Самая страшная книга 2016 (сборник) - Гелприн Майк

Ирочка Бестужева, двадцати лет, натуральная блондинка, зеленоглазая, с ямочкой на подбородке и родинкой-завлекалочкой на правой щеке. Моя первая невеста. Фас, профиль. А вот она же после свадьбы. Не все при ней осталось. Впрочем, даже без обеих грудей тело выглядело вполне привлекательно. Эстетичная фотография, я сделал ее на прощание, когда уходил.

Анастасия Довгарь, двадцати трех. Жгучая брюнетка со смуглой шелковой кожей. Болваны-психологи пытаются просчитать преступника по типажу жертв. Это иногда работает с недоумками, западающими исключительно на пепельных блондинок или, скажем, на плоских допубертатных нимфеток. Со мной – не работает. Невесту я подбираю, руководствуясь логикой и аналитическим расчетом. Так, чтобы ничего общего с предыдущей она не имела. Ни внешности, ни места жительства, ни рода занятий. Ира Бестужева училась в медицинском, а Тася работала кассиршей в супермаркете. Свадьба с Тасей вышла чуть ли не идеальной: та до последнего надеялась. Даже когда надеться стало совершенно бессмысленно, все смотрела на меня жалобно единственным уцелевшим зрачком и молила не убивать. Смешно.

Лена Иванова, рыженькая дурочка из МГИМО. Катя Марговская, водитель трамвая. Шейла Рустамова, восточная красавица, недешевая девочка из эскорт-сервиса. С ней, правда, вышла неувязка, та еще была штучка, едва не покалечила. Едва справился – сильная была девочка и приемы знала. Надо же, какие шлюхи нынче – Маты Хари доморощенные.

Оленька Дегтярева, лапушка. Экскурсовод, четыре иностранных языка, это в двадцать семь-то лет. К свадьбе с ней я готовился особенно тщательно. Настраивал себя, все-таки не первой свежести дамочка, можно считать перестарок. Ничего, прекрасно все вышло, несмотря на некую дряблость кожи. Оленька долго не хотела умирать, и я не удержался тогда – подарил ей еще одно совокупление, хотя время уже поджимало, и надо было уходить. Что ж, девочка того заслуживала.

Светка Коломиец, училка-зубрилка. Провинциалочка, ничего особенного, но очень мила. И – очки, до нее у всех моих невест было прекрасное зрение. Я намеренно выбрал очкастенькую и оказался прав – возбуждает запредельно, кто бы мог подумать.

А вот и последняя глава, неоконченная. Маша Алферьева, студенточка Российской академии правосудия. Самая, пожалуй, красивая из всех. Сероглазка моя русоволосая. Надо же, какой правильной формы лицо – можно сказать, академической. И носик, губки – чудесная девочка.

Я захлопнул дневник. Проанализировал свое состояние и по степени возбуждения убедился, что яркость воспоминаний уменьшилась. А значит, пора готовиться к свадьбе.

Безжалостное весеннее солнце пробивалось сквозь шторы и лупило в глаза. Митя поерзал на скамье, пытаясь спрятаться от яркого света.

Ручка выскользнула из пальцев, скатилась под стол. Надо поднять. Всего-навсего нагнуться, захватить в горсть, сжать в кулак. Простое действие, элементарное. И почти невозможное, когда тело тебе непослушно. Мозг велит «нагнись», а тело отвечает дрыганьем левой ноги. Левой ногой ручку не поднимешь.

Рядом усердно скрипел «паркером» Леха, восемьдесят кило мышечной массы на двести граммов мозгов. Включая костный. Неужели лекцию конспектирует? Митя вытянул шею, заглянул в тетрадь. Так и есть, конспектирует. Лекцию. И иллюстрирует. Сиськами небывалого размера. Что ж, немудрено – Стрекозел битый час уже бубнит про половые преступления:

– Различают два вида «способствующего поведения». Первый – «необоснованное доверие». При нем потерпевшая соглашается уединиться с малознакомым человеком с целью, например, распития спиртных напитков. Второй вид – «оплошность». А именно – неосторожность, поспешность, демонстрация доступности.

Митя усмехнулся. Концептуально. Доверчивая, склонная к употреблению спиртных напитков девушка неосторожно поспешила, и вот вам результат – ее изнасиловали.

