Даррен Шэн - Марш мертвецов
Я снова опустил взгляд на листы:
— Вы не убивали Адриана?
— Насколько я знаю, нет.
— И у вас нет соображений, что может значить список?
Вами ответил не сразу:
— Мне известно одно — откуда взялось название. «Аюамарка» — это из языка инков.
Я вспомнил, что И Цзе и Кардинал тоже говорили о корнях города, уходящих к инкам. Ноги затекли, я поерзал, меняя позу.
— Так у инков назывался месяц ноябрь, — объяснил Вами. — В буквальном переводе означает «марш мертвецов». Наши имена, разумеется, тоже от инков. Ты — декабрь, «великий праздник». А я — март, «цветочный покров», если верить книгам по истории.
— И что, все… — начал я.
— …имена в списке из календаря инков? — закончил за меня Вами и отрицательно помотал головой. — Нет. Есть еще несколько: Инти Майми, Атун Покой… да и все, пожалуй.
Я принялся сверлить взглядом список, будто пытаясь пристальным вниманием заставить его раскрыть свои секреты. «Марш мертвецов». Хорошего мало, на каком языке ни назови.
— А Кардинала вы про список не спрашивали?
— Нет, — ответил Вами. — Ему такие вопросы не по нраву.
Я склонил голову набок. Я действительно уловил едва заметный отзвук страха — или показалось?
— Но без Кардинала тут не обошлось, так? — Я продолжал гнуть свою линию.
— Глобальную зачистку досье в дворцовых архивах никому другому устроить не под силу, разве что Форду Тассо, но это не его стиль.
— А как же наши воспоминания? Их кто подчистил?
— У тебя тоже провалы в памяти?
— Вроде того. Людей — Адриана, например, — я как раз помню, но зато напрочь забыл всю свою жизнь до приезда в город. Я думал, это просто амнезия, но теперь…
— Догадываешься, что дело куда серьезнее, — кивнул Вами. — Я пришел к тем же выводам. Сперва подозреваешь отклонения у себя самого, но потом, когда начинаешь замечать то же у других… Есть вещи, которые неподвластны пониманию. Поэтому я и проникся интересом к этой папке. Меня всегда завораживало неподвластное.
Неподвластное…
— Вы знаете что-нибудь про слепцов в хламидах?
— Которые молчат как рыбы?
— Что?
— Они ни с кем не разговаривают. — Вами кивнул с видом знатока. — Так чтоб по-английски. Даже под пытками…
Со мной разговаривали, но я решил придержать язык за зубами. Незачем давать повод для ревности.
— Они тут всегда были, сколько я помню, — продолжал Вами. — О них мало что известно — сколько их, чем занимаются, — но время от времени сталкиваемся. Думаешь, они тоже причастны?
— Не исключено.
— Занятно.
Я подровнял листы на коленях и отдал обратно, решив, что вряд ли выясню больше.
— Что ж, раз на этом все, я, наверное, пойду, — бросил я небрежно.
— Вот так сразу? — Вами не двинулся с места. — А я думал, ты останешься и мы еще поболтаем.
— А смысл? Вы ничего не знаете, я тоже. Зачем отнимать друг у друга время?
— Ты знаешь, где я живу, — произнес он без выражения.
Я сжался:
— Знаете, я не собираюсь делать вид, будто понял вас. Я в свое время успел повстречать достаточно отмороженных извращенцев, но ни один не хранил отрезанные головы в холодильнике и бог знает что еще в морозилке. Что у вас самого в голове, я даже думать боюсь. Если хотите меня убить, убивайте. Но если намерены оставить меня в живых, тогда мне еще много куда надо успеть и много чего сделать.
Вами поджал губы и задумчиво кивнул:
— Ты интересный человек. Не такой, как остальные. Странный. В тебе есть искра, которой я не видел в других. Я оставлю тебя в живых. Думаю, так будет выгоднее.
— Спасибо, — сухо поблагодарил я и на негнущихся ногах пошел к двери. Перед самым выходом оглянулся. Вами даже бровью не шевельнул. — Если что-нибудь выясню, могу дать вам знать.
— Меня не так просто будет найти снова. Отсюда я уберусь в течение часа. Засиделся я тут, в городе. Пора двигать дальше. Но как-нибудь я тебя проведаю, если еще будет кого. — Он, наверное, ничего такого в виду не имел, но у меня все равно душа ухнула в пятки.
Допив пиво, он пошел за новой банкой к холодильнику и, нагнув голову, начал вглядываться в его недра. Змеи на подсвеченных лампочкой щеках будто извивались. Я выскочил за дверь и едва сдержался, чтобы не метнуться по лестнице бегом.
Остаток вечера мы с Амой провели в бесцельных скитаниях по городу. Я рассказывал ей про Вами, про его список и провалы в памяти. Заодно припомнил, как примерно то же самое мне говорила недавно Леонора. Ама, как и я, терялась в догадках, что бы это все значило. Мы строили самые разные предположения под негромкое урчание скутера, но так ничего и не добились. Наконец заехали поужинать в тихий ресторанчик, но толком даже не поели, потому что мысли были заняты другим.
— Теперь можно никуда не лезть, — сказала Ама. — Ты же видел список Вами. Из того, который хранится в архиве Дворца, ты ничего нового не узнаешь.
— У Вами старый. А я хочу посмотреть обновленный.
— Зачем?
— Может, среди добавленных окажется кто знакомый.
— Капак, ты когда-нибудь… ты бы смог… как думаешь, ты способен убить? — Ама посмотрела мне в глаза.
— Нет, пока не доводилось, но да, если придется, то смогу, — ответил я не раздумывая.
— А так, как Вами? Женщин? Детей?
— Нет, конечно. Он маньяк. Врага, того, кто встанет мне поперек дороги, я убью — но ребенка? Никогда.
Аму этот ответ, кажется, устроил, а вот меня нет. Я не мог за себя ручаться. Я почувствовал оторопь, внутренне содрогнулся, когда заглянул в холодильник Вами, но это лишь отчасти. А другая часть меня испытала восторг. Как ни тяжело признаться, но где-то в глубине души, не так глубоко, как мне бы хотелось, шевельнулась зависть перед его необузданной жестокостью.
Сняв номер в дешевом мотеле, мы решили слегка освежиться. Мне надо было в душ. После визита к Вами я пропотел насквозь. Я уже стаскивал брюки, когда почувствовал пристальный взгляд Амы:
— Что такое?
— Тогда, на днях, я тебя как следует и не рассмотрела.
— Вот и нечего на меня пялиться, — проворчал я.
Она звонко рассмеялась:
— Стесняешься?
Я улыбнулся:
— Сниму, если ты тоже снимешь.
Она улыбнулась в ответ и, лукаво кивнув, стянула с себя все разом. Мы устроились под душем вдвоем и дали волю рукам, как тогда во Дворце. Только в этот раз все было медленно и плавно, пальцы путешествовали по обнаженной коже, а губы сливались в поцелуе. Я ласкал грудь Амы, а ее ладони в это время творили что-то невообразимое ниже моего пупка, но до секса мы доводить не стали, оставили на потом.
Отправившись сушиться в комнату, мы сдвинули кровати и продолжили исследования. Я снова поразился необычайной красоте Амы. Не знаю, как бы оценили ее другие — для мужских журналов она бы вряд ли сгодилась, — но в моих восхищенных глазах она была само совершенство.