Алексей Атеев - Пригоршня тьмы
Шебалин докурил сигарету, далеко отбросил окурок и снова полез в яму. Как он и предполагал, могила была неглубокой. Вскоре лезвие лопаты стало царапать крышку гроба. Шебалин глянул на часы. С момента начала раскопок прошло чуть больше часа. Получилось даже быстрее, чем он ожидал. Он встал коленями на крышку гроба и замер: явственно ощущался снизу тяжелый запах. Значит, гроб не пуст. Тем лучше.
Он достал из кармана куртки плоскогубцы и нащупал гвозди по углам гроба. Против ожиданий, заколочен он был на совесть. Пришлось повозиться. Чувство эйфории куда-то пропало, и на смену пришла тревога. Нужно как можно быстрее покончить с этой бодягой. Он взял лежащие на краю могилы крючки и зацепил их за крышку гроба.
Наконец-то! Сейчас он поднимет крышку, и все станет ясно. Шебалин осторожно протянул веревку, стараясь, чтобы крючки не выскочили. Крышка чуть скрипнула и пошла вверх. Послышался шорох осыпающейся земли. Наконец крышка встала вертикально. Тяжелый запах разложения шел из могилы. Шебалин поспешно закурил и некоторое время топтался на месте, не решаясь осветить то, что лежало внизу. Все же он направил луч фонаря в яму. Труп был с головой укутан в белую ткань.
– Тьфу! – выругался Николай Ильич. Он попытался крючком поддеть ткань, но это никак не удавалось. Похоже, тело было целиком зашито в полотняный мешок. Интересно, зачем? Придется снова лезть в могилу да еще вставать ногами на труп. Шебалина передернуло от отвращения. Он спрыгнул и, стараясь не дышать, спустился в могилу, попытался встать на стенки гроба, но нога соскользнула, и он почувствовал, как она уперлась в тело мертвеца. Запах стал и вовсе невыносимым. Зажав одной рукой нос, второй с помощью ножа он распорол ткань, закрывающую голову. То, что он увидел, заставило его отпрянуть от неожиданности. Мертвое, покрытое бледно-зелеными пятнами плесени лицо вовсе не принадлежало Проше. Перед ним была незнакомая старуха.
– Фрося! – сразу догадался Шебалин.
Он поспешно вылез из ямы, опустил крышку и стал лихорадочно засыпать могилу.
– Все ясно! – бессмысленно повторял он, хотя ясно-то ничего и не было. Наоборот, все еще больше запутывалось. Кое-как закидав могилу, он воткнул в изголовье крест и почти бегом пошел к машине.
«Помыться бы», – тоскливо подумал он и вспомнил, что возле кладбищенских ворот есть колодец. Не опасаясь больше, что его могут увидеть, он набрал ведро воды и долго, тщательно мыл руки. Потом налил свежей и умылся. Сразу полегчало. Он сел за руль и нажал на педаль газа.
Теперь можно и обдумать все известные факты. Итак, в могиле Проши похоронена Фрося, сестра горбатой Амалии. Следовательно, Проша или жив, или лежит в другом месте. Фрося, видимо, умерла не своей смертью, скорее всего, ее задушили. Он вспомнил зияющие глазницы трупа, в которых к тому же что-то шевелилось, разинутый рот с виднеющимся черным языком и содрогнулся от омерзения. Кому помешала старуха? Видимо, она была свидетельницей чего-то. Чего? Схоронила ее собственная сестра. Факт установлен. Зачем-то зашила труп в простыню? Он вспомнил раскиданные по столу в доме Угрюмовых катушки ниток, иголки… Потом она либо сама повесилась, либо ее повесили. Опять же по непонятной причине.
«Вот что нужно сделать, – осенило его, – необходимо прямо сейчас отправиться в дом к проклятым старухам и там еще раз тщательно все осмотреть». Может, в нем имеются какие-то закоулки, на которые он не обратил внимания? Что именно ему предстояло отыскать, Шебалин не мог сказать с уверенностью. В глубине души он надеялся обнаружить Прошу, хотя подобная мысль казалась невероятной.
Некоторое время проплутав по ночным улицам Калинска, он наконец сориентировался и вскоре был уже перед знакомым домом.
Была уже глубокая ночь. В окрестных многоэтажках светились считаные окна. Чертов дом сейчас казался значительно больше, чем в светлое время суток. Его окутывал непроглядный мрак. Густой и непроницаемый, словно специально сгустившийся в этом зловещем месте. Калитка, как обычно, была не закрыта, да и кому было ее закрывать. Входная дверь тоже не заперта. Она тихонько скрипнула под рукой Шебалина, и он вошел в знакомую комнату. Луч фонарика скользнул по убогой обстановке, отразился в мутном зеркале. Здесь абсолютно ничего не изменилось. На столе по-прежнему валялись принадлежности для шитья. Шебалин заглянул в комнаты сестер. Пусто. Лезть на чердак? Он вспомнил болтающуюся на веревке горбунью, похожую на огромную летучую мышь, и поежился. Казалось, призраки сновали вокруг, невидимые и безучастные. На кладбище ему не было страшно, только противно, теперь же он ощутил под рубашкой легкий холодок. Хотелось убежать отсюда без оглядки, что-то явно угнетало сознание. Однако раз решил довести это дело до конца, нужно отбросить глупые страхи. Где еще он не смотрел? Ах да! Под домом наверняка есть подвал, на худой конец погреб. Глянуть туда, и уж тогда все. Можно спокойно ехать домой, что называется, с чистой совестью.
Пространство под домом закрывал люк, находившийся в сенях. Шебалин поднял крышку за железное кольцо и посветил в темноту. Вниз уходила приставная лестница. Пахнуло плесенью и еще каким-то странным знакомым запахом. Легким угаром, что ли? Возможно, здесь только что горела свеча.
– Есть кто-нибудь? – почему-то шепотом спросил Шебалин.
Все было тихо.
Он стал осторожно спускаться по лестнице и наконец встал на твердую землю. Луч скользнул по выложенным почерневшим кирпичом стенам, по каким-то замшелым бочкам, стоящим в углу, и наконец уперся в сидящую на некоем подобии нар фигуру. Сердце екнуло. Перед ним находился Проша. Его было трудно узнать, настолько оказалось изуродованным его лицо, но тем не менее это был, несомненно, он.
Шебалин бессмысленно шевелил губами, не зная, что сказать, но говорить неожиданно начал Проша.
– А, это ты, – без всякого удивления произнес он. – Я знал, что ты еще раз придешь сюда.
– Ты же умер? – в ужасе произнес Шебалин, чувствуя себя полным идиотом. На обугленном лице мелькнуло что-то вроде улыбки.
– Умер… – вяло произнес Проша. – Я не могу умереть. То есть, конечно, могу, но не так, как люди. А небесный огонь, как это называется… – Он запнулся.
– Молния, – подсказал Шебалин.
– Да. Молния. Она только повредила меня. Хотя довольно сильно. Поэтому я и сижу в этой яме. Поэтому меня и разлучили с Госпожой.
– С кем? – не понял Шебалин.
– С Госпожой, – повторил Проша. – Ты садись, – он кивнул на стоящее чуть в стороне древнее кресло, из обивки которого клочьями торчал конский волос, – и убери свет. Глаза болят. Я тебе ничего плохого не сделаю. Пока…
Шебалин, сам себе удивляясь, выполнил приказание, выключил фонарь и уселся в кресло, чихнув от поднявшейся при этом пыли.
