Энн Райс - Слуга праха
«Нет».
«Хорошо. — Зурван удовлетворенно кивнул. — Тогда вот тебе первое серьезное поручение. Отправляйся в дом греческого купца Лисандра, живущего на улице писцов, укради все свитки из его библиотеки и доставь мне. Тебе придется сходить туда раза четыре. Оставайся во плоти и не обращай внимания на тех, кто тебя увидит. Но запомни: чтобы пронести свитки сквозь стену, ты должен спрятать их внутри своего тела, окутать собой. Если это покажется тебе слишком трудным, входи и выходи через двери. Кто бы ни попытался ударить тебя, помни: тебе ничего не грозит».
«А я могу нападать сам?»
«Нет, только если у кого-то хватит сил задержать тебя. Учти, твоему телу не будет вреда от мечей и кинжалов. Но если покусятся на свитки, отшвырни наглецов прочь. Но делай это… осторожно. Впрочем, как получится, зависит от того, насколько сильно тебя рассердят. Оставляю это на твое усмотрение».
Зурван взял перо и начал писать, однако, заметив, что я не двигаюсь с места, оторвался от своего занятия.
«Ну, в чем дело?» — спросил он.
«Я должен их украсть?»
«Ах, Азриэль, мой честный, непорочный дух, все, что есть в доме Лисандра, краденое. Он разбогател, когда персидская армия проходила через Милет. Львиная доля свитков в его библиотеке когда-то принадлежала мне. Он плохой человек, и ты вправе убить его, если захочешь. Его судьба меня не волнует. А теперь принеси мне свитки. Делай, что говорю, и никогда не задавай лишних вопросов».
«Тогда обещай, что не прикажешь грабить бедняков, обижать больных и страждущих или наводить страх на покорных и униженных».
Зурван поднял на меня взгляд.
«Мы уже обсуждали этот вопрос. А твои речи так же высокопарны, как надписи у подножия статуй ассирийских царей».
«Я не хотел отнимать у тебя время своим многословием», — сокрушенно произнес я.
«Больше всего на свете я ценю порядочность, — продолжал Зурван. — Постарайся не забывать мои уроки. Я отношусь с любовью даже к безмозглым духам, которые мне прислуживают, но Лисандр — воплощение порока, он ворует и перепродает краденое ради прибыли. Он даже не умеет читать».
Работа была не слишком приятной, но легкой. Пришлось лишь отпихнуть с дороги нескольких слуг. В три приема я перенес всю библиотеку моему повелителю. С первой охапкой свитков я вынужден был протискиваться в двери, поскольку не сумел укрыть их внутри себя, но потом все заладилось. Я обнаружил в себе одну способность, о которой не предупреждал Зурван, — в момент проникновения сквозь твердые предметы я как бы растягивал тело до нужных размеров. Сделав это открытие, я смог полностью обволакивать собой свитки, а миновав препятствие, принимать прежнюю человеческую форму и идти дальше с драгоценной ношей в руках.
Не желая скрывать что-либо от учителя, я продемонстрировал ему этот трюк, когда в последний раз возвращался из дома Лисандра. Я поник сквозь стену кабинета с огромным грузом, сделавшись сперва непомерно большим и тут же приняв нормальный вид, и положил награбленное перед учителем.
Он смотрел на меня совершенно спокойно. Тогда я сообразил, что с самого появления я не переставал удивлять его, но он старался, чтобы я не прочел это в его глазах. Однако страха он явно не испытывал.
«Да, ты прав, я тебя не боюсь, — прочитав мои мысли, подтвердил маг. — Однако как мужчина, к тому же маг и ученый, я не могу позволить себе проявлять чувства или повышать голос».
«Что мне делать теперь, учитель?» — спросил я.
«Возвращайся в прах и не появляйся, пока не почувствуешь мой зов. Слушай только мой голос, не реагируй ни на сны, ни на мысли о тебе».
«Постараюсь, повелитель».
«Ты разочаруешь меня, если ослушаешься приказа. Ты слишком молод и силен, чтобы плохо повиноваться. Твое появление в ответ на мои мысли ранит меня до глубины души».
«Я буду послушным, господин», — заверил я, чувствуя, как к глазам опять подступают слезы.
Я вернулся в прах. Прежде чем закрыть глаза, я на короткое мгновение увидел шкатулку и отметил, что ее убрали в укромное место — в глубокую нишу.
«Я люблю его и хочу ему служить», — успел подумать я и тут же погрузился в бархатную черноту сна.
Проснувшись на следующее утро, я не двинулся с места и долго лежал в темноте, ничего не испытывая и лишь ожидая приказа повелителя. Наконец я отчетливо услышал его голос и откликнулся на зов.
В следующее мгновение я очутился в саду, среди прекрасных цветов, и ощутил всю красоту мира живых. Зурван возлежал на кушетке рядом. Он выглядел помятым и беспрестанно зевал. Можно было подумать, что он провел всю ночь под открытым небом.
«Как видишь, я дождался зова».
«Вот как? Значит, ты пробудился раньше?»
«Да. Но я ждал, чтобы не разочаровать тебя».
На память мне пришло одно воспоминание, породившее вопрос, который я намеревался задать.
«Ну же, задавай, — поощрил меня маг. — Если я не смогу дать правдивый ответ, то просто промолчу».
Его слова заставили меня рассмеяться, ибо, несмотря на утрату памяти, я сохранил твердое убеждение, что все жрецы и маги — изощренные лжецы. Зурван удовлетворенно кивнул.
«Так о чем ты хотел спросить?»
«Скажи, у меня есть предназначение?»
«Что за странный вопрос! А с чего ты взял, будто вообще у кого-то есть предназначение? Мы просто делаем то, что делаем, а потом умираем, и все. Я уже говорил. В мире есть только Бог, Создатель, — имя его не имеет значения, — а предназначение всех нас в том, чтобы любить Его, ожидая Его одобрения и понимания. Так почему твое предназначение должно быть иным?»
«В том-то все и дело, что должно».
«Вера в свое особое предназначение — одно из самых безумных и опасных заблуждений. Невинного младенца отрывают от груди матери-царицы и сообщают, что его ждет необыкновенная судьба, что ему предстоит править — Афинами или Спартой, Милетом, Египтом или Вавилоном… Глупо и нелепо! Но я понимаю, что скрывается за твоим вопросом, а потому выслушай меня. Принеси ханаанскую табличку, да смотри, не повреди ее. Если разобьешь, мне придется починить ее, а ты будешь плакать».
«Вот как? Интересно, а ты легко можешь заставить меня плакать?»
«Несомненно, — кивнул Зурван. — Неси табличку. И побыстрее. Сегодня нам предстоит путешествие. Если ты сумел отнести меня в северные степи и горы, над которыми, как считают, возвышается великая гора богов, значит, ты доставишь меня куда угодно. Я хочу домой, в Афины. Мечтаю прогуляться по афинским улицам. Так что поторопись, могущественный дух, принеси табличку. Неведение еще никому не шло на пользу. Ничего не бойся».
12
