Александр Варго - Нечто
– Я вынужден задержать вас, Тягушев, – официально заявил Вадим Викторович. – По подозрению в совершении убийства по предварительному сговору группой лиц.
Юра с трудом удержался, чтобы не расхохотаться. Нет, право, может, ему податься в ясновидящие?!
Вадим Викторович же, наоборот, выглядел мрачнее тучи. Его начинал бесить этот молодой человек. Даже заявление об аресте не произвело должного эффекта – парень продолжал безучастно смотреть в окно, будто прыгающие с ветки на ветку растрепанные воробьи занимали его внимание куда больше, нежели известие о предстоящей тюрьме.
– Задерживайте, – сказал Юра. – Надеюсь, вы обеспечите меня адвокатом?
Через три минуты в кабинет вошли два милиционера.
– В СИЗО, – коротко сказал следователь, быстро заполняя необходимые бланки. – Дома есть кто-нибудь? – спросил он у Юры.
– Есть. Мой кот.
– Перестаньте паясничать.
– Я не паясничаю. Разве домашние животные уже превратились в неодушевленные предметы?
– Я говорю о родителях, – следователь уже терял терпение.
– Я с ними не живу.
– Тогда едем на обыск. Соколов, приготовь машину.
Обыск ничего не дал. Перчатки, пистолет и нож Юра спрятал еще вчера, словно предчувствуя, что обыск не за горами. Следователь поставил в протоколе обыска кривую букву «Z», после чего юношу повезли в изолятор.
– Если что надумаешь, скажи дежурному, – напоследок сказал следователь немного раздосадованно. Юра подмигнул ему.
Железная дверь захлопнулась. Все, теперь он в тюрьме.
В тот момент, когда Юра оказался в камере, а Надежда располагалась в купе поезда, Анна Сергеевна подавилась сухарем.
42
Надежда поцеловала на прощание Алису, смахнула слезу и, обняв Анну Сергеевну, быстро ушла. Дверь закрылась, и какое-то время Анна Сергеевна прислушивалась к стуку каблучков соседки. Затем покачала головой. Надо же, сколько бед свалилось на нее, несчастную. Анна Сергеевна была глубоко верующим человеком и представляла, что ничего просто так не случается, все происходящие с человеком неприятности являются следствием его собственных грехов. Она неоднократно твердила об этом Наде, но та только простодушно отмахивалась: «Ой, отстань, Ань, у меня и так забот по горло».
Вот тебе и отстань. Сначала попала в больницу, затем эта страшная авария, теперь мать слегла… Неспроста все это. А потом еще этот неприятный тип, Юра. Анне Сергеевне он не понравился с первого взгляда, хотя, положа руку на сердце, ни к чему конкретному она придраться не могла. Парень как парень, но, увидев его, она сразу почувствовала легкий, но чувствительный укол в районе вены на виске. Было в нем что-то не то, и все тут.
Она зашла в комнату к Алисе. Мопс Сэм крутился у инвалидной коляски, в которой сидела девушка. Увидев Анну Сергеевну, он радостно завилял крошечным хвостиком, пофыркивая от возбуждения.
– Что, есть захотел, озорник? Погоди, я сперва твою хозяйку посмотрю.
Она присела на табуретку перед Алисой, еще раз поразившись, как эта ужасная авария изменила некогда привлекательную и милую девушку. Она очень похудела, рот стал больше и превратился в унылую тонкую дугу, кожа натянулась на скулах, а самое главное – глаза. Глядя в глаза Алисы, Анна Сергеевна неожиданно подумала про некогда очаровательный чистый пруд, который постепенно зарос камышом и стал болотом.
Она начала ласково говорить с Алисой, осторожно гладя девушку по волосам, и видела, что та ее понимает и даже силится что-то сказать.
– Все хорошо, маленькая, – успокаивала ее женщина. – Не все сразу. Потерпи, все будет нормально.
Она сделала Алисе укол инсулина, затем пошла на кухню ставить чайник. Девушка уже немного двигает руками, это хорошо. Может, дело и с позвоночником обойдется. Больно смотреть, как она страдает, просто сердце кровью обливается.
Когда чай заварился, она поставила на поднос чашки, блюдечко с конфетами и пряниками, а для себя взяла сухарей. Ее любимых, с изюмом. Она всегда обожала эти сухари, особенно макать их в чай. Жаль, что сейчас не делают таких вкусных сухарей, как раньше. Есть одно место, где их продают, но с ее ногами туда добираться – целая мука…
Они стали пить чай, и Алиса даже сама держала пряник. Чашку ей Анна Сергеевна пока не доверяла – больно тяжелая. Она не заметила, как тихонько начали подрагивать губы девушки и что уголки глаз заблестели от слез.
– Ю… Ю… Юра… – дрожащим голосом произнесла Алиса, роняя надкусанный пряник. Анна Сергеевна вздрогнула от неожиданности. Она в этот момент откусывала размокший в чае сухарь, и теперь этот кусок внезапно провалился в гортань, прочно застряв внутри.
