Евгения Грановская - Особняк у реки забвения
Ирина помолчала, не зная, что сказать, затем тихо предположила:
– Может быть, вы еще помиритесь со своим другом?
Максим усмехнулся:
– Вряд ли. Он никогда меня не простит. И будет прав. – Актер глянул на часы. – Что-то моя исповедь затянулась. Пора идти.
9
Войдя в холл, они застали неприятную и страшную картину. Хант по-прежнему сидел в кресле, но правая рука его была окровавлена. Тьютор забился в угол, укрывшись за диваном и выставив перед собой швабру.
Прямо напротив него с ножом в руке стоял вице-мэр. Профессор Мезенцев застыл чуть в стороне, сунув руки в карманы плаща и глядя на свои ботинки.
– Хватит! – крикнул Максим.
Шагнув к вице-мэру, он вырвал у того из пальцев нож и бросил его на журнальный столик. Вице-мэр не сопротивлялся. Казалось, он испытал облегчение из-за того, что кто-то лишил его возможности мучить другого человека.
– Мы ведем себя как звери, – угрюмо проговорил Максим. – Больше никаких пыток.
– Мне надоел этот цирк, – медленно и четко произнес у него за спиной Хант.
Максим обернулся. Хант сцепил зубы, напрягся, побагровел, и вдруг правый подлокотник кресла с хрустом переломился. Хант быстро освободил правую руку, затем стянул ремень с левой, потом так же быстро развязал ноги.
Максим и вице-мэр ошеломленно смотрели на него, не в силах двинуться с места.
Хант встал на ноги и мрачно взглянул на Максима. Вице-мэр попятился. У него затряслись толстые щеки, и он хрипло проговорил:
– Нам конец.
Все дальнейшее Максим видел замедленно и словно бы во сне. Профессор Мезенцев схватил со стола нож, шагнул к Ханту и ткнул его лезвием в шею. Охранник повернул голову и удивленно уставился на профессора. Кровь из перебитой артерии хлынула на воротник его куртки.
Мезенцев отдернул руку, сжимающую окровавленный нож, но не отступил. Хант пошатнулся и стал заваливаться.
Максим вышел из оцепенения и бросился к Ханту. Поддержав падающего охранника, выхватил из кармана носовой платок и зажал рану на его шее.
– Черт! – крикнул сдавленно. – Кто-нибудь знает, как останавливать кровь?
А кровь текла, как из открытого крана, залила плечо и рукав и теперь устремилась по одежде на пол.
– Вы уже ничем ему не поможете, – тихо сказал Мезенцев. – Я перебил ему аорту.
Нож выпал из разжавшихся пальцев профессора и со стуком упал на мраморный пол. А следом за ним на пол повалился и Хант. Охранник сжал горло руками и заскреб ботинками по полу.
– Никогда не думал, что убить человека так легко, – пробормотал Мезенцев, глядя на происходящее остекленелыми глазами.
Хант затих. Максим выпустил его плечо и поднялся на ноги. Повернулся, взглянул на профессора мрачным, тяжелым взглядом.
– Зачем вы это сделали?
– Он маньяк, – устало сказал Мезенцев. – И был опасен. Вы сами показывали нам список.
– Список не доказательство.
– Может быть… Но я предпочел подстраховаться.
Ирина сжала кулаки и подступила к профессору.
– Может быть, вы и нас всех убьете? – спросила, глядя на него снизу верх.
Мезенцев поморщился, вытер рукавом пот с бледного лба.
– Не утрируйте. И цените то, что я для вас сделал. Видит бог, мне это далось нелегко.
Максим перевел взгляд на распростертое тело Ханта, обронив тихо:
– Мы не знали наверняка, виновен он или нет.
– Он бы убил нас всех, – возразил Мезенцев, – вы сами знаете.
– Кошмар… – еле слышно пробормотал тьютор. – Мне не верится, что все это происходит наяву.
Ирина, уставившись на окровавленный нож, попятилась. Мезенцев бросил на нее пристальный взгляд. Темные, мрачно мерцающие глаза за стеклами очков в роговой оправе вполне могли принадлежать сумасшедшему.
– Вы не должны меня бояться, я не трону вас, – прошептал профессор. Отвел взгляд и добавил: – Хватит с меня убийств.
– Нас осталось пятеро. – Голос Максима был угрюмым, усталым. – Утром за нами придет автобус. Если мы хотим дожить до его прибытия, никто из нас не должен выходить из холла. Вы согласны?
– А что делать с ним? – спросил тьютор, указав на труп Ханта. – Он так и будет здесь лежать?
Максим сорвал с окна оставшуюся штору и накрыл ею Ханта. Штора тут же пропиталась кровью.
– Неприятное соседство, – процедил вице-мэр сквозь зубы, покосившись на холмик на полу. – Не знаю, смогу ли я здесь…
– Бросьте, – спокойно перебил его Мезенцев, – это всего лишь мертвое тело. Мы просидим возле него ночь, и с нами ничего не случится.
Профессор стоял посреди холла, засунув окровавленную руку в карман плаща и прищурив ставшие пустыми глаза. Внимательно на него посмотрев, вице-мэр вдруг спросил:
– А что мы скажем милиции? За что вы его убили?
– Я отвечу за себя сам, – по-прежнему спокойно ответил Мезенцев. – Пусть это вас не волнует.
10
Звук монитора стал тише и скоро совсем исчез.
Ирина открыла глаза и увидела перед собой человека в белом халате и зеленой врачебной шапочке. Седая бородка. Циничный взгляд за дымчатыми очками на помятом ночной усталостью лице.
– Ну, наконец-то, – улыбнулся врач. – Наконец-то вы пришли в себя.
Ирина провела кончиком языка по губам. Губы были сухие и соленые.
– Кто вы? – спросила хрипло, вглядываясь в казавшееся знакомым лицо доктора.
– Я ваш лечащий врач, – ответил он.
Ирина опустила взгляд и взглянула на свое тело, накрытое белым покрывалом.
– Что случилось? – спросила слабым голосом.
– Вы попали в аварию, – объяснил доктор.
– Я ранена?
– У вас было сильное сотрясение мозга и обширная гематома в височной доле. Но самое страшное уже позади.
Ирина закрыла глаза. Снова открыла их и взглянула на доктора.
– Значит, никакого пансионата не было? – Голос ее дрогнул.
– Что? – не понял доктор.
Ирина опять облизнула сухие губы и скосила глаза на аппарат искусственного жизнеобеспечения.
– Давно я здесь?
– Несколько дней, – ответил доктор. – Если вы не против, мы проведем несколько тестов. – Он взял с тумбочки стопку листков и показал верхний листок Ирине. – Как вы думаете, что здесь нарисовано?
Ирина вгляделась в изображение.
– Какие-то пятна… – Ирина посмотрела еще пристальнее. – Мужское лицо?
Доктор улыбнулся и кивнул:
– Хорошо. А что здесь?
И показал следующий рисунок.
– Нож… – предположила Ирина. – Нет… Скорее медицинский скальпель.
– Отлично, – удовлетворенно кивнул доктор. – А что вы видите на этом рисунке?
Третья картинка отличалась от предыдущих. Неровная, аляповатая. Казалось, ее нарисовала детская рука. Рисунок был сложнее, и Ирина не сразу разглядела детали. А разглядев, изумленно распахнула глаза.
