Валентин, понимая, что долго уговаривать его не будут. У него хватило ума не сказать, что он узнал рэкетиров с «блошиного рынка», и оставалось надеялся, что сами они этого не поймут.
В сейфе оказались деньги и наиболее ценные золотые изделия: средневековые кресты, именные перстни известных князей и баронов, царские десятки, рюмки с монограммами Александра II и тому подобный антиквариат.
– Ух, ты! – довольно сопя, Серп рассовывал по карманам тугие пачки купюр. Молоток тем временем рылся в комоде и столь же радостно выгребал оттуда ширпотребовские украшения хозяйки: серьги, кольца, цепочки…
Голован сложил стопкой с десяток икон и принялся искать сумку, в которую их можно спрятать.
– Сюда давай! – Молоток открыл белый чемоданчик с красным крестом и помог уложить добычу.
– Молодец! – похвалил его Голован, давая понять, что инцидент исчерпан и зла он не держит. Это было немаловажно, атмосфера сразу разрядилась.
– Ну, чего тут еще? – по-хозяйски осмотрелся Серп и подошел к «фарфоровому шкафу». Здесь, за чисто вымытыми стеклами, находились белый корейский чайный сервиз династии Чосон, чашечки из красного китайского фарфора семнадцатого века, две маленькие сине-белые вазочки, произведенные в столице фарфора Джиндежене сто пятьдесят лет назад… По краям полок в изящных позах стояли балерины из мейсенского фарфора, в кружевных юбках, будто выполненных из обычной ткани. Это была жемчужина коллекции старшего Бернштейна, которая стоила не меньше, чем все хранившееся в сейфе золото. А может быть, и больше…
– Вот дураки, вместо того чтобы сюда всю свою красоту выставить, они здесь чашки да статуэтки, голимую ерунду держат, – сказал Серп. – А это что за хрень?
Рэкетир потянулся к статуэтке какого-то восточного мудреца, скрестившего ноги в позе лотоса. Он был одет в красный халат с золотыми разводами и голубые штаны.
– Всё, уходим! – сказал Голован, выходя в коридор. Молоток двинулся за ним, но у дверей кухни остановился.
– А этих? – кивнул он на связанных хозяев.
– Я тебе хоть слово про них сказал?! – грозно рявкнул Голован.
– Нет…
– Так чего ты спрашиваешь?! Я сказал «уходим»! Вот и делай, что я сказал!
Мимо них, оттолкнув брата, пробежал Серп и вылетел на лестничную площадку.
– Гля, как ты братана запугал! – неодобрительно проговорил Молоток, выходя из квартиры. Голован шел последним, он тихо закрыл дверь, и они спокойно спустились по лестнице. Серп ждал внизу. Он явно был не в своей тарелке.
– Что случилось, братуха? – дипломатично поинтересовался Молоток. – Чего ты бежал, будто тебя жареный петух в задницу клюнул?
Но Серп не поддержал изысканной речи.
– Чего ты лезешь с такими вопросами, твою мать! – вызверился он, вытаращив глаза. – Если бы тебя так клюнули, ты бы в штаны наложил!
Молоток пожал плечами и отошел – сейчас он был настроен миролюбиво, что случалось с ним нечасто. И причиной тому являлась гревшая сердце хорошая добыча…
Через пару часов, на «промежуточной» квартире, снятой специально для подобных случаев, Голован, Серп и Молоток, рассортировав похищенное, решили отметить удачное дело. Молоток достал из работающего как трактор холодильника «ЗиЛ» две припасённых заранее бутылки водки, Серп своим ножом, который использовал для всего подряд, быстро нашинковал огромными кусками варёную колбасу и хлеб, вскрыл банку кильки в томате, и все трое уселись на тесной кухне, за стол с прожженной во многих местах клеенкой.
Подняв стаканы, подельники в ожидании смотрели на Голована, но тот был угрюм и задумчиво смотрел на кусок колбасы.
– За воровской фарт! – сказал Серп.
