Линда Лафферти - Проклятие Батори
– Пожалуйста, проходите, пан Сильваши, – сказала она. – Мне не терпится познакомить вас с моей гостьей и ученицей, графиней Зичи Эчедской.
Янош низко поклонился. Он был вновь ошеломлен беломраморным лицом графини и ее пронзительными янтарными глазами. Губы Эржебет были накрашены соком красных ягод, корни ресниц зачернены турецкой краской для век, а темно-рыжие волосы блестели от масла из серой амбры. Она выглядела на десятки лет моложе своего – хорошо известного Яношу – возраста.
Графиня предложила свою руку, чтобы Янош сопроводил ее. Тот осторожно коснулся локтя, зная, что такую честь обычно оказывают родовитым дворянам.
Ему не терпелось поделиться с нею своей тайной, но он знал, что нужно подождать подходящего момента.
Пока они шли, Янош слышал жесткий шорох графининого наряда. От ткани юбки исходил запах цветов. Янош отметил изящество ее тонкого, как птичья кость, запястья.
Графиня Зичи Эчедская ждала в передней у трапезной. На ней был белый фартук поверх венецианского шелкового платья.
– Графиня Зичи, позвольте мне представить вам моего конюшего Яноша Сильваши.
Графиня не присела в реверансе, но вяло протянула Сильваши свою руку.
– Большая честь, – пробормотал он, целуя девушке руку.
От этого поцелуя она выгнула брови, но ничего не сказала. Янош заметил, как торопливо гостья отняла руку.
– Сейчас мы поужинаем, – сказала графиня Батори и, ничего больше не говоря, вошла в трапезную, ожидая, что гости последуют за нею.
– Что это за тошнотворный запах? – шепнула графиня Зичи конюшему. – Так пахнет тухлое мясо!
Графиня Батори оглянулась на следовавших за нею гостей, и Янош не успел ответить на вопрос молодой аристократки.
* * *Несмотря на пышный стол, тонкий богемский хрусталь и вина из Венгрии и Италии, Яношу было не по себе. Его очень тревожил необычный блеск в глазах графини, когда она смотрела на гостей.
– Надеюсь, вы нашли мою служанку сообразительной и умелой, – сказала графиня Батори графине Зичи, пригубляя тосканское вино.
– Видно, что она выучена искусной рукой, – ответила девушка и подняла подбородок. – Было очень великодушно с вашей стороны выделить ее мне.
Эржебет перехватила ее взгляд.
– Что-то не так, графиня Зичи?
– Не так? Определенно нет. Просто…
– Пожалуйста, продолжайте.
– Могу я спросить, отчего у нее так изуродовано лицо?
Янош чуть не поперхнулся вином, но ничего не сказал. Зузана! Она же говорит о Зузане.
Эржебет стрельнула в него глазами, а потом снова повернулась к графине Зичи.
– В юности она перенесла оспу. Я сжалилась над ней.
Графиня Зичи промокнула губы вышитым носовым платком.
– Вы действительно добрейшая женщина в Венгрии. Потому что она безобразна, настоящее чудище.
Трапезную наполнил звонкий смех графини.
Янош сжал кулаки и закашлялся, спрятав руки на коленях.
– Да уж, страшна, – согласилась графиня, вертя серебряным ножом. – Но Зузана выполняет свои обязанности добросовестно и хорошо. Тех, кто хорошо мне служит, я награждаю.
Звон серебра по фарфору был невыносим для горящих ушей Яноша. Схватив нож, как оружие, он уставился на мясо в тарелке перед собой.
– А вы, конюший, расскажите мне о… конюшнях, – сказала графиня Зичи. – Несомненно, у графини Батори прекраснейшие лошади во всей Венгрии. Разве ваш муж не был королевским шталмейстером, графиня?
– Во время турецких войн он служил королю Матьяшу во многих разных качествах. В том числе финансировал королевское войско. Титул шталмейстера был у него одним из многих, – проговорила графиня, слегка нахмурившись. – Но больше всего он любил титул Черного Бея. Так прозвали его турки, поскольку никого так не страшились в бою, как Ференца Надашди.
– Граф Надашди был шталмейстером? – удивился Янош. – В самом деле? Почти как я.
– Вы мой конюший, – быстро проговорила графиня. – Это совсем не одно и то же.
– Но мой отец служит конюшим у короля Матьяша, смотрит за его белыми жеребцами. Тот белый жеребец, которого я объездил, разве он не выходец из габсбургских конюшен?
Прежде чем ответить, графиня поднесла к глазам свой бокал и отпила вина.
– Откуда вам это известно?
– Белые кони королевских конюшен знамениты, их привезли из испанской Андалусии. Его родословная очевидна. – Конюший помолчал. – А может быть, жеребец сам поведал мне это вместе с другими тайнами Чахтицкого замка…
Глаза графини Батори и конюшего встретились. Черная муха села ей на щеку, и графиня свирепо ее прихлопнула.
– Я пошутил, графиня. Извините меня. А теперь хочу сообщить вам новость, графини, если можно, – сказал Сильваши, чувствуя, что настал подходящий момент.
– Новость?
– Да. Новость, которую я хранил, чтобы поделиться ею с вами за этим великолепным ужином.
– Что за новость?
Янош прокашлялся, предвкушая реакцию графини.
– Удача благословила семью Сильваши, ежели вы простите мне мое хвастовство. Король Матьяш даровал моему отцу дворянство и пожаловал ему вотчину близ Вены.
– Дворянство? Вашему отцу?! – воскликнула графиня Зичи. Ее лицо разрумянилось, и она захлопала в ладоши. – Какая прекрасная новость для вас, конюший! Должно быть, король высоко ценит вашего отца.
Графиня Батори промолчала, но по лицу ее пробежала тень.
– Да, теперь мой отец – дворянин. И верный сторонник нашего доброго короля.
Графиня Батори положила вилку и посмотрела на Яноша.
– Я постоянно переписываюсь с отцом. Он всегда живо интересуется состоянием лошадей, – говорил молодой человек. – И вашим здоровьем, графиня.
Он улыбнулся и, наконец выпив глоток красного вина, одобрительно причмокнул губами.
– Ваш виноград приобретает хороший вкус от такой каменистой почвы, графиня. Кто бы подумал, что фрукты так хорошо растут здесь, среди холодных диких скал…
Он знал, что графиня все поняла. Как сын дворянина – близкого друга короля, – Янош теперь был неприкасаем. Он спасен.
Еще две мухи зажужжали у его головы, а потом сели на щеку и шею графине Батори. Она раздраженно прогнала их.
– Любопытно, что в это время года здесь летают мухи, – сказал Янош. – Ведь уже было несколько сильных морозов и снегопад. Под Рождество эти паразиты – большая редкость.
Эржебет бросила на него холодный взгляд.
– Подохла лошадь – одна из старых кляч, что фермеры приводят на рынок. Мы закопали ее в огороде как удобрение – теперь я понимаю, это была страшная ошибка. В тепле гниющей туши заводятся мухи. – Она помолчала, а потом внезапно приложила руку ко лбу. – Прошу меня извинить. Я чувствую, что начинается головная боль.
