Наталья Сорокоумова - Арикона, или Властелины Преисподней
Потом он принес ей Библию. Читай, сказал он. И она читала. Святая книга открылась ей с новой стороны. Не было уже там божественных чудес и воскресений, а были слабости небесного войска, тысячи искушений, мимо которых не мог пройти ни один ангел, человеческая подлость и бессилие Отца. Открылись ей новые стороны земного бытия, в которых не нашла она ничего прекрасного и радостного, ничего светлого. Гнев, боль, страх и страдания – вот на что обрекала людей вера, но они все равно продолжали верить. У них никогда не было защитника – вот что поняла Арикона. И никто не собирался оставлять людям надежду – они сами придумали ее. Человечество болталось между небом и землей (как Потерянная Душа, подумала Арикона), и не видело счастья. И небо, и ад лишь на короткое время принимали перепуганные души, давали им короткую передышку, и опять выкидывали в яростный мир без всякой надежды. Демоны соблазняли людей, чтобы заполучить их души в качестве трофея, вроде боевого, а ангелы насылали на человека страдания, чтобы в муках и стенаниях совершенствовалась тонкая суть, тем самым увеличивая ценность души. И те, и другие людей ненавидели, точнее – презирали, как безропотную скотину. Впрочем, к собственной скотине у людей и то отношение было гораздо нежнее. По крайней мере, они заботились о скоте, баловали иногда, радуя вкусными кусочками и вниманием, защищали от хищников и непогоды, плакали, когда любимое животное болело и умирало.
Ангелы не плакали. Демоны не плакали. У них было еще очень много скотины с тонкой сутью-душой, ради которой они бились друг с другом. Самые слабые страданиям отдавались целиком, в слезах агонии благодаря Отца и ангелов за боль. Сильные рычали, плевались и проклинали все земное и неземное, осыпали руганью окружающих и делали свою душу грубой, несимпатичной, серой, совсем не привлекательной для тех, кто за ней охотился. А ведь это всегда была охота. Только с веками все перепуталось. Слабые не могли обладать сильной душой и поэтому считались мусором – «на безрыбье и рак рыба». У сильных души отягощались страшными грехами и в рай не годились, а для ада были слишком хороши. Тысячи душ, не имеющих права взойти на небо, и не впускаемые в ад, слонялись в виде приведений и духов по земле. Жалкие единицы умудрялись разрешить сомнения небесных судей по поводу своей дальнейшей судьбы, и определялись на постоянное место жительства строго по заслугам…
Она прочла Библию, и чувства ее обострились до крайности.
И отец Конрад принес ей «Книгу судеб». Не ту, про которую она слышала от Бенедикта. Обычную, написанную для людей. Снова не было ни в единой строчке и намека на покой и счастье. Вы рождены, чтобы страдать – вот о чем кричала книга. Нет вам места ни на небе, ни под землей, все занято истинными хозяевами, а вы, люди – досадное недоразумение, помеха, которую приходится терпеть. Но придет Судный день…
Арикона не стала читать дальше. Она сидела над раскрытой книгой и изумленным взглядом смотрела в пустоту, в которой пыталась найти искорку, проблеск своей веры… Но не было ее.
Отец Конрад не требовал, чтобы она пересказывала ему прочитанное. Потрясение от вновь узнанного ясно вырисовывалось на лице его ученицы, и спрашивать, что она думает по поводу книг, было по крайне мере глупо.
Когда он решил, что книг достаточно, он вывел ее во внутренний двор. Там расположились многочисленные чучела, изображавшие то ли людей, то ли демонов. Арикона решила, что пришло время для физических упражнений, и с облегчением вынула кинжал кашунов. Но отец Конрад сказал, забирая оружие:
– Пока что это тебе не понадобится. Успеешь намахаться своими кулаками.
Он спрятал оружие подальше.
Слушай ветер, сказал он. И она стала слушать, ничего не понимая. Ветер не хотел с ней говорить.
– Пойми, оружие против войска небесного – это не мечи и ружья, – говорил отец Конрад, неспешным шагом прогуливаясь по дворику, заложив руки за спину. – Оно сражается стихиями.
– Как это? – недоумевала Арикона.
– Видишь снег – стань снегом. Видишь ураган – стань ветром.
– Как? – спрашивала Арикона.
– Сливайся со стихией. Пойми ее. Почувствуй ее суть, и тогда она из противника превратится в союзника.
Она честно пыталась слиться, понять и почувствовать.
– Стань снегом…
Снежинки кружились над головой. Они тяжело опускались на ее горячие щеки и таяли, оставляя мокрые следы. Она поднимала лицо к мрачному небу и видела, как бесконечным потоком сыпется снег, и, казалось, что она поднимается навстречу ему, отрываясь от земли. Закружившийся ветер возвращал ее обратно, смешивая потоки и превращая их в вихри.
– Стань ветром… И огнем… И водой…
Арикона протягивала вперед раскрытые ладони. День за днем. Много дней подряд. Вот я, говорила она ветру. Остановись, поговори со мной, я хочу услышать твой голос – не тот стон, что пугает по ночам одиноких путников и трусливых малышей, жмущихся к горящим каминам, а голос настоящий, живой. Поговори со мной. Я хочу стать частью тебя. Прими меня такой, какая я есть, и не пытайся изменить. Просто прими…
Видишь, взывала она к дождю, я скорблю вместе с тобой о каждой капле, разбивающейся в каменных городах. Я лечу рядом с тобой и впитываю твою воду, как дар и как воздух.
Я хочу отдать свое тело тебе, молилась она рычащему огню, лижущему острым языком ее волосы. Я хочу стать твоим жаром, бушевать в горящих лесах и отражаться в каждом всполохе. Прими меня…
Они смотрели на нее и думали о своем.
Но ветер однажды остановился. Он замер у ее лица и сказал: я слышу тебя, но слышишь ли ты? Да, почти крикнула она, задыхаясь.
… Я всегда одинок, говорил ветер. Я мотаюсь по планетам и вселенным – вечно один. Где-то меня ждут, где-то проклинают, но никто не хочет говорить.
Я хочу говорить, сказала Арикона.
У нас много общего, сказала Арикона. Я одинока, потому что отвергнута и небом, и адом, как любой другой человек. Но люди боятся своего одиночества и твердят, что всегда есть надежда. Они не ищут спасения, они ждут его.
Нет надежды, возразил ветер. Для них никакой надежды, потому что их некому защитить. Сможешь ли ты стать их защитницей?
Я учусь, откровенно сказала Арикона. Но мне нужны друзья и единомышленники.
Ветер промолчал в тот раз. Тогда она сказала снегу: поговори со мной.
Снег ударил ее по щекам за дерзость. Он был весьма гордый и тщеславный. Арикона закрыла глаза и, превозмогая колючую отчужденность, пошла в самую середину снега. Видишь, я просто хочу стать тобой, говорила она спокойно. Я хочу почувствовать твою силу и волю. Я хочу быть такой, как ты – такой же гордой, независимой и сильной. Разве можешь ты отвергнуть меня, ту, которая пришла к тебе за советом и помощью?