Все выпили. Молоток тут же набросился на еду, Серп лишь занюхал кусочком хлеба, а Голован к закуске даже не притронулся.
– Чё не так, Голован? – спросил Молоток. – Чё смурной сидишь?
Голован, отвлечённый от своих мыслей, встрепенулся.
– Наливай!
– О, другое дело! – с набитым ртом промычал Молоток и поставил свой стакан поближе к остальным.
После выпитой второй закусили все.
– Кому цацки сбагрить, решил уже? – спросил Молоток.
– Решил, – кивнул Голован.
– Ну, ладно тогда… Не хочешь говорить… Тогда по третьей, что ли?
– Наливай уже, не считай!
Выпили по третьей, потом по четвёртой…
– Курить хочу! – заявил захмелевший Молоток. – Серп, открой форточку!
Сидевший у окна Серп исполнил просьбу, и Молоток жадно затянулся папиросой. На некоторое время на кухне вместе с табачным дымом повисла тишина.
– Слышь, корефан! – обратился к Головану осмелевший Молоток. – А чё ты мне не дал девчонку разложить? Чё свидетелей оставил? Ты чё, другую веру принял?
Голован сидел мрачный, угрюмо жевал хлеб, смоченный в томатном соусе из консервов, и ответил не сразу. Но когда ответил, то голос и лицо показали, что такие вопросы ему задавать не следовало.
– Да потому, бараны, что мне уже за таких, как вы, приходилось ответ держать!
– Ничего себе! – Молоток аж поперхнулся. – А перед кем ты ответ держал? По-моему, ты сам с кого хочешь спросишь!
– А Сыча и Круглого с Химиком помните?
– Ну, и что? – сказал Серп. – Ты же их грохнул и сжёг! Нам что за дело до них?
– Ещё раз бараны! Мы на Мойке дело делали, а нашли их, спаленных, за городом, на свалке у Петрозаводской трассы! А я сразу же на хату пришёл, с чемоданом полным хабара! Как это получилось? Как я их отвёз за город, когда успел их сжечь?
– А кто их сжёг? – спросил Серп. – Ты же пришел тогда с обгорелой рожей, сам рассказывал!
– Вот то-то и оно: слышал звон, а не знаешь – где он! Раз не знаешь, не гони туфту! А ответ я держал перед скелетом…
– Как перед скелетом?! – удивлённо произнёс Молоток, забывший о тлеющей в руке папиросе, пепел с которой падал на стол.
– Да так! Натуральный скелет. Сапоги на нём только были ментовские из прошлого да фуражка. Вот он с меня и спросил: почему убили хозяев, почему хозяйскую жену изнасиловали… И предъявил: «Такое зло только я могу творить»!
– Подожди, Голован! – примирительным тоном сказал Молоток. – Как скелет мог с тобой разговаривать? И откуда он вообще взялся?
– Вот так и мог! А откуда взялся… Не с небес, конечно… Скорей оттуда, – он показал толстым указательным пальцем под ноги, в грязный, затоптанный пол. Хотя, судя по движению пальца, который напоминал ворона, быстро клюющего рассыпанное зерно, показывал он не в пол, а гораздо дальше и глубже…
Снова повисла тишина. Молоток посмотрел на истлевшую в руке папиросу, бросил окурок в опустевшую водочную бутылку, убрал её на пол и посмотрел на Серпа. Тот за все время не проронил ни одного слова. Молоток тоже продолжать разговор не решился: спорить с бугром – себе дороже!
– Спать пойду, – сказал Голован. – Уберите тут всё, чтоб не воняло!
Он ушёл в спальню и вскоре оттуда донёсся мерный храп. Молоток закрыл межкомнатную дверь и вернулся на кухню.
– По-моему, у него крыша съехала!
Серп пожал плечами.
– И давно уже! – продолжил Молоток. – Это началось ещё в Москве, когда, помнишь, он эту… шапку отдал. Ну, корону эту… Как его? Мономаха, что ли…
