Райчел Мид - Пламенное сердце
– У меня получилось. – Она прикусила губу и продолжила: – С солью. Я вложила в нее все четыре стихии.
Джилл ахнула. Она была в курсе наших поисков.
– И у тебя получится воспроизвести чернила Маркуса?
Сидни энергично закивала.
– Самое сложное сделано. Теперь соль нужно измельчить и ввести в любой раствор для татуировки. Но нужен подопытный кролик. Адриан – ты храбрый парень. Не будешь возражать, если я произведу опыт на тебе?
– Я верую в твои способности, – заявил я Сидни, – но, может, тебе лучше подождать и поставить эксперимент на ком-нибудь из новых рекрутов Маркуса – ну тех самых, с сияющими очами.
– Можно и так. Кстати, вряд ли соль навредит подопытному. Главный вопрос – сработает метод или нет. И единственный способ все выяснить – это дождаться, когда алхимики попытаются заново сделать татуировку нашему кролику. Мы, разумеется, к такому не стремимся… – У Сидни сделался восхитительно задумчивый вид. – Вот если бы я заполучила чернила алхимиков и попробовать бы с ними поработать, но, увы… Здесь требуется особое разрешение. Кроме того, у меня нет под рукой пользователя земли.
Я ухмыльнулся.
– Думаю, Эйб с радостью тебе поможет.
– Ага, – сказала Сидни. – Я не сомневаюсь. Я уверена, что он был бы в восторге, узнав о моем побочном проекте.
Внезапно на горизонте показалась Зоя, сидевшая за рулем зверской машины. Она не заехала на бордюр и не врезалась в стену дома, так что я счел это многообещающим. Кстати, Сидни внимательно наблюдала за сестрой. Удовлетворенная увиденным, она сменила Зою на водительском месте и помахала нам рукой. Наши взгляды встретились, и я на несколько мгновений утонул в ее янтарных глазах. Когда автомобиль скрылся за углом, я вздохнул и почувствовал, что Джилл понимающе смотрит на меня.
– Ладно, – буркнул я. – Я запишусь на прием.
Джилл обняла меня.
Я позвонил психиатру, которого рекомендовал Карлтонский центр здоровья, тихо надеясь, что до приема пройдет некоторое время. В конце концов, врачи узкой специализации всегда загружены, верно? И этот тип действительно много трудился – но как раз завтра у него образовалось окно, поскольку пациент отменил запись. Девушка-регистратор прощебетала, что мне очень повезло. И что мне оставалось делать? Я смирился с судьбой и отменил занятия на завтра. Ровена обзовет меня прогульщиком, когда я потом спрошу у нее, что я пропустил.
Врача звали Рональд Микоски, но я сразу же позабыл его имя, поскольку он в точности походил на Альберта Эйнштейна, укомплектованного растрепанными седыми волосами и усами. Я предположил, что в кабинете будет кушетка, на которой я стану валяться, бормоча что-то о матери, но я ошибся. Врач уселся за стол, а мне показал на бархатное кресло. Вместо блокнота у него был ноутбук.
– Итак, Адриан, – начал Эйнштейн. – Расскажите мне, что привело вас сюда?
Я собрался было выпалить: «Девушка меня заставила», – но фраза показалась мне натянутой.
– Моя девушка думает, что мне не помешал бы визит к вам, – исправился я. – Я хочу принимать антидепрессанты.
Кустистые брови приподнялись.
– В самом деле? Мы здесь не просто раздаем рецепты, мы поначалу докапываемся до сути. Вы в депрессии?
– В настоящий момент нет.
– Но иногда это с вами бывает?
– Конечно. Ну, то есть она же со всеми бывает, правда?
Врач спокойно встретил мой взгляд.
– Разумеется. Но ваши депрессивные ощущения хуже среднего?
– Кто знает? – Я пожал плечами. – Они ведь субъективные, так ведь?
– А ваша девушка думает, что они хуже среднего?
Я заколебался.
– Да.
– Почему?
Тут я завис. Я не был уверен, что готов разговаривать на такую щекотливую тему. Меня застали врасплох, хотя я был подкованным в вопросах, связанных с психическим здоровьем. Меня в свое время просветила Лисса. В общем, я понимал, что психиатры выписывают рецепты, а психотерапевты обсуждают проблемы. Я думал, что просто приду сюда, скажу, что мне нужны таблетки, и получу их.
– Потому что… я тогда пью.
Эйнштейн побарабанил пальцами по столу.
– Много?
Я снова готов был ляпнуть про субъективность, но предпочел ответить прямо:
– Да.
– А когда вы счастливы, вы тоже пьете?
– Ну, пожалуй… но почему бы не дать себе порезвиться?
– А вы чувствуете, когда вы не в духе.
Вот и очередная возможность пошутить! О, я мог бы рассказать про дух! Но как описать мои чувства в те мрачные часы, когда тень духа накрывает мою душу? А даже если бы я и нашел слова, смог бы Эйншейн ими проникнуться? Кто смог бы мне посочувствовать на самом деле? Никто – и это было хуже всего. Я всегда ощущал себя одиноким. Даже другой пользователь духа не смог бы полностью понять то, что переживаю я. У каждого – свой личный ад, и, конечно, я не мог упомянуть о духе.
Однако я поймал себя на том, что беседую с Эйнштейном, изо всех сил стараясь описать свои чувства. Через пятнадцать минут врач перестал барабанить пальцами по столу и стал просто слушать, иногда задавая уточняющие вопросы. Вскоре он стал допытываться у меня, как я себя чувствую, когда счастлив. Особенно его интересовало, как мне свойственно проводить свободное время, а еще – в чем заключается мое «необычное поведение». Когда данная тема исчерпалась, врач выдал мне груду тестов, которые, в принципе, были посвящены одним и тем же проблемам.
– Боже правый! – не выдержал я, возвращая листы бумаги. – Я даже не думал, что это настолько трудно – определить психа!
В глазах врача блеснули веселые искорки.
– Термин «псих» используют некорректно и часто. А также его употребляют, чтобы заклеймить человека и вынести ему приговор. – Он постучал себя пальцем по голове. – Все мы завязаны на биохимию, Адриан. Наши тела, наш мозг. Это одновременно и простая, и крайне сложная система. И в ней очень часто что-то идет не так. Какая-то мутация клетки. Какой-то нейрон выпадает из цепи. А может, медиатора недостает.
– Моей девушке понравились бы ваши речи, – сказал я, потом кивнул на груду бумаг. – А если я не псих, мне все равно нужно пить таблетки?
Эйнштейн пролистал пачку, кивая, будто увидел именно то, что ожидал.
– Если желаете. Но не те, за которыми вы пришли. У вас более серьезная ситуация, чем банальная депрессия. Вы демонстрируете многие классические симптомы биполярного расстройства.
В слове «расстройство» слышалось нечто зловещее.
– А что это означает? Если попросту, без терминов, начинающихся на «нейро»?
Врач печально улыбнулся.
– Если упростить до предела, то ваш мозг делает ваши черные жизненные полосы слишком черными, а белые – слишком белыми.
