Карен Рэнни - У дьявола в плену
Маршалл сел в кресло у окна и стал внимательно за ней наблюдать.
Он был полностью одет. Единственной уступкой раздеванию был расстегнутый ворот рубашки.
— А ты разве не собираешься раздеваться?
— Тебе не терпится?
Она уже сняла кринолин и корсет и собиралась снять сорочку. Когда эта часть ее туалета уже сползла до колен, Давина посмотрела на Маршалла.
— У меня такое впечатление, Маршалл, что ты нарочно подстрекаешь меня словами, только для того, чтобы услышать, что я скажу в ответ.
— В таком случае ты меня не разочаровала.
Она сняла сорочку и осталась совершенно голой.
— Я никогда не считала себя слишком смелой или борцом с предрассудками. Я стала причиной скандала, но это случилось непреднамеренно. И когда я была девушкой, я даже в мыслях не могла себе представить, что могла бы быть дерзкой или наглой. Как странно, что я так изменилась за последние две недели. Как раз когда я оказалась на подступах к тому, чтобы стать приличной, почтенной матроной, я вдруг стала бесстыжей.
— Но не для мира, Давина. Если только ты не собираешься обсуждать с кем-нибудь то, что происходит в стенах этой комнаты. Я предпочел бы, чтобы ты этого не делала.
— Почему же? Я не сомневаюсь, что слухи вокруг твоего имени будут в твою пользу.
Было странно видеть, как густо он покраснел. Давина поняла, что привела его в замешательство. Как же она жила без него?
Боже милостивый, что, если бы она уже успела выйти замуж за кого-нибудь другого? Например, упаси Боже, за Алисдэра? Она никогда не почувствовала бы к нему то, что чувствует к Маршаллу. Она никогда не испытала бы такого головокружительного ощущения свободы, какое дает ей каждый день общения с Маршаллом.
— Ты ведь позволишь мне делать все, что я захочу, не так ли, Маршалл? — спросила она.
Ее вопрос явно его удивил, но он все же переспросил:
— В каком смысле? Уточни.
— Например, если бы я пришла к тебе и сказала, что для меня очень важно, чтобы у нас в Эмброузе был пруд с лебедями, ты бы позволил?
В его глазах блеснули искорки смеха.
— Это твой дом, Давина. Если для тебя важны лебеди, как я могу тебе отказать?
— А платья? Могу я выписать в Эмброуз модисток, например, из Парижа?
— Предупреждаю, что это будет задача не из легких.
— А ящики с книгами?
— Нам понадобятся новые полки в библиотеке…
Неужели она сейчас расплачется? Нет, это будет выглядеть глупо, подумала Давина.
Она подошла к нему и, встав на колени возле кресла, в котором он сидел, взяла его руки в свои.
— Как тебе повезло, что ты женился на мне. Иначе тебе пришлось бы быть слишком великодушным и расточительным. — Она улыбнулась, поддразнивая его. — На самом деле я по натуре чрезвычайно бережлива.
— Значит, никаких лебедей и модисток?
— Только книги и обувь. Относительно них я чрезвычайно взыскательна, — призналась она.
Он высвободил одну руку и поднял пальцем ее голову, чтобы заглянуть в глаза.
— Значит, нам придется расширить библиотеку Эмброуза и найти пару вместительных шкафов для твоих новых туфель.
Потом он поцеловал ее, вполне по-дружески, но с намеком на что-то большее.
Она встала с колен. Он тоже поднялся, снял рубашку и начал снимать брюки. Не прошло и минуты; как он остался совершенно голым. Восхитительно голым.
А его инструмент — так это, кажется, называется — был великолепен.
— У тебя есть твой собственный обелиск, — сказала она, а он рассмеялся.
Она хотела прикоснуться и погладить руками этот завораживающий мужской орган.
Маршалл пристально наблюдал за ней, и от этого ее бросило в жар. Он смотрел на нее тем же голодным взглядом, каким она, без сомнения, смотрела на него. Неужели это Бог так распорядился, чтобы мужчина и женщина тянулись друг к другу, и их соединение в любви является естественным завершением?
— А размер одинаковый у всех мужчин?
Они оба все еще стояли не шевелясь. Их разделяло всего несколько футов, но это расстояние казалось им таким же большим, как шотландские вересковые пустоши.
— Или он пропорционален другим частям тела мужчины? Как, например, рука или нога?
— Значит, ты удовлетворена?
— Мне следует отвечать? Не сделает ли это тебя еще более невыносимым, чем победа в гольфе?
— Обещаю, что не буду невыносимым.
— В таком случае ты знаешь, что я удовлетворена, — сказала она. — Но ты не ответил на мой вопрос.
— Я понятия не имею, к числу каких мужчин я отношусь. Может быть, он немного больше, чем у других. Но я в этом не повинен.
— А он всегда в таком положении? Тогда каким образом он помещается в брюках?
Его улыбка становилась все шире, но в ней не было и намека на насмешку или издевательство. Она видела, что он доволен ее вопросами.
— Нет, не всегда. На него подействовало то, что ты стоишь голая.
Она покачала головой, словно отвергая правдивость его слов.
— Он был таким до того, как я разделась.
— Разговоры о нем тоже на него подействовали.
— Значит, можно почувствовать удовлетворение просто от слов?
Она подняла на него взгляд и увидела, что он очень внимательно на нее смотрит.
— Воображение действует на меня сильнее, чем слова. Когда я думаю о тебе, когда представляю, как вхожу в тебя, — уже это меня возбуждает.
— Первые несколько раз были не такими, как сейчас, — сказала она, приблизившись к нему.
— Это потому, что ты была невинна.
— Но на самом деле я уже не была.
— Была. И даже в большей степени, чем ты думаешь. Но если тебе не хочется считать себя невинной, можно сказать по-другому. Для тебя все это было внове.
— Что ты имеешь в виду?
— У тебя не было привычки общения со мной.
Он притянул ее к себе одной рукой. Его глаза были устремлены на ее грудь, но она не обращала внимания на то, что он делает, а положила руки на этот замечательный инструмент. Он был горячим и дрожал, словно понимая, что она рядом, и предвкушая неминуемое.
У нее перехватило дыхание, но она казалась совершенно спокойной.
— Любовники должны привыкнуть друг к другу, — тихо произнес он.
Маршалл направился к кровати, и она последовала за ним. Взобравшись на кровать, она опять протянула руку, и он не стал возражать, когда она обхватила его обеими ладонями, завороженная силой его возбуждения.
Давина сидела в конце кровати голая и почти не осознавала этого, пока его пальцы очень нежно не коснулись ее груди.
Он опустился на колени напротив нее. Она тоже встала на колени и положила руку ему на шею, запустив пальцы в его мягкие густые волосы.
