За тридцать тирских шекелей - Корецкий Данил Аркадьевич

Николаев по-мальчишески шмыгнул носом.

– Я потому раскисаю, что отношение ко мне другим стало. Раньше отец меня с собой в компании брал, и на днях рождения я у вас бывал, и вы меня поздравляли… А как отца не стало – все словно отрезало! И вы неделю назад отмечали, но я даже дозвониться не смог! А уж когда мне в прошлом месяце тридцать пять стукнуло, так вы и не вспомнили!

– А вот тут ты ошибаешься! – от пришедшей внезапно мысли Юздовский даже вскочил со стула. – Я тебе и подарок приготовил, только замотался, вручить не смог! Но это дело поправимое!

Он подошел к шкафу, открыл дверцу и вытащил фарфорового китайца.

– Вот, смотри какая прелесть! Эпоха Мин!

Граф поставил статуэтку на стол перед Николаевым. Тот наклонился, чтобы рассмотреть поближе, и расплылся в улыбке.

– Да, сразу видно, это раритет! Спасибо, не ожидал! Небось, вещь дорогая?

– О чем ты говоришь! – Граф потрепал его по плечу. – Разве для сына старого друга может быть что-то дорогое? Бери, радуйся приобретению, а захочешь продать, оцени вначале. Только к Охотникову не носи!

Китаец возмущенно качал головой. Но Николаев не обратил на это внимания.

– Значит, говорите, не придут они больше? – он встал.

– Девяносто процентов, что не придут!

– Ну и хорошо! Спасибо! – Николаев сунул подарок в карман.

Когда дверь за ним захлопнулась, Юздовский испытал облегчение: будто гора с плеч свалилась. Ну его нафиг, такие игрушки, без них куда спокойней. Да и с Виолеттой будет меньше скандалов!

Впервые за несколько дней Юздовский хорошо спал и, проснувшись, чувствовал себя как всегда, уверенно и спокойно. А насчет того, что он сказал Валентину… Так он не Кассандра – на сто процентов предсказывать будущее не умеет! А придут к нему бандюки или не придут: кто знает – у них у самих планы чуть не каждый час меняются… Так что девяносто процентов – вполне вероятный прогноз!

На дело пошли втроём: Голован, Серп и Молоток. В принципе, Голован считал, что уже не его уровень бомбить каких-то коллекционеров. Но он навел справки и убедился, что Николаев, хотя и имел невзрачный вид, был не «каким-то». Действительно, сын крученого и битого-перебитого деловика, на котором пробы было некуда ставить, который с серьезными блатными непонятки закрутил, через это и покинул сей мир… Все, кто знал Валентина, характеризовали его как человека недалекого, но хитрого и осторожного. А папашка, хоть и ушел в другую семью, ему немало оставил!

Жил отпрыск Бернштейна с женой и семнадцатилетней дочерью в доме старой постройки с высокими потолками и добротными дубовыми дверями. Кроме двух старых замков, засова и цепочки, Николаев приладил на входную дверь ещё два современных замка, поэтому проникнуть в квартиру подбором ключа или с помощью взлома было очень проблематично. Тем более что соседи, люди старой закалки, услышав малейший шум, могли наблюдать в глазки своих дверей и вызвать милицию.

Серп нашёл где-то небольшой белый чемоданчик, нарисовал на нём крест красной краской, внутрь положил медицинский халат, когда вошли в подъезд, надел халат на себя, а на лицо нацепил марлевую маску. Голован остался этажом ниже, Молоток, тоже в марлевой маске, присел под дверью в углу, а Серп позвонил.

Валентин Николаев сидел за письменным столом и сквозь лупу рассматривал подарок Юздовского.

– И что это за трещины? – бормотал он себе под нос. – Может, он разбитый был, да склеенный?

– Дзинь-дзинь, – голова статуэтки закачалась: слева-направо, справа— налево.

Это было не в первый раз: иногда такое происходило без всяких причин и постороннего вмешательства. Валентин на такие мелочи внимания не обращал и движения головы со смыслом ведущихся в тот момент разговоров не связывал: при чем одно к другому? А что башка у него качается сама по себе – так мало ли почему… Стол толкнул случайно или сквозняком подуло… Ерунда, короче! А вот если статуэтка склеенная – это не ерунда: тогда ее цена резко падает…

– Граф не такой добряк, чтобы мне дорогие подарки дарить, – пробормотал он.

