Валерий Моисеев - Сфинкс
Тем временем, Ольга, Иннокентий Павлович и Абу в ужасе смотрели, как на них неумолимо надвигается чудовищное колесо. Когда казалось, спасения уже не было, оно внезапно втянулось наверх и с грохотом исчезло в потолке.
— 4 —
Ранним утром Веревия разбудил визг ключа в ржавом замке и грохот отпираемой в камеру двери. Как бы ни был краток сон, но его хватило на то чтобы арестант успел забыться и хоть на чуть-чуть позабыть о том, то, что его ожидает нынешним утром. Спросонья Веревий еще не успев понять, что к чему, даже не успел вновь испугаться неотвратимо надвигающегося на него события.
К большому удивлению арестанта в камеру к нему вошли двое дюжих надзирателей. Священника с ними не было.
— А батюшка где? — сварливо поинтересовался Веревий. — Кто меня исповедовать будет?
— А на хрена тебе нехристю поп понадобился? — презрительно сплюнул на сапог Веревию рыжий усатый тюремщик.
— Кончай, бодягу разводить! — прикрикнул на Веревия тот, кто постарше. — Вставай и давай, топай на выход, душегуб! А ну-ка погодь, куда так рванул? Уж больно ты прыткий, как я посмотрю! Грабли свои душегубские протянул, и смирно держи, пока я их веревкой свяжу.
— А это еще зачем? — удивился Веревий, но руки все же вытянул.
— Так, чисто для проформы, ваш брат висельник по-разному себя ведет, когда эшафот да виселицу видит, — бормотал надзиратель, старательно обматывая запястья арестанта и начиная вязать мудреные узлы. — Кто-то с перепугу и обделаться может, а кто-то стихи самым благородным образом читает. Другие вырываться начинают, орут благим матом и в руки никак не даются, да еще норовят по морде кулаком зацепить. Эти самые вредные. Ну, пошел!
Получив тычок в спину, Веревий вышел из камеры и двинулся вдоль коридора на выход их здания тюрьмы. Уже на подходе к двери, ведущей во двор, арестант явственно ощутил запах дождя. Выйдя наружу, Веревий глубоко вдохнул сырой предрассветный воздух, подставляя лицо ледяным каплям дождя. На фоне свинцового неба четким силуэтом проступали контуры виселицы, в форме буквы «п». Посередине нее висела намокшая от дождя петля. Веревия передернуло, когда он представил ее мокрое ледяное прикосновение к своей шее.
— Интересно, — пронеслось у него в голове. — А это веревка новая или на ней уже удавили кого-нибудь до меня?
Впрочем, Веревий за все время своей жизни в Ежовске, ни разу не слышал, чтобы здесь хоть кого-то казнили. Впервые за много лет подобной чести удостоились лишь они с Карлом. Веревий неожиданно задумался — что лучше, быть казненным в солнечный день или в такой как сейчас, ненастный, туманный и дождливый?
— Иди уже, давай! — подтолкнул его в плечо рыжеусый конвоир. — Тебе братец, все одно перед смертью не надышаться!
Веревия провели через тюремный двор. По пути он успел хорошенько разглядеть, грубый дощатый недавно поставленный эшафот, с такой же новой виселицей. Видимо их специально поставили для этого случая. Когда он проходил мимо, в холодном воздухе явственно запахло сырыми сосновыми досками. Неподалеку он увидел полицейских, которых пригласили для того, чтобы они встали «на караул» с саблями наголо, когда его поведут вешать. Рядом с ними Веревий увидел священника, зевающего от скуки и мающегося с похмелья экзекутора.
Веревий с замиранием сердца ожидал, что его сейчас поведут прямиком на эшафот, но к его несказанному удивлению и радости путь их пролегал в стороне от этого жуткого сооружения.
Когда они пересекли двор, Веревия завели в помещение без окон.
— Что это такое? — встревожено, спросил он у сопровождавших его надзирателей. — Куда вы меня привели?
— А тебе не все равно? — издевательски расхохотался, тот, кто постарше. — Ты уже все одно жмурик!
— Это тюремный морг, мертвецкая, стало быть, — ответил рыжеусый, криво усмехнувшись. — Тебя здесь исповедовать будут. Ты ведь сам этого хотел? Пойду, схожу за батюшкой.
Когда Веревия сел на лавку он неожиданно увидел, что кроме него и надзирателя в комнате есть еще один человек. Это был арестант, одетый в грубую тюремную робу.
— Слышь, висельник, тебе же сапоги больше не нужны? Какая тебе разница, в чем ты на тот свет отправишься? — устроившись на лавке напротив него, спросил надзиратель. — Давай скидывай обувку! Сам посуди, чего яловым сапогам вместе с тобой пропадать?
— А как я по двору пойду, там же зябко и лужи? — возмутился Веревий.
— Босиком и пойдешь! Ты чего простудиться боишься? — рассмеялся тюремщик собственной шутке. — Так тебе не о насморке сейчас думать надо, а о веревке, тем более что имечко у тебя очень подходящее!
— Будь ты человеком, дай хоть последние шаги в жизни сделать мне, как купцу, а не нищему! — взмолился Веревий.
— Тебе что морду напоследок разбить, гад? — искренне возмутился надзиратель. — Сказано снимай сапоги, значит снимай! А, ну, Микола подсоби!
Вернувшийся к тому времени второй надзиратель подошел к Веревию и с ходу нанес ему короткий удар в поддых. Согнувшись в три погибели, Веревий пытался вдохнуть воздуху, но у него ничего не получилось. Когда же он вновь задышал, обнаружилось, что за это время, надзиратели уже успели вытряхнуть его из сапог. Теперь, каждый из них взял по сапогу и внимательно разглядывал его.
— Не-а, не надо мне такой обновки! — заключил рыжеусый, отставляя сапог в сторону. — Он не сегодня, завтра прорвется, уже и каблук у него весь сношенный. А потом я в него свою лапу и не втисну, больно он мал для меня.
— А по мне так куда больше-то? — недовольно проворчал пожилой надзиратель, отшвыривая от себя сапог. — Мне нужно будет пяток портянок навертеть, чтобы нога в нем не болталась, как половник в казане. Слышь, может тебе подойдут?
Вопрос был адресован ко второму арестанту, который все это время безучастно сидел в углу на стоящей там лавке. Он удивленно поднял голову и посмотрел на протянутые ему сапоги. Руки у него в отличие от Веревия не были связаны.
— Вы хотите, чтобы я взял сапоги себе? — спросил он, при этом изумление явственно сквозило в его голосе.
— А ему они все одно уже ни к чему, — кивнул рыжеусый на Веревия. — А тебе еще глядишь и сгодятся. Чего добру пропадать-то?
— Вы, правда, не будете возражать? — арестант протянул руки за сапогами и несмело взглянул на Веревия.
— Так! — взревел Веревий, словно медведь шатун подымаясь во весь свой рост. — Меня сюда зачем привели, для того чтобы сапоги с меня снять и вот на этого мозгляка одеть? Где там ваш поп запропастился? Хотя нужна мне ваша исповедь, как собаке пятая нога! Собрались меня вешать, так вешайте! А ну, пошли вешаться, пока вы тут с меня портки и рубаху снимать не удумали, да всяким малохольным раздавать!
