Иван Дубов - Матлалиуитль
– Красив, мошенник… Но красота твоя мне не нужна. Отправишься в плавильную печь, язычник. Из тебя выйдет замечательный слиток.
Он поставил идола в центр столика, отошёл и полюбовался на него издалека. Настроение снова поднималось. Сэр Вильям щёлкнул пальцами и отправился по комнатам дома, чтобы отдать распоряжения слугам. Неожиданные появления Харриса и Дойла нарушили обычный ритм жизни в губернаторском доме. На часах уже было одиннадцать, а сэр Вильям ещё даже не позавтракал. Он спустился вниз, заглянул на кухню распорядиться насчёт завтрака, затем зашёл в конюшню. Кони сильно нервничали, ржали и метались из угла в угол. Сэр Вильям велел послать за ветеринаром, а сам поднялся наверх, чтобы проверить качество уборки в верхних покоях. Зайдя в пустовавшую спальню дочерей, он подошёл к окну взглянуть на город. Небо было безоблачное, жаркий воздух колыхался над пустыми улицами. Наступит вечер, солнце сядет за горизонт, и этот муравейник оживёт, загорится огнями, по улицам будут катить кареты, моряки будут горланить песни в тавернах и просаживать деньги в игорных домах. Этими денежками владельцы притонов не забудут поделиться с сильными мира сего, среди которых и ваш покорный слуга сэр Вильям Бистон.
Одинокий корабль виднелся на горизонте. Губернатор узнал воинственный профиль "Катерины", которая под всеи парусами быстро уходила на юго-восток. "Он вышел из порта раньше времени", – подумалось губернатору.
Если бы у него под рукой была подзорная труба, то он увидел бы Харриса, стоявшего на палубе фрегата. Тот пристально смотрел на удалявшийся берег, щуря единственный уцелевший глаз. Лицо его было задумчиво. Морской офицер подошёл к нему и стал рядом. То был капитан "Катерины", накануне проигравший губернатору изрядную сумму.
– Ты хотя бы дал ему понять, с чем он имеет дело? – спросил капитан.
– Я рассказал ему всё. Почти всё, – ответил Харрис, по-прежнему глядя на исчезавший берег. – Но он ничего не понял.
– Вид золота ослепил его. Что ж, значит, на то была божья воля.
Харрис промолчал. Капитан сунул в рот трубку и отошёл. Попутный ветер быстро гнал "Катерину" прочь от Ямайки.
Джон Дойл молился в пустой церкви. То была необычная молитва: не было привычного смирения в его взгляде. Проповедник был бледен, глаза его широко раскрыты. Хриплым голосом он чеканил слова, звучавшие не как молитва, а как проклятие. Сила голоса его росла с каждой фразой, и наконец он перешёл на крик:
– Да придёт кара твоя неотвратимая. Да разверзнется плоть земная и поглотит гнездо порока. Да сгинут в преисподней души тех, кто предал тебя и променял твоё царство на блеск золота и тьму грехопадения. Да обрушится… Оглушительный гром потряс своды церкви. Священник вздрогнул и остановился на полуслове. Но тут же лицо его осветилось безумной радостью.
– Я слышу! Я слышу твой ответ!
Тут же земля ушла у него из-под ног, и он упал. Стены церкви заходили ходуном, сверху посыпалась штукатурка, скамьи поползли по полу. Потом всё стихло. Дойл с трудом поднялся с пола, держась рукой за перевёрнутую скамью. Лицо его сияло радостью безумца, поджигающего собственный дом. По-прежнему держась за скамью, он снова начал произносить проклятия. Через несколько мгновений второй удар, значительно сильнее первого, бросил его на пол.
Его превосходительство сэр Вильям Бистон, губернатор острова Ямайка, очнулся на полу одной из комнат своего дома. Вокруг него царил беспорядок и разгром: перевёрнутая мебель, разбитые зеркала, упавшая люстра, дыра в потолке. Сэр Вильям сел прямо на полу, потирая ушибленный затылок и пытаясь осознать происшедшее. Дверь распахнулась, и в комнату влетел Дженкинс. Лицо его было покрыто слоем серой пыли, ливрея разорвана в нескольких местах и перемазана в манной каше.
– Ваше превосходительство, спасайтесь! Скорее! – прокричал Дженкинс.
Губернатор тупо смотрел на него и не двигался. Тогда верный Дженкинс подбежал к хозяину, ухватил его под мышки и с усилием поставил на ноги. Затем схватил за руку и потащил к выходу. Уже на лестнице сэр Вильям наконец пришёл в себя, вырвал руку и бросился вниз, проявив при этом завидное проворство. Едва они выбежали из дома, как третий удар невероятной силы потряс небеса и землю. Крыши и стены каменных домов рушились, словно они были сделаны из соломы, давя и калеча жильцов, не успевших выбежать на улицу. Широкие трещины пересекли улицы, расползлись по всему городу, удлинняясь и расширяясь. Город медленно оседал вниз. В губернаторском доме рухнула крыша, часть стен уцелела, часть обвалилась. Кто-то истошно кричал под обломками, моля о помощи. Мимо пробегали люди, растрёпанные, полуодетые. Большинство бежало в сторону от моря, стремясь поскорее покинуть город, опускавшийся в преисподнюю. Сэр Вильям обернулся в сторону гавани. Море ушло от города, и корабли, стоявшие в порту, теперь лежали на боку, а крошечные фигурки матросов спрыгивали с них в мелкую воду и бежали изо всех сил к берегу, отчаянно пытаясь спастись от того, что было неизбежно. Все они были обречены: изумрудно переливаясь на солнце, на Порт-Ройял медленно и бесшумно надвигалась волна невиданных размеров. Ужас охватил губернатора, и он бросился бежать вместе с обезумевшей от страха толпой.
Истошный вопль стоял над бывшим городом, люди бросали раненых и бежали из последних сил, стремясь спасти своё единственное настоящее богатство – жизнь. Среди них был и сэр Вилям в разорванном халате и с перемазанным лицом. Вскоре силы оставили его, и он прислонился спиной к стене одного из сохранившихся домов. Задыхаясь, он обратил свой взор в сторону моря. Волна уже шла через порт: словно исполинская ладонь великана, сгребающая детские игрушки, сметала она корабли, разбивая мачты в щепки и обрывая якорные цепи. Большие военные корабли, державшие в страхе всё Карибское море, теперь кувыркались на гребне волны, которая играла ими как щепками и несла их на себе через руины пиратской столицы.
Преподобный Джон Дойл выбрался из-под обломков церковной утвари и окинул мутным взглядом помещение. Внутри всё было перевёрнуто и разбросано, но само здание церкви чудом уцелело после третьего толчка и почти на пострадало.
– Благодарю тебя, отец мой, – прошептал Дойл. – Сбылась воля твоя…
Безумно улыбаясь, он поднял руку, чтобы перекреститься. В этот миг потоки воды хлынули в окна, а через несколько мгновений здание церкви Сятого Петра навеки укрыло море.
2001
