Людмила Белякова - Темная арена
— Хе, если менты станут ездить на каждый вызов!.. — успокоил его Юрасик. — Пошли посмотрим, может, убрались те пацанята.
Действительно, сырой ветер разогнал подростков по домам, но яркий желто-розовый светильник мешал ужасно. Лезть на мачту и колотить его было затруднительно, и поэтому выход был один: готовить диверсию в тени самого фургона, работать слаженно, быстро, а ноги делать незамедлительно.
— Так, работаем, — не дожидаясь, чтобы опять заканючил Андрей, сказал Юрасик, накидывая гирлянду на угол фургона. — Ты разогревайся помаленьку.
Ветер рвал картонки из рук, но Андрей уже начал свои камлания. Юрасик расправил гирлянду и привычно отошел в сторонку. Андрей выдохнул последнее слово, взмахнул руками, делая зверское лицо…
Порыв влажного ветра смахнул обрезки волшебных коробок с крыши тонара, Юрасик услышал знакомый поцелуйный звук… Земля мягко ушла из-под ног. Светильник на бетонной мачте поскользнулся, покачнулся, но удержался на своей единственной ноге и почти сразу же занял исходную позицию.
«Все-таки влипли», — подумал Юрасик, но потом сразу понял, что все в целом прошло нормально, просто в самый момент уменьшения картонки скинуло с крыши, а потом они, как и раньше, упали сами. Но тонар-таки не уменьшился — не успел до падения гирлянды.
— Андрюха, ты где? — позвал Юрасик.
Голос его прозвучал как-то странно — будто через вату. Уши заложило, что ли?
Художник не отзывался. Юрасик сделал пару шагов за тонар, едва не оступился в колдобину, которой не разглядел раньше, и подал голос снова. Ответа также не последовало, Юрасик вернулся на свет и тут же столкнулся с Андреем, который, нелепо размахивая руками, брел ему навстречу.
— Ты чего, Андрюх? Не расстраивайся, сейчас все переделаем… Где картонная тара? Давай…
— Юрьпетрович, Юрьпетрович, — замямлил едва слышно фокусник, — вы что, не понимаете?
— Ну, сорвался трюк — надо переделать, как в цирке положено. Это даже я знаю.
— В-в-в… — загнусавил художник, указывая дрожащей рукой на тонар. — Вы что, не видите?
— Очень даже хорошо вижу. Надо доделать, раз взялись… Уменьшать так уменьшать!
— Да куда ж еще уменьшать-то, Юрьпетрович? — зарыдал художник. — Вы вокруг посмотрите, а?
— А что?
— Да мы же вместе с тонаром уменьшились! В зону минимизационного воздействия попали! Вы думаете — это что?!
Он указал на высокую груду мусора за тонаром, на которую Юрасик прежде внимания не обратил, а теперь принял за накиданную кое-как упаковку из гофрированного картона.
— Это же наша… гирлянда…
У Юрасика подкосились ноги, и он, холодея от ужаса, глянул вокруг. Перестав принимать фургон со жвачкой за меру всех вещей, он увидел, как высоко в темнеющем небе горит светильник, что двор сделался величиной с пустырь, где кипели художественно-монтажные работы; огоньки окон находились на расстоянии кремлевских звезд…
«Это сколько же во мне сейчас росту — сантиметров двенадцать?» — прикинул Юрасик.
Андрея Юрасик обнаружил подвывающим на своем плече и стряхнул его голову.
— И чего ж теперь делать, гусь лапчатый? Давай колдуй все взад, а то нас машиной раздавят или собакой описают, ну!
— Я не могу…
— Чего не можешь? Извилины тоже измельчали, да? Колдуй, тебе говорят!
— Заклинания только запускают действие оборудования… а самого оборудования-то нет…
— Да вот же оно…
Юрасик схватил художника за холодную, вялую руку и протащил его через полуметровые траншеи к груде картонок, а когда они оказались рядом, то решимость его тоже пообмякла. Делать-то с ними что? Андрей трясся, хлюпал носом, а может быть, и плакал.
— Ну ладно, успокойся. Думай, как из положения выходить.
— Не знаю, Юрьпетрович, не знаю я-а-а…
Он действительно заплакал. Юрасик тоже не знал, что делать, но понял, что решать опять придется ему. Он подождал минуту, чтобы художник проревелся и был готов хотя бы слушать. Постепенно стенания затихли.
— Так, кудесник хренов, — веско, истинно по-красновски заговорил Юрасик. — Где эта картонка, целая, недорезанная, которой ты над моей чашкой измывался?
— А? — слегка очнулся художник. — В кейсе была. А что?
— Кейс где?
— Там…
Художник сделал неопределенный жест в темноту.
— Все, хватит хныкать, пошли искать.
— Вы думаете…
— Да, я думаю, если ты не можешь. Или попробуешь все-таки?
Андрей слегка ободрился и двинулся, неловко переступая по гребням вязкой земляной массы, которые, скорее всего, были их собственными следами — из другой, большой жизни.
Кейс, оставленный ими подальше от светового оазиса, они искали минут двадцать и нашли благодаря тому, что неподалеку проехала машина, выхватив его из темноты. Теперь кейс для них был чем-то вроде одноэтажного строения, и бежали они до него минуты три.
— Пошевеливайся, недоучка, — подгонял Юрасик Андрея.
— А что?
— А то, — зло огрызнулся Юрасик, — что найдет его какой-нибудь забулдыга и унесет вместе с твоей единственной надеждой когда-нибудь стать большим и умным. Не рискнешь побороться со взрослым дядей, а?
Наконец они оказались рядом с одноэтажным кейсом. Андрей принялся лихорадочно шарить по карманам.
— Чего шукаешь?
— Ключ…
— Чего-о-о? Ты, ваще, чем думаешь? Твоим ключом сейчас только комарихам аборты делать!
К счастью, ключ и не понадобился — кейс был незаперт, но это не особенно облегчало задачу возвращения в мир нормальных размеров — поднять его крышку таким лилипутикам было проблематично, да и располагалась она высоко. Юрасик почувствовал, что ему стало холодно, и он застегнул пальто, уже скотски грязное.
— Так, — сказал он. — Твоя очередь думать. Сформулируй план-максимум, пожалуйста.
— Вернуть себе изначальные размеры, — безнадежно прошептал Андрей.
— Уже кое-что. А план-минимум слабо?
— Слабо…
— Тогда слушай меня.
Даже впотьмах Юрасик увидел, как блеснули надеждой глазки Андрея за заляпанными стеклами очков-бабочек.
— Подсадишь меня на ручку кейса.
«Вот слышал бы кто-нибудь меня сейчас — сразу в дурдом бы сдал!»
— Я залезу внутрь и попробую выпихнуть эту картонку наружу, а там видно будет. Помнишь, где она лежит?
— Вроде сверху. Сразу под крышкой.
Андрей забормотал что-то о Юрасиковой гениальности, но, подставляя Юрасику свою хиловатую спину в качестве ступеньки, затих от натуги. Юрасик вскарабкался на ручку кейса и сел на нее верхом. Нет, сам он эти громады не сдвинет, точно.
— Давай клешню, гений номер два. Полезешь со мной.