Саймон Магинн - Овцы
Когда они приблизились к полям, где паслись овцы, пришлось прицепить Элвиса к поводку. На этом настоял Льюин: несмотря на то что Адель поймали с поличным, пса по-прежнему подозревали в гибели овцы, той, что была убита раньше. Льюин также настаивал на том, что Элвис — переносчик паразитов, хотя Адель выводила у собаки глистов перед отъездом из Лондона. Но Льюин не мог себе позволить потерять овец.
* * *
Льюин стоял в ванной и смотрел на себя в большое зеркало. Руки висели вдоль тела. Он залюбовался кровеносными сосудами и четкими очертаниями мышечных групп. Ему никогда не приходило в голову, что в глубине души он был законченным нарциссом. Даже если бы он знал, что означает это слово, он бы себя так не назвал. Сколько Льюин себя помнил, он всегда чувствовал свое тело, оно ему нравилось. Кормление и мытье своего тела было его каждодневным занятием. Я очень хорошо сохранился для своего возраста, подумал он, лучше большинства людей. Он не был грузен, его тело состояло из аккуратных, четко очерченных частей.
— Неплохо, — сказал он и улыбнулся.
Эта улыбка была признанием — да, он себе нравился. Но у него были на то причины.
Он еще раз намылился, тщательнее, чем обычно. Даже выкопал где-то старую бутылку лосьона после бритья. Причесался, намазал волосы гелем, выщипал из ноздрей и ушей торчавшие волосы. Льюин носил легкие твидовые брюки и темно-зеленую рубашку-поло. У него была только одна пара приличных ботинок, он надевал их на похороны, крещения и свадьбы. Почти не ношенные. А куртку он почти не снимал. Если не джинсы, если не черная куртка со слишком широкими лацканами, то что еще? У него есть еще хороший костюм, но он не идет к ботинкам. Он подумал, не съездить ли в Фишгард, в «Эдвардс», он как раз бы успел к закрытию, но потом решил, что нет, у Дэйва есть коричневая замшевая куртка, и она подойдет идеально, даже вегетарианцу. Он внимательно изучил свои зубы. Неплохо. Он еще раз улыбнулся.
* * *
Сэм вежливо ждал, пока Дилайс закончит молитву. Он даже закрыл глаза, когда увидел, что Дэйв так сделал.
— С кем вы разговаривали? — спросил Сэм, когда Дилайс замолчала.
Она посмотрела на Дэйва, как будто бы хотела сказать: «Что я тебе говорила?»
— Мы благодарили Бога за то, что он дал нам пищу, — объяснила она.
Он нахмурился.
— А-а.
Интересно, подумал он, почему они берут пищу у Бога? Они что, не могут ее купить?
* * *
— Чем отличается жена Нила от «Титаника»? — хохоча, спрашивал бородатый жирный мужик. Он сидел в компании молодого парня в дальнем конце бара отеля «Динас Кросс». Льюин посмотрел на них. Одного из парней — коротко стриженного, в футболке — он никогда раньше здесь не видел.
— Не похоже, что нам удастся поиграть, — сказал Льюин. — Стол заказан до самого закрытия.
Нельзя сказать, что здесь действительно существовало какое-то время закрытия. Порой Мартин закрывал, когда ему хотелось, но иногда ему приходилось это делать, чтобы как-то пережить долгую зиму. Порой часов в одиннадцать кто-нибудь звенел в колокольчик, но только ради шутки.
Льюин вспомнил другие вечера, проведенные здесь. Вспомнил чувство, которое возникает, когда покидаешь яркое, веселое место, толпу шумных мужчин, только начинающих свои посиделки. Льюину обычно приходилось вставать в полшестого, поэтому он редко засиживался допоздна. И кроме того, какой смысл был сидеть в углу, ни с кем не разговаривать, если не считать Мартина? Отверженный. Он завел привычку шумно возиться с Шауном, собакой Мартина. Чтобы скрыть свои одиночество, неловкость. Контакт с парнями на другом конце бара у него был такой, что они с тем же успехом могли находиться в Кардиффе. Долгие, долгие вечера, отмеченные только путешествиями к стойке и в туалет. Отработанные безразличные взгляды на мужчин (он вдруг понял, что не видел здесь ни одной женщины, кроме жены Мартина Кэрол) и удивленные взгляды в ответ. Бесконечное изучение подставок под кружки, обоев и поддельного камина.
Но сегодня все было совсем по-другому, у него была компания! Нельзя, конечно, сказать, что Джеймс был хорошим компаньоном, но все равно Льюин был не один. Он мог заказать две кружки пива, он мог даже пожаловаться, что бильярдный стол занят. Он чувствовал себя отмщенным, почти триумфатором. Ему хотелось во всеуслышание заявить: это Джеймс, мой друг. Видите? К ним подошел Шаун, и Льюин заставил его (легко) дать лапу. Джеймса пес обошел стороной: за все эти годы ему много пришлось натерпеться от пьяных, а Джеймс уже почти превратился в одного из них.
Джеймс встряхнулся.
— Извини, Льюин. Я обычно не такой зануда. Просто, ты понимаешь...
Льюин кивнул.
— Я думал, будет правильно, если мы приедем сюда. Что-то вроде отпуска, понимаешь? Нам всем нужно было уехать куда-нибудь, это был шанс — работа на полгода, мы могли снова встать на ноги. Не могу поверить, что все так получилось. Я просто не понимаю, что теперь делать. Господи!
— Точно.
— Видимо, что-то должно было стать толчком. Доктор сказал, что болезнь может таиться в человеке годами, а потом какой-нибудь пустяк — и она выходит наружу.
(Как зверь, подумал Льюин.)
— Она сказала, что обычно болезнь поражает молодых, но может начаться в любой момент. У любого человека. Дель всегда была... как сказать?.. необычной, так, наверное. Именно это и привлекло меня в ней в первую очередь. Она не была похожа ни на кого из тех, что я встречал прежде. Не была. Господи. Знаешь, она жутко умная. И она видит вещи по-другому, у нее свой собственный...
Джеймс щелкнул языком и покачал головой. Как рассказать об удивительной, непредсказуемой уникальности этой женщины?
— Она приходит в восторг от самых разных вещей. Она замечает то, что я вообще не вижу. Она умеет разговаривать с любыми людьми. Мы можем куда-нибудь пойти, и она целый вечер будет трепаться с каким-нибудь пьяницей. Перед нашим уходом она уже все о нем узнает. Она как будто собирает людей. Она постоянно писала письма людям, которых не видела годами.
Джеймс не стал говорить, что это было одной из причин того, что он так и не познакомил ее со своими родителями. Он пытался представить себе, как на лужайке, вымощенной бетонными плитами, сидит Адель в пластиковом кресле, держа в руках чашечку и блюдце, обсуждает с его матерью домашние дела и вдруг говорит что-то неправильное, странное, необычное. Он не стал рисковать. Нельзя сказать, чтобы его мать очень сильно на него давила. Даже если бы он женился на Адель как положено, мать все равно бы никогда ее не приняла. Джеймсу казалось, что он не сможет вынести ее неодобрения, ее презрения. Адель послала ей фотографии детей; она ответила вежливым письмом с благодарностью. Вот как далеко зашли их отношения. Он знал, что поначалу Адель это веселило, потом злило, потом она начала его презирать. Она считала, что в его возрасте человек уже не нуждается в одобрении своей матери. Это было нелепо, некрасиво, трусливо. Адель страстно верила в то, что человек должен быть смелым.