– Юра, – уже более отчетливо произнесла Алиса. Теперь слезы бежали из глаз, она медленно подняла перед собой руки и смотрела на них, будто видела перед собой какое-то уникальное явление, и личико ее светилось от радости.
Анна Сергеевна закашлялась. Проклятый кусок сухаря, даже несмотря на то что был размякшим, упорно не желал проходить дальше в горло, и она попыталась вызвать рвоту, засунув пальцы в рот.
– Юра… Юра. ЮРА!
По всему телу Анны Сергеевны лезвием бензопилы пробежал удушающий спазм. Она уже не кашляла – хрипела. Лицо стало багровым, воздуха не хватало. Женщина медленно сползла вниз, уронив на себя чашку с чаем. Грудь и шею обожгло кипятком.
– Анна Сергеевна? – откуда-то из тумана послышался полный тревоги голос Алисы. – Анна Сергеевна, что с вами?! Вам плохо?
«Я умираю», – хотела сказать Анна Сергеевна, но свет неожиданно угас, и ее охватила ватная слабость. Последнее, что промелькнуло в мозгу женщины, было: инсулин.
Инсулин. Алисе нужно постоянно делать уколы.
43
Вадим Викторович задержался немного в дежурной части отделения – ему нужно было сделать важный звонок.
– Служба криминальной милиции? Прокуратура округа, Гриднев. Речкалова пригласите… Серега? Это Вадим. У меня один злодей в третьем ИВС. Да, да. Вместе с дружком бомжей завалил. Ага. Нет, в несознанке, чего бы я тебе звонил. Что говоришь? Ха-ха… Ладно, Серега, нужна помощь. Да, как всегда. Пришли сюда своих орлов, помогите расколоть орешек… разрешение я выпишу… да хоть сейчас. Имей в виду, у меня два дня. Ага… Ну. Какой разговор, с меня причитается. Да, Серж, ты это… аккуратней, лады? Личико, в смысле, не портить. Ты меня понял, ага? До связи. Пока!
Заметно повеселевший, Вадим Викторович вышел из ОВД. Когда-то, начиная карьеру в правоохранительных органах, он и помыслить не мог, чтобы воспользоваться подобными средствами, но это время давно прошло. И хотя он очень надеялся на своего коллегу из уголовного розыска, где-то в глубине души его грыз червь сомнения. Этот Тягушев не простой отморозок, а он всегда привык видеть человека насквозь.
На следующий день около пяти вечера в 3-й ИВС приехала с проверкой помощник прокурора – ухоженная женщина лет сорока пяти со стройной фигурой и современной короткой стрижкой. Поздоровавшись, она достала из кожаной папки с тисненой надписью «Прокуратура РФ» бланк проверки.
– Камеры будете смотреть? – подобострастно спросил дежурный.
– А как же, – улыбнулась женщина, хотя дежурный прекрасно знал, что практически после каждой проверки этой симпатичной и милой на первый взгляд женщины его начальство получало от прокуратуры по шее и, в свою очередь, впоследствии отыгрывалось непосредственно на дежурной службе и на нем в частности.
– Какие? – он вытащил из верхнего ящика стола огромную связку тяжелых поблескивающих никелем ключей.
Она сказала, что все. Дежурный с безразличным видом: «Ну, все так все, мое дело маленькое», направился к камерам, хотя внутри у него что-то неприятно зацарапало.
В первой было трое – два малолетки и один взрослый, что не упустила заметить помощник прокурора. Со второй оказалось все нормально – две спящие женщины недовольно откликнулись, что «жалоб и претензий не имеем, кормят хорошо, и все замечательно».
В третьей было двое.
– Встать! – рявкнул дежурный, звякнув связкой ключей.
Один вскочил сразу – нескладный юноша с болезненным взглядом наркомана, второй поднимался медленно.
Глянув на второго, женщина непроизвольно шагнула назад. И хотя освещение в камере было скудным, она увидела, что арестованный был жестоко избит. Лицо в кровоподтеках, одного глаза вообще не видно, верхняя рубашка забрызгана красным, и она очень сомневалась, что это клубничный джем.
– Что с вами? – только и смогла выговорить она. Молодой человек молчал, и она повернулась к дежурному: – Как вы объясните это?!
– Да вот… С утра психовать начал, в дверь долбился, кричал, что с собой покончит, – охотно пояснил дежурный – он словно ждал этого вопроса и основательно подготовился к ответу. – Мы врачей вызвали, но он вроде успокоился. А потом на охрану бросился, одному погон оторвал. Вот.
Помощник прокурора недовольно наморщила носик. Оторванный погон – неизменный атрибут, используемый сотрудниками милиции в качестве аргумента для применения физической силы в отношении подследственных, причем зачастую совершенно неоправданный.
