Клайв Баркер - Книги крови III—IV: Исповедь савана
Гевин решил дотронуться, но отпрянул, услышав приближающиеся шаги Рейнольдса.
— Нет-нет, пожалуйста, трогай, — произнес вошедший хозяин. — Здесь все предназначено для удовольствия. Прикоснись!
Но уже пропало всякое желание. Гевин смутился — его застукали.
— Ну же! — Рейнольдс настаивал.
Гевин протянул руку — холодный камень, зернистый на ощупь.
— Римское, — произнес Кен.
— Надгробие?
— Да. Найдено около Ньюкасла.
— Кто это был?
— Некто Флавин. Он был полковым знаменосцем.
То, что Гевин принял за меч, оказалось при ближайшем рассмотрении небольшим знаменем с практически стертым символом: то ли пчела, то ли цветок, то ли колесо.
— Значит, вы археолог.
— И это тоже. Я исследую исторические места, наблюдаю за раскопками, но основное время посвящаю реставрации находок. Римская Британия — моя страсть.
Он надел принесенные очки и направился к полкам с глиняными черепками.
— Я собирал их долгие годы. Я всегда испытываю дрожь, когда касаюсь предметов, столетиями не видевших света дня. Это как бы прикосновение к истории. Ты понимаешь, о чем я?
— Да.
Рейнольдс взял с полки один из осколков.
— Конечно, лучшие находки попадают в музеи, но всегда выпадает случай оставить себе что-то интересное. Господи, какое огромное влияние! Римляне. Городские коммуникации, мощеные дороги, надежные мосты. — Рейнольдс рассмеялся взрыву собственного энтузиазма, — Черт возьми, опять читаю лекцию. Извини. Больше не буду.
Вернув черепок на место, Кен стал наливать выпивку. Стоя спиной к Гевину, он неожиданно спросил:
— Сколько ты берешь?
Гевин вздрогнул. Волнение хозяина вдруг прошло, и невозможно было найти логического объяснения резкому повороту от римлян к стоимости ласк.
— По-всякому бывает, — неуверенно ответил он.
— То есть, — все еще возясь с бокалами, сказал Кен, — ты хочешь узнать подробнее о моих наклонностях.
— Было бы неплохо.
— Разумеется. — Он повернулся и протянул Гевину внушительный бокал с водкой. Без льда. — Я не буду к тебе слишком требователен.
— Я не дешевка.
— Я это понимаю. — Рейнольдс безуспешно попытался улыбнуться. — Я хорошо заплачу. Ты останешься на ночь?
— Вы этого хотите?
— Мне кажется, да.
— Тогда безусловно.
Настроение хозяина мгновенно изменилось. Нерешительность уступила место самоуверенности.
— За любовь, жизнь и все остальное, за что стоит платить! — произнес он, звякнув своим бокалом о бокал Гевина.
Двусмысленность тоста не ускользнула от внимания Гевина. Парень, очевидно, не так прост!
— Прекрасно, — сказал он и сделал глоток.
Сразу стало намного лучше. После третьей порции водки Гевин до того оттаял, что болтовня Кеннета о раскопках и величии Рима, которую ему поневоле приходилось слушать, уже не действовала на нервы. Сознание засыпало. Как легко! Разумеется он останется здесь на ночь, по крайней мере до рассвета, так почему бы не выпить и не послушать эту околесицу? Позже, если судить по состоянию Кена — много позже, придет время недолгих пьяных ласк в полутемной комнате. Такое Гевину знакомо. Все они одиноки, даже с любовником, всем им одинаково легко доставить удовольствие. Этот парень покупал скорее компанию, а не любовь. Легкие деньги!
Шум.
В первый момент Гевину показалось, будто шумит в его собственной голове. Но Кен внезапно вскочил. Губы его дрожали. Блаженная атмосфера улетучилась.
— Что это? — спросил Гевин, также вставая. Мозги плыли от алкоголя.
— Все в порядке. — Рейнольдс стоял, вцепившись длинными бледными пальцами в кожу кресла. — Успокойся!
Шум усиливался. Гевин почему-то подумал о барабанщике, сидящем в духовке и отчаянно стучащем, пока его поджаривают.
— Умоляю тебя, успокойся! Это, видимо, наверху.
Рейнольдс лгал: грохот шел не сверху. Его источник находился тут, в квартире. Ритмичный стук то усиливался, то затихал, чтобы снова усилиться.
— Выпей немного, — произнес Кен. Лицо его внезапно вспыхнуло. — Проклятые соседи.
Призывный стук — а он был именно призывным — почти смолк.
— Только одну минуту, — пообещал Рейнольдс и закрыл за собой двери.
Гевину приходилось попадать в неприятные ситуации: с ловкачами, чьи любовники появлялись в самый неподходящий момент; с чудаками, пытавшимися набить себе цену, — один из них как-то разнес в щепки гостиничный номер. Такое случалось. Но Кеннет не был похож на них — никакого чудачества. Впрочем, те ребята тоже вначале казались безобидными. К черту сомнения! Если он будет так нервничать при виде каждого нового лица, лучше бросить работу. Оставалось положиться на ситуацию, а она говорила Гевину, что не стоит ждать от Рейнольдса каких-то фокусов.
Проглотив водку, он снова наполнил бокал и стал ждать.
Стук вдруг прекратился, и все неожиданно стало на свои места. Может, это и правда сосед сверху? Шагов Кена в квартире не было слышно.
Взгляд Гевина блуждал по комнате в поисках чего-нибудь забавного. Надгробие.
Флавин-знаменосец.
Что-то все-таки в этом есть. Грубый портрет покойника изображен в том самом месте, где покоятся его кости. Он будет здесь, даже если какой-нибудь историк дерзнет разлучить прах и камень. Отец Гевина твердо настаивал на погребении вместо кремации.
— А как же иначе! — частенько говорил он. — Как еще можно заставить других помнить о себе? Кто заплачет над урной?
Ирония заключалась в том, что поплакать на могилу тоже никто не ходил. Гевин побывал там от силы пару раз с тех пор, как умер отец. Гладкий камень, имя, дата. Банально. Он даже не мог припомнить, в каком году отец умер.
А вот о Флавине помнят. Люди, которые не знают ничего ни о нем, ни о его жизни, не забудут его. Гевин встал и потрогал неровные буквы имени знаменосца: «FLAVINVS», второе слово в латинской надписи.
Внезапно шум возобновился. Гевин обернулся к двери, ожидая увидеть там Рейнольдса, пришедшего с объяснением. Никого.
— Черт возьми!
Шум продолжался. Кто-то где-то очень разозлился. И теперь обмануться было невозможно: барабанщик рядом, в нескольких шагах. Гевина охватило любопытство. Разом осушив бокал, он вышел в прихожую.
— Кен? — Слова застыли на его губах.
Прихожая была погружена в темноту, лишь в конце коридора пробивался слабый свет. Возможно, там находилась дверь. Гевин рукой нащупал выключатель, но свет не зажегся.
— Кен? — произнес он опять.
На этот раз последовал ответ. Сначала стон, а потом странный звук, как будто поворачивающегося тела. Может, с Рейнольдсом что-то случилось? Господи, вдруг он лежит без сознания там, совсем близко от Гевина? Надо спешить. Но ноги почему-то отказывались слушаться. Засосало под ложечкой, напомнив детскую игру в прятки — нервная дрожь охотника. Это было почти приятно.
