Елена Гладышева - Проклятье на последнем вздохе или Underground
Неожиданная трогательность происходящего, непосредственность и очарование молодости Натальи смутили Александра, переполнив его грудь доселе неизведанными, нежными чувствами. Тем более, что из пацанов он уже давно вырос, а желанная женщина и чистоплотная хозяйка под самым боком его вполне устраивала.
Рядом с Александром Наталья оттаяла и вскоре поняла, что она беременна. Они с Александром расписались. Наталья стала Истоминой. Они объединили свое нехитрое хозяйство — таз, корыто, два чугунка, ложки и огромный, медный самовар Натальи.
Санька пил, гонял соседа Митьку иногда и с топором. Доставалось и Наталье с бабкой, но получку отдавал почти всю, да и Нюрке иной раз приносил то черствый пончик, то еще что — нибудь из того, что сам не доедал в пивнушке, через которую он обычно шел домой с работы.
— Терпи, — советовала бабка плачущей Наталье, — авось и остепенится когда — нибудь.
И Наталья бесконечно терпела, как привыкли терпеть почти все бестолковые русские бабы и продолжала бредить своим домом — негоже по углам ютиться, семья ведь теперь.
Хотя и молодые они были, здоровые и сильные, но время было тяжелое. Пока построили свой дом, они успели родить двух сыновей.
3
Утомленное за день, но всё ещё жаркое солнце медленно клонилось к закату, удлиняя тени деревьев.
Наталья села в тенёк на краешек лавки, стоявшей в конце небольшого, чистого скверика, примыкавшего к привокзальной площади. На подобранный у магазина решетчатый деревянный ящик она примостила сатиновый мешок с жареными семечками подсолнечника, а сверху поставила мерный стаканчик.
Вечер был жаркий и душный. Дурманящий аромат дружно распустившейся сирени, обрамлявший сквер живой изгородью, перебивал сильный запах свежей таранки, тут же собравший всех окрестных мух. Это на другом конце лавки приготовилась к торговле толстая, бойкая бабка Кланя.
Скоро должен подойти пассажирский поезд на Москву. Он останавливался на этой станции на целых полчаса.
В пристанционном посёлке ещё не было ни клуба, ни парка, ни танцплощадки. Один единственный ресторан с буфетом располагался в недавно отстроенном здании вокзала. И многие местные жители, жаждущие не только хлеба, но и зрелищ, после работы собирались на вокзальной площади к приходу Московского поезда «на променаж».
Женщины в цветастых, шёлковых платьях, в бусах и брошах, в только что завитых на горячих щипцах букольках разномастных волос, свежевыбритые мужчины, пахнувшие одинаковым одеколоном в костюмах с широкими лацканами, под ручку и поодиночке фланировали туда — сюда. Иногда они останавливались с близкими знакомыми перекинуться парой слов.
Тут же собирался и стихийный рынок. Шустрые хозяйки продавали коварно разбавленное молоко и оставшиеся с зимы соленья и варенья.
Сегодня продавцов было мало и поэтому торговля у Натальи шла бойко. И скоро она удовлетворённо отметила, что в кармашке её сатинового фартука наряду со звенящей мелочью зашуршали и бумажные денежки.
Явно демонстрируя свои новые бордовые туфли на высоких каблуках, подошла кадровичка Зоя. Безразлично взглянув на Наталью, купила у неё стакан семечек, пересыпала их к себе в, свой, расшитый блестящим бисером, ридикюль и, повернувшись на каблучках, продефилировала по площади к своему мужу.
Наконец, истошно гудя, паровоз подтащил состав к платформе.
Пассажиры, желающие поразмяться и прикупить каких — нибудь пирожков к чаю, шумно повысыпали из вагонов и разбрелись по площади.
Гуляющий местный бомонд сразу оживился. Настроение заметно приподнялось, лица стали улыбчивее, разговоры умнее и громче. Кто — то нарочито громко вспоминал свой недавний просмотр балета в Москве с самой Лепешинской.
И тут же, как всегда ниоткуда, вынырнули три пацана в одинаковых кепках. Самый развязанный из них, с кудрявым чубом, нагло глядя Наталье в глаза, зачерпнул стакан семечек из мешка, злорадно усмехнувшись, отправил семечки к себе в карман и растворился в толпе.
Наталья, испугавшись его как всегда, промолчала. Она не первый раз совершала подобную ошибку и напрасно! Подпорченное настроение, явно проявившееся на её лице, отпугнуло пару покупателей.
— У любви есть сердце, а у сердца песня.
А у песни тайна. Эта тайна ты… — из открытого окна буфета послышалась модная песня в исполнении Утесова, усиливая кульминацию действа. Заезженная патефонная пластинка сильно шипела, Но это было совсем не важно. Песню почти все знали наизусть.
Часть пассажиров сразу же устремилась в гостеприимно распахнутые двери буфета. К ним присоединились и некоторые состоятельные жители поселка, чтобы и себя показать и сто граммов пропустить.
Тут же, как по расписанию, приковыляла хромая собачка Манюня и жалобно заглядывая в глаза пахнувшим едой людям, виляя хвостом, заходила у них под ногами.
— Граждане пассажиры, поезд на Москву отправляется через пять минут, — сообщил громкоговоритель, создав тем самым суету и некоторую толчею. Пассажиры, распихивая по карманам различные кулечки и кошельки, поспешили в свои вагоны.
Трое подростков в кепках профессионально замельтешили между колготящимися дядьками и тетками, стараясь незаметно вытащить у них кошельки.
— Сева, быстрее, горе ты мое, — поторапливала из раскрытой двери тамбура нервная женщина своего толстого, лысеющего мужа тщетно догонявшего потихоньку отходящий от платформы поезд. Тучного мужчину мучила одышка и, надвинутые второпях, расстёгнутые сандалии.
— Тося, я сейчас, я свой кошелек в буфете забыл! — вдруг замешкался мужчина, ощупывая задний карман брюк.
— Куда ты? Как мне надоели твои фантасмагории! Опоздаешь ведь! — перешла на крик Тося.
— Но там же почти все наши деньги! — отчаивался Сева, округлив близорукие глаза. Он повернул было обратно, но поезд неумолимо набирал скорость. Сева смотрел на жену обезумившими глазами.
— Девушка, остановите поезд! Вы же видите, что у вас же пассажир отстал! — тормошила Тося молоденькую проводницу.
Молодая худенькая проводница, решительно задвинув задом солидную Тосю подальше в тамбур, одной рукой держась за поручни вагона, другой схватила Севу и втащила его в вагон, больно стукнувшись при этом головой о железную стенку тамбура.
— Пассажир, пройдите в свое купе! — закричала проводница на смешно раскорячившегося Севу. — У меня дома дочка маленькая, а я из — за вас тут жизнью рискую.
— Но там же почти все наши деньги… — всё ещё тормозил мужчина, вытирая носовым платком пот с раскрасневшегося лица.