Алексей Атеев - Пригоршня тьмы
– Молния, – подсказал Шебалин.
– Да. Молния. Она только повредила меня. Хотя довольно сильно. Поэтому я и сижу в этой яме. Поэтому меня и разлучили с Госпожой.
– С кем? – не понял Шебалин.
– С Госпожой, – повторил Проша. – Ты садись, – он кивнул на стоящее чуть в стороне древнее кресло, из обивки которого клочьями торчал конский волос, – и убери свет. Глаза болят. Я тебе ничего плохого не сделаю. Пока…
Шебалин, сам себе удивляясь, выполнил приказание, выключил фонарь и уселся в кресло, чихнув от поднявшейся при этом пыли.
Проша чиркнул спичкой и зажег несколько огарков свечей, стоящих на перевернутой бочке.
– Хорошо, – удовлетворенно сказал он, – свет другой. Мягкий. Так чего ты хочешь?
– Ты зачем убил старух?
– Я не убивал. Они сами… – Голос Проши был тусклый и безразличный. – Они, понимаешь ли, очень боялись, очень переживали. И каялись… Ну и вот… – Он замолчал.
– Чего боялись?
– Наказания за свои грехи. Эта, которая все молчала… Не без ее помощи в соседнем доме жена убила мужа, а другая хотела убить чужую жену, и бабка упала с высоты на землю. А горбатая еще больше дел натворила. Тогда на площади, когда в меня попал небесный огонь…
– Как это понимать – не без участия?
Проша ничего не ответил, только посмотрел на Шебалина, его зеленые глаза сверкнули.
– Я бы хотел также знать, – сказал Шебалин, – зачем ты похитил девочку, почему приехал именно сюда, в этот дом, и как все последние события в Калинске связаны с тобой?
Проша молчал.
– Почему ты не отвечаешь?
– Я думаю, как тебе все сказать.
На некоторое время в подземелье повисло молчание. Шебалин обратил внимание, что речь Проши очень косноязычна. «Как у ребенка», – отметил он.
– Похитил… – наконец произнес Проша.
– Украл?
– Нет, не украл. Она – моя Госпожа. Я ее должен охранять. К сожалению, не могу хорошо говорить на вашем языке, передать многих понятий. Не хватает слов. Дело в том, что я пользуюсь тем количеством слов, которые знает Госпожа. Она – всего лишь ребенок. Когда произошло Слияние, ее слова перешли ко мне. Так должно быть по плану. Когда я был в больнице, то совсем не мог говорить, только понимал мысли людей вокруг меня. Понимал, но ответить не мог. Потом, после Слияния, я начал говорить, но плохо. Да мне и ни к чему было говорить хорошо. Мы с Госпожой и так понимали друг друга.
– Расскажи о себе поподробнее.
– Я – Страж, должен охранять Госпожу.
– И только?
– Нет, не только. Когда меня нет рядом, она снова становится маленькой девочкой. Я – ее сила. Вот как эта спичка, которая зажигает свечу. Нет спички – свеча не светит…
– Что такое план?
– Это я так говорю – план. Это слово очень неопределенно передает суть совершаемого действия. Я не знаю, в чем заключается план, где его начало, каковы его цели, знаю только, что план нужно обязательно выполнять. Это как программа в компьютере.
– Ты и это знаешь?
– Не я – Госпожа. Поверь, я знаю многое такое, о чем ты и не слыхивал. Просто выразить твоими понятиями не сумею. Госпоже в школе рассказывали про компьютеры. Когда мы вместе, программа начинает действовать.
– Понятно! – резюмировал Шебалин. – Значит, вы излучаете зло.
– Не зло. Мы как будто будим в человеке то, что спрятано глубоко у него внутри. То, что, в общем-то, является его истинной сутью. Не в каждом человеке главное начало – зло, но во многих. В нормальной жизни оно глубоко спрятано. Обычаи, условности, нормы поведения, страх перед законом не дают ему выйти на свободу. Госпожа освобождает его.
– Значит, она сеет зло в мир?
– Ни она, ни я – не добрые и не злые. Мы – просто часть плана.
– Кто придумал план?
– Этого я не знаю. Этого никто не знает.
– Почему вы попали именно в этот дом?
– Человек, который здесь жил когда-то, тоже был частью плана. Его нет в живых, но в этом месте существует как бы запас энергии, оставленный им. Таких мест довольно много. Во мне заложено определенное чувство, которое безошибочно позволяет мне находить такие места. Как магнитная стрелка, с помощью которой определяют направление движения.
– Компас, – подсказал Шебалин.
– Да! Компас! В таких местах, как это, сила тьмы влияет и на тех, кто здесь живет. Посмотри на сестер. Они ненавидели друг друга, и не только друг друга, но и окружающих. Они остались сухими ветками, они – отрыжка тьмы. Правда, каждая из них считала, что верит в высший разум. Но, по сути, верили они лишь во тьму.
– Ого! – усмехнулся Шебалин. – Философия…
– Философия? А-а, миросозерцание. Да, что-то вроде этого.
– Почему ты мне рассказываешь все это?
– Ты вступил со мной в контакт, значит, так того требует план. Если бы тебя нужно было убить сейчас, я бы это сделал. Но это не предусмотрено планом, и я с тобой общаюсь.
– Ты не человек, тогда кто же ты?
Проша засмеялся каркающим смехом.
– И снова ты не понимаешь. Как на это ответить: человек или не человек? Организм у меня такой, как и у тебя. Есть сердце, желудок и все остальное. Ты же видишь, я пострадал от небесного огня. Было очень тяжело. Но я намного сильнее, чем обычный человек, намного живучее. И время для меня течет иначе. И я почти не старею.
– Как робот?
– Механический человек? В ее сознании есть такое понятие. Не совсем, суть совершенно другая. Но, в общем, можно сказать и так. Пусть будет робот.
Шебалин молча рассматривал своего странного собеседника и старался понять то, что он сейчас услышал. Все это походило на бред. Но разве происшедшее не являлось бредом? А может быть, это чучело морочит ему голову?
– Нет, не морочу, – неожиданно проговорил Проша.
– Ты можешь читать мысли? – удивился Шебалин.
Проша молчал.
– А скажи, на площади в тебя ударила молния. Почему?
– Наверное, так нужно было по плану, а может быть… – Проша не докончил фразы и замолчал.
– Что, может быть?..
Он посмотрел на Шебалина, и глаза его вновь блеснули.
– Может быть, что-то или кто-то пытался нас остановить.
– Кто же?
Проша молчал.
– Значит, тьма не всесильна?
– Но ведь существует и свет?
– И кто же сильнее?
Не отвечая, Проша неожиданно содрал с обуглившегося лица большой лоскут черных струпьев, и Шебалин увидел на его месте гладкую розовую кожу.
– Заживает, – без всяких эмоций констатировал Проша. – Как только заживет совсем, пойду искать Госпожу. А ты можешь идти. Если расскажешь кому-нибудь о том, что услышал от меня, то умрешь.
– Как это – умру?
– Не знаю. Но так в плане. Имей это в виду.
Шебалин еще некоторое время сидел в кресле.
Потом поднялся, посмотрел на того, который оставался здесь, и стал подниматься по шаткой лестнице. Он аккуратно закрыл за собой крышку погреба и теперь, задумавшись, стоял в сенях. Фонарик был снова включен, и он машинально водил лучом по стенам, полу, потолку.