– Дзинь-дзинь, – голова китайца изменила направление движения: теперь она кивала.

В дверь позвонили.

– Ира, посмотри, кто там, – крикнул Валентин. – Только осторожно!

– Сам посмотри, я готовлю, – отозвалась жена.

– Ладно! – неохотно согласился Валентин и поднялся со стула.

– Дзинь-дзинь-дзинь! – голова статуэтки снова качалась справа-налево.

– А ты иди на место, – он перенес китайца в «фарфоровый шкаф».

Серп позвонил еще, на это раз длиннее.

– Кто там? – глухо донёсся из-за двери мужской голос.

Серп поднял чемоданчик, чтобы крест было видно в глазок.

– Санэпидемстанция!

– Мы вас не вызывали!

– Прививки от холеры!

– А если мы не хотим? Я слышал, что теперь это добровольно…

– Да, но тогда вы должны написать отказ и расписаться!

После некоторого замешательства защёлкали замки и дверь приоткрылась. В образовавшейся щели показалось лицо хозяина, пахнуло грибным супом.

– Здравствуйте! – вежливо настолько, насколько мог, сказал Серп.

Николаев закрыл дверь, снял цепочку и снова открыл.

– Проходите!

Серп шагнул через порог, за ним тут же возник и Молоток. Валентин сразу понял, что допустил серьезную ошибку. Вдвоём они выглядели совсем не так, как должен выглядеть врач и, например, помогающий ему фельдшер: вряд ли эти медицинские должности занимают громилы ростом под метр девяносто и имеющие такие безжалостные глаза, рассматривающие будущую жертву поверх масок. Валентин, несмотря на закрытые лица, сразу узнал давешних рэкетиров. А следом зашёл и гориллообразный Голован, внешность которого тоже не внушала представлений о возвышенном, прекрасном и не соответствовала образу интеллигента, который просто хочет ознакомиться с коллекцией Валентина. К тому же в руке он держал «ТТ».

Сердце у Валентина покатилось вниз, ноги ослабли. Внезапно он понял, что наступил тот момент, который каждый деловик регулярно видит в кошмарных снах.

– Вы… – попытался он что-то сказать, но слушать его никто и не собирался. Кулак Серпа пришёл в нос и, забрызгав обои кровью, он отлетел по коридору к стене и сполз на пол.

– Валя, кто там приходил? – донёсся голос жены с кухни.

Серп, перешагнув через ноги хозяина, бросился туда. Через минуту раздался женский испуганный вскрик, но сразу же оборвался.

– Молчи, сука, удушу! – приказал Серп, зажимая хозяйке рот своей огромной, закрывающей почти всё ее лицо ладонью.

Женщина смотрела полными ужаса и слёз глазами, задыхаясь от страха, обиды и вони руки бандита, понимая, что в один момент перестала быть хозяйкой в этой квартире. Хозяйничали здесь теперь эти ужасные незнакомцы, бродившие в грязной обуви по идеально вымытым ею полам и ковровым дорожкам.

Молоток прошёл в зал, там никого не оказалось. Он прошёл в следующую комнату и тут же выволок оттуда девушку, ухватив её за талию. Она даже не кричала, а лишь пищала, как котёнок, от боли, разбрасывая в стороны руки и пытаясь за что-нибудь ухватиться. Молоток поставил её на ноги, прижался к спине, подхватил под мышками, приподнял и отнёс в ванную комнату.

– Слушайся, а то хуже будет! – по-звериному рычал он, сдирая с неё кусками тонкое платье.

– Отпусти! – голос Голована заставил его остановиться. Точнее, не столько голос – в такие моменты Молоток не слушал посторонних голосов и не подчинялся командам – сколько упёршийся в спину твердый ствол пистолета. А оружия он слушался всегда, ибо много раз видел, как оно переводило человека из одного состояния в другое: из живого в мертвое. Особенно, когда находилось в руках Голована.

– Ну, ты чё? – обернулся налетчик, всё ещё не отпуская девушку.

Голован взвёл курок.

– Хочешь, чтоб по стене твои бараньи мозги размазал?!

В проём двери заглянул Серп, но, быстро оценив ситуацию, вмешиваться не стал – он знал: в такие моменты Головану лучше не перечить.