Андрей Звонков - Любовью спасены будете...
– Что это?
– Медитация, – ответил Герман. – А я и не знал, что Маша медитирует.
– А зачем?
– Давай, она закончит, ты спросишь.
– А ее всему этому бабушка Марфа научила?
– Мама рассказывала, что способности врожденные, а бабушка их только развивала и учила ее. – Герман присел за столик, Вилечка, держась за поясницу, развалилась на единственном стуле. – Но мама не распространялась об этом. Ты понимаешь, ей никогда не хотелось быть исключительной.
Медитация закончилась. Маша вышла из избушки, пригладила и закрутила резинкой волосы в хвостик. Запахнула халатик. Герман и не заметил, что жена медитировала в купальнике. А при чем тут это? – мелькнула мысль. Какая разница, в чем она была? В такую жару удивительно, что они с Виленой вообще нагишом не ходят. Герман вдруг почувствовал не просто жару, воздух стал вязким и липким, словно кисель. Он никак не мог надышаться, Вилечка закрыла глаза и сползала медленно со стула на землю. Маша подошла к Герману и прокричала на ухо:
– Помоги мне! Возьми Вилену, и пошли в дом!
Герман медленно прошел к лежащей Вилечке, поднял ее и повел, безвольную, раскисшую, в избушку. Как только они вошли в дом, почувствовали прохладу, будто здесь работал кондиционер. Маша вошла следом и закрыла дверь. Вилечка пришла в себя. Герман вздохнул полной грудью.
– Что случилось? – спросил он. – Такая духота!
Маша присела на лежанку. Герман в ожидании ответа прислонился к стене.
– Из дома не выходить, – сказала Мария Ивановна строго. – Во всяком случае, Вилена пусть сидит тут.
– А Динка? – Герман вдруг вспомнил, что колли улеглась возле палатки, тяжело дыша.
– С ней ничего не случится, в крайнем случае убежит в лес.
– А чего мы ждем?
– Увидишь, – уклончиво ответила Мария Ивановна, – хочешь, ложись, это надолго.
– А в туалет?
Маша открыла дверь:
– У тебя несколько минут!
Герман снова вышел во влажный стоящий воздух. Он заметил, что, пересекая сделанное Машей кольцо вокруг избушки, он будто окунается в горячий пар. Бросив мимолетный взгляд на воду, он застыл в изумлении: при кажущемся безветрии вся поверхность озера была покрыта остроконечными зубчиками. Герман вспомнил: на море такое явление называется мертвая зыбь и предваряло шторм. Он сделал, зачем вышел, и вернулся в дом. Включил приемник, покрутил настройку, сквозь сплошные трески помех он отловил программу.
Маша смотрела на него. Герман поставил на полочку хрипящий приемник и спросил:
– Мы ждем бурю?
– Ждем, – сказала Маша, а Вилечка лежа спросила:
– Мам, а зачем ты медитировала?
– Захотелось.
– Нет, я не в смысле – зачем, а в смысле – для чего?
– Для того чтобы подтвердить или не подтвердить догадки.
– И что? Подтвердила?
– Да.
Герману и Вилечке очень хотелось спросить: а что это были за догадки? Но они удержались.
Время растянулось. В избушке было поразительно тихо. Из лесу не доносилось ни звука. Замолчали птицы. Мертво обвисла марлевая занавеска у дощатой двери. Мария Ивановна выглянула за дверь и внесла два ведра чистой, но уже теплой воды. Повернулась к Герману:
– Собака где?
– Я видел, как она залезала в палатку.
– Хорошо, если не ударится в панику, все будет нормально.
В этот момент избушка озарилась ярким свечением, Вилечка втянула голову. И почти сразу же ударил гром. Из палатки донесся лай. Герман подскочил к окошку, выглянул. Вилечке показалось, что он загородил свет, но стемнело мгновенно. Черная туча закрыла небо и полосовала молниями поляну и озеро. Окошечко выходило к лесу, и Герман не видел, как забурлила вода и из глубины стала подниматься мертвая рыба. За грохотом ничего не было слышно. Вилечка сидела на полу, зажав руками уши.
Маша что-то говорила, но Герман видел только шевелящиеся губы.
– Что? – Он наклонился к Машиному лицу.
– Приемник выключи!
– А! Сейчас.
– Дождя нет?
– Сухо пока.
– Скоро придет. – И как только Маша произнесла эти слова, молнии прекратились, будто отключили рубильник, и оглохший Герман почувствовал, как от атмосферного электричества волосы поднимаются. Маша тоже выглядела взъерошенной.
Динка, пока били молнии, бесновалась в палатке, ей хватало ума не выбежать наружу. Она спрятала голову под надувной матрац и утробно выла от страха при каждом ударе грома.
Маша приподнялась к Герману:
– Окно прикрой.
– А что?
– Опасно, может шаровая молния влететь.
Герман, пораженный, оглянулся на Машу.
– Ты думаешь?
– Чувствую.
Герман послушно отошел и прикрыл окошечко. Он уже две недели тут, и тогда, в начале шестидесятых, живя в сельской местности три года, он ни разу не видел такой грозы. Судя по звуку, молнии сместились за лес дальше, гром был все тише… Герман взглянул на часы: четыре ровно. Он снова включил приемник.
«…скорость ветра достигнет восьмидесяти – ста метров в секунду…» За треском и шипением слова терялись.
Герман задумался, считая.
– Это примерно триста километров в час!
Вилечка подняла глаза на Марию Ивановну.
– Мам, что это? – Под ней растекалась лужица.
– Воды! Герман!
Герман с Машей подняли Вилечку с пола и положили на постель. Герман ощупал плод, правой рукой определяя спинку, ягодицы вверху и головку, спустившуюся к лону.
– Головное предлежание, позиция первая. – Он достал из сумки фонендоскоп и выслушал сердцебиение. Животик у Вилечки уменьшился и уплотнился. Герман положил руку, почувствовал, как по матке пробежала еще слабая судорожная волна.
Вилечка поморщилась и сказала:
– Вот. Начинается…
– Еще только начинается, – сказала Маша. – Не торопись.
Она наклонилась к Герману, и в этот момент избушка содрогнулась от удара ветра. Герман опять подскочил к окну. Лес будто причесывали гигантской гребенкой, огромные сосны гнулись, тряся верхушками и напрягая корни. Герман увидел, как бревно, служившее им скамейкой, сорвалось с подпирающих колышков и покатилось в сторону избушки, набирая скорость. Герман ждал удара, однако, докатившись до обозначенного Машей круга, оно изменило траекторию и укатилось в сторону озера. Присмотревшись, Герман увидел, что травинки, щепочки и песок, будто натыкаясь на невидимую стену, оползают в стороны. Он оглянулся на Машу, та готовила на столике, на стерильной одноразовой простыне инструменты, шприцы и упакованные иглы с шовным материалом. И снова его поразила собственная жена. Двадцать лет вместе прожили, а о таких способностях и не подозревал. Это вам не пятерых пьяных парней загипнотизировать!
– Маша, откуда это?
– В хирургии взяла, – ответила Маша. – Там у старшей много всякого добра накопилось. Я и сама не подозревала. Пришла кетгут просить да иглы с держателями, а она вот что выложила. Ты шить умеешь?