Машка Алферьева с переднего ряда мотнула шевелюрой, от ее заколки шарахнуло брызгами света по глазам. Голова отозвалась взрывом боли. Сучка! Принцесска. Недотрога. Сегодня, входя в аудиторию, Митя нечаянно задел ее. «Убери руки, козел!» – «Куда я их уберу?» – «А хоть в анус себе засунь». Милая барышня, будущее современной интеллигенции. Папа генерал, мама генеральша, домашнее воспитание, гувернантка-француженка.

Нет, себе в анус неинтересно. Вот тебе, лапочка, я бы засунул. И не только в анус. И не только руки.

От этой мысли Митя развеселился. Привычно заработало воображение. Начнем с места действия. Где это будет? Дома? Нехорошо, банально. На улице? В парке? О! В бытовке. На матраце.

Митя представил матрац, старый, вонючий, в желтых потеках от былых вожделений. На матраце, разметав золотистые пряди, лежит Машка Алферьева, голая. У нее обязательно должны быть гладкие подмышки и подбритый лобок. Не совсем, а так, чтобы осталась завлекательная полоска посередине. Значит, лежит Машка, слегка раздвинув ножки, так что все-все видно, руки вяло свисают с края матраца, и вот мы ее сейчас…

– Запишите задание для семинара.

Митя вздрогнул и очнулся, вытер о брюки потные ладони. Гад этот Стрекозел, весь кайф обломал. Ну ничего, не в первый раз.

С ним так бывало. Внезапно представлялась женщина и процесс соития с ней, в подробностях. Безжалостный, с насилием, с пытками. Митя настолько реально представлял все действие, что не только видел своих женщин воочию, но и знал их по именам. Он вел дневник. Пригодится. Когда-нибудь он напишет мемуары и продаст за бешеные деньги.

Воображаемые сцены были единственной отдушиной в убогой, несложившейся Митиной жизни. Только они давали ему, калеке, возможность свысока, снисходительно смотреть на мир здоровых жизнерадостных недоумков.

Было немало вина, еще больше музыки, очень много выпендрежа и совсем уж баснословное количество похоти. Поначалу мне это нравилось. Нравились пошловатые Витькины анекдоты и его жаркое дыхание на щеке, пока мы изображали нечто, похожее на медленный танец. И явно ощутимое возбуждение, когда он прижимался ко мне бедром. Даже примитив Леха, в перерывах между рюмками взахлеб выдающий истории, как, где и с кем он нажрался, казался не придурковатым кобелем, а забавным добрым парнем, этакой неуклюжей и нескладной жертвой неблаговидных обстоятельств.

– С Жекой, – басил Леха, в один глоток опорожняя из горла бутылку «Балтики». – Взяли на двоих три пузыря, прикинь, Светик. И погребли в парк.

– Неужели все три бутылки выпили? – ахнула с неподдельным интересом Светка с сиськами.

– Два пузыря точно съели, – Леха основательно рыгнул и утер рот рукавом. – Два помню. А вот третий… Что начали – помню, а дальше – мгм-хрр… – Леха вновь рыгнул.

– Дальше неизвестно, – перевел Витька. – Дальше все покрыто мракобесием. Пойдем потанцуем, Маш.

– Не хочу. Надоело, – настроение у меня отчего-то поползло вниз.

– Ладно. Давай тогда споем, – Витька сноровисто расчехлил гитару, взял пару аккордов и подкрутил колки. – Что желаете?

– Пой что хочешь.

– Частушку сбацай, – Леха по-хозяйски облапил Светку.

– Как прикажете, – Витька перебрал струны. – Девки по лесу гуляли, маньяка в лесу искали. Маньяка Василия для сексу и насилия.

Светка заржала. Смачно икнул, прежде чем присоединиться к реготанию, Леха. Витька, как подобает признанному таланту, лишь наградил аудиторию снисходительной улыбкой. Я почувствовала явный позыв к тошноте.

Не прекращая гогота, Леха поднялся, потянул за руку Светку и постановил:

– Мы в койку.

– Давайте, – Витька отложил гитару и задумчиво проводил взглядом удаляющуюся пару. – Животные, – сказал он, – выпить, пожрать-поржать и совокупиться, что еще надо…

– Скажи мне, кто твой друг, – насмешливо обронила я.

– Да какой друг? Так, приятель, мы и в школе учились вместе. Бугаина здоровенный. Его весь двор боялся.

– Понятно, – я встала. – А ты, значит, пользовался его покровительством. Я пойду, Витя. Вызови мне такси.