Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха
Но на этом благодеяния жрецам окончились. Твердой рукой «новый фараон» взял бразды правления в свои руки и дал понять остальным жрецам, что их надежды вернуть былую власть совершенно беспочвенны. Единый бог Атон на небе, единый фараон на земле – и точка! Благоволение одному только жрецу Тота оскорбило остальных еще больше, чем все гонения Эхнатона-отступника.
Так продолжалось бы и дальше, если бы неведомая болезнь не унесла Нефертити в могилу. В народе тайком поговаривали, что фараоны «вошли во вкус яда». Но было похоже, что во вкус вошли жаждавшие мести жрецы…
Книга Тота хранилась в сокровищнице храма еще около века, пока ее не похитил и не увез с собой во время Исхода из Египта великий вождь потомков хабиру Моше. О том, что это была одна из главных святынь древней страны Та-Кем, свидетельствует факт: тогдашний фараон, скрепив сердце, отпустил свободолюбивый народ на родину. Но, обнаружив пропажу священной Книги Тота, бросился за якобы изгнанными лично, во главе своего огромного войска!
Лишь сомкнувшиеся над этим войском воды Красного моря прекратили погоню и позволили народу бандитов и пророков тайно хранить у себя святыню. Прочесть и осознать ее величие и мудрость могли только немногие посвященные…А когда наступили горькие времена разрушения иерусалимского Храма и рассеяния евреев-хабиру по всему миру, драгоценные свитки растворились среди моря народов, и память о них угасла… Затерялись среди людей и посвященные, продолжая хранить тайну и передавая ее из поколения в поколение.
Глава 24 Львовские откровения и заморочки
В маленьком, словно игрушечном VIP-самолётике вдруг объявили, что Киев не принимает из-за погоды – Настя как в воду смотрела! Решили совершить посадку во Львове. Черногорские власти так хотели оказать услугу российским коллегам – с одной стороны, и поскорее избавиться от явно опасных гостей – с другой, что готовы были высадить их и на Лысой горе. Опасных – не то слово! Между Их Преосвященствами Амфилохием и Михайло разгорелась такая буча с криком, визгом и взаимными провокациями, что крошечная страна забурлила, как чертов котел! И все из-за странных «туристов». Сам разгневанный президент страны приказал избавиться от непрошеных визитёров!
Ребятам было даже интересно: во Львове, красивейшем городе Европы, никому из парней бывать не доводилось, Настя же гостила здесь несколько дней в раннем детстве и мало что помнила. А погоды в предгорьях Карпат стояли как раз замечательные, с пушистым снегом и прочими зимними «приятностями»…
Что ж, Львов так Львов!
В аэропорту их встречали. Местные особисты были слегка удивлены внешним видом неожиданных гостей города: на таких самолетиках к ним обычно прибывали спесивые толстопузые дядечки с вооруженной до зубов охраной, а не молодежь с внешностью артхаусных кинозвезд…
Разместили их в приличном отеле, даже разрешили Насте в одном номере с Никитой поселиться, никаких документов спрашивать не стали. Данила по-княжески занял отдельный полулюкс и тут же, неугомонный, принялся теребить друзей на предмет «культурной программы». Хорошенькая кудрявая горничная – чекистская кобура только что из-под юбочки с крахмальным передничком не торчала – заученно посоветовала посетить собор Св. Юра, Стрыйский парк и площадь «Старый рынок». Помялась, напряглась, вспомнила: «и оперный театр…».
Центр города оказался чудесно-средневековым, чистеньким и нарядным, с коваными вывесками лавок и тесно примкнувшими друг к другу домиками. С опалово-серебристого неба шел легкий снежок, в воздухе было разлито предчувствие Рождества…
«Интересно, – подумала Настя, кутаясь в прелестную норковую шубку, только что купленную внимательным Данилой в модном бутике, – в этих униатских землях какой праздник значительней: Пасха, почитаемая православными главной, или все-таки Рождество, более важное для католиков? Впрочем, униаты и есть католики, просто литургия ведется по византийскому обряду»… Или же наоборот: православные, только подчиняются Римскому Понтифику. Не разберешь…
А Рождество уже везде заявляло о себе разукрашенными ёлочками в кадках, предпраздничной суетой в магазинах, огоньками крошечных лампочек, гирляндами увивших голые стылые стволы и ветви деревьев…
Ощущение безмятежного покоя вновь охватило ребят – даже следующий по пятам давешний дядечка-особист не смог омрачить его. Дядечку как бы негласно приняли в спутники, раз уж отделаться не представлялось возможным. Но и насколько этот покой мог быть обманчив, «маленькое войско» тоже помнило хорошо…
Проследовали к пышно-барочному, величаво-радостному собору Св. Юра. Темный Никита попытался выяснить, почему святого так панибратски величают: Юра. Типа и в Москве, что ли, можно так говорить: Святой Коля или Святой Вова? Был в который раз уличен в невежестве и затих.
Образованная Настя и тут не ударила в грязь лицом, объяснила:
– Юр, он же Юрий или Егорий – тот самый Георгий Победоносец, покровитель Москвы. Но и в Карпатах его очень даже чтут, не только в первопрестольной. Римский император Диоклетиан пытал его, но Георгий не отрекся от христианской веры.
– А я думал, что Георгия святым сделали за победу над драконом… – оказалось, что именно этот подвиг произвел в детстве на Никиту сильное впечатление. Потому он стал взбираться по лестнице, ведущей к вратам храма с удвоенной энергией.
В соборе царил полумрак, народу почти не было, только вдоль стен неслышно скользили монахи. Всезнающий Данила шепнул:
– Это василиане, братья монашеского униатского ордена. Их долго запрещали, и при царе, и при Советах. Теперь вот началось им раздолье…
Один из монахов приблизился, поклонился и задал вопрос на украинском языке, в его западенском варианте. Видя, что его не понимают, спросил на русском с сильным акцентом:
– Вы есть гости нашего города? Наш собор есть очень старый, на этом месте когда-то была древняя церковь, построенная еще в XII веке!
Данила напряг все свои способности и попытался заговорить по-украински, но быстро понял, что его не слушают: монах не мог отвести испуганного взгляда от руки Никиты. Быстро поклонившись, он засеменил к боковой двери и исчез.
– Ну вот! В который раз перстень интересен, а мы нет! – Никита растерянно улыбнулся. – Надо же, заметил! Не к добру это…
Дверца вновь отворилась, и навстречу ребятам устремился высохший старик в рясе. Он тоже низко поклонился и зашатался от волнения. Сопровождающий молодой монашек почтительно поддержал его. Старец заговорил по-русски вежливо и старательно-правильно, обращаясь почему-то исключительно к Никите:
