Тахира Мафи - Разрушь меня
Он борется не только за себя.
Глава 33
— Дай-ка я взгляну на твои порезы.
Адам стоит перед дверью Джеймса, засунув руки в карманы. Он в тесной темно-красной футболке, открывающей руки с красивыми рельефными мускулами и татуировками, нанесенными рукой профессионала, которые я научилась узнавать. Он перехватывает мой взгляд.
— Выбора не было, — говорит он, глядя на черные полоски чернил, въевшихся в его предплечья. — Стояла задача выжить. Работы не было, взяли только в армию.
Подхожу к нему и касаюсь татуировок.
— Я понимаю.
Он, еле сдерживая смех, чуть заметно покачал головой.
— Что? — Я резко отдергиваю руку.
— Ничего, — улыбается он, обнимая меня. — До сих пор не верится — ты здесь, у меня дома…
Волна жара поднимается по моей шее — я будто падаю со стремянки с кистью в свежей красной краске. Я не привыкла к ласковым словам. Прикусываю губу.
— А где ты делал татуировки?
— Эти? — Он посмотрел на свою руку.
— Нет. — Я потянула его футболку вверх так неудачно, что Адам едва не потерял равновесие. Попятившись, он оперся спиной о стену. Я задрала футболку до ворота, борясь со смущением, и погладила птицу на его груди. — Вот это откуда?
— А-а, — говорит Адам. Меня увлекает красота его тела. Штаны со множеством карманов сидят очень низко на бедрах — видимо, он снял ремень. Заставляю себя поднять глаза и пробегаю пальцами по его животу. Адам с трудом вздыхает. — Не знаю, — говорит он. — Я долго мечтал о белой птице. Ты знаешь, что раньше птицы умели летать?
— Ты мечтал о ней?
— Да, все время. — Он чуть улыбается воспоминаниям. — Как хорошо было… Прекрасное чувство — надежда. Я держался за воспоминание, боясь, что оно исчезнет. А оно вот стало постоянным.
Я накрыла татуировку ладонью.
— Я мечтала об этой птице все время.
— Об этой? — Он в изумлении приподнял брови.
Я кивнула:
— Именно о такой. — Что-то в голове становится на место. — До того самого дня, когда ты вошел в мою камеру. С тех пор я не думала о ней.
— Шутишь!
Но он видит, что я не шучу.
Я отпускаю футболку и прижимаюсь лбом к его груди. Вдыхаю его запах. Он обнимает меня крепче и кладет подбородок мне на голову.
И так мы стоим века, и от старости я уже не помню мир без этого тепла.
Адам промывает мои порезы в ванной, пристроенной к гостиной. Это миниатюрная комнатка с унитазом, раковиной, маленьким зеркалом и крохотной душевой кабинкой. Мне все это очень нравится. Когда я выхожу из ванной, вымывшись и наконец переодевшись, Адам ждет меня в темноте. На полу разложены одеяла и подушки; для меня это райское ложе. Я так вымоталась, что готова проспать несколько столетий.
Я ложусь рядом, и Адам обнимает меня. В комнате вовсе не жарко, но Адам — настоящая печка. Прячу лицо у него на груди, и он крепко прижимает меня к себе. Веду пальцами по его обнаженной спине, ощущая, как напрягаются мышцы от моего прикосновения. Останавливаю пальцы у пояса его брюк, цепляю указательным шлевку для ремня. Чувствую на языке вкус слов.
— Я серьезно, чтобы ты знал.
Его дыхание прерывается на секунду. Сердце начинает биться слишком часто.
— Что — серьезно?
Хотя он прекрасно знает, что я имею в виду.
Мне вдруг становится неловко от моей откровенности, даже бесцеремонности. Я ведь ничего не знаю о том, о чем отважилась попросить. Но знаю одно: я не хочу ощущать на себе ничьих рук, кроме рук Адама. Никогда.
Адам ложится на спину. Я различаю черты его лица, глаза, блестящие в темноте. Глядя на его губы, я говорю:
— Я ведь ни разу не просила тебя остановиться. — Мои пальцы медлят на пуговице пояса брюк.
Онемев, он смотрит на меня, не веря своим ушам. Его грудь часто поднимается и опускается.
Я наклоняюсь к его уху.
— Коснись меня.
Он решается.
Мое лицо в его ладонях, мои губы в его губах, и он целует меня, я кислород, а он умирает без дыхания. Он почти сверху, его рука в моих волосах, другая гладит меня и подхватывает под колено, подтягивая меня ближе, выше, теснее. Он рассыпает поцелуи на моей шее, и экстатическая электрическая энергия пронизывает меня, зажигая внутри пламя. Я вот-вот воспламенюсь от нервного возбуждения, пропитавшего каждое мгновение. Я хочу погрузиться в его существо, ощутить его всеми пятью чувствами, утонуть в волнах чуда, осветившего мою жизнь.
Я хочу узнать вкус его тела.
Адам берет меня за руки и проводит ими по своей груди, направляя мои пальцы вниз, к поясу, снова ловит губами мои губы и снова, снова, снова погружает меня в исступление, из которого я не хочу выходить. Но этого мало. Этого все равно мало. Я хочу растаять и впитаться в него, обвести все формы его тела одними губами. Сердце бешено гонит кровь, лишая воли, закручивая все в урагане напряжения. Адам отстраняется, чтобы вздохнуть, но я притягиваю его к себе, истомленная желанием, безрассудная, жаждущая его прикосновения. Его руки проникают ко мне под майку, гладят меня так, как ни разу еще не осмеливались, и майка уже у меня на голове, когда дверь со скрипом приоткрывается. Мы замираем.
— Адам…
Адаму с трудом удается отдышаться. Он опускается на подушку, и я чувствую исходящий от него жар. Биение его сердца гулко отдается в комнате. Я подавляю десяток криков. Приподняв голову, Адам спрашивает почти обычным голосом:
— Что, Джеймс?
— Можно, я с тобой посплю?
Адам садится. Он дышит тяжело, но как-то сразу берет себя в руки.
— Конечно, можно. — Его голос звучит мягче, он говорит медленнее. — Плохой сон?
Джеймс не отвечает.
Адам встает.
Джеймс икает, будто от сдерживаемых слез. В темноте я вижу, как Адам обнимает братишку.
— Ты же вроде говорил, все прошло? — слышу я шепот Адама, но в его словах нет упрека, только забота.
Джеймс что-то ответил, я не разобрала.
Адам берет его на руки — я удивилась, каким крошечным сразу показался мне Джеймс, они исчезают в кладовой-спальне и сразу возвращаются с постелью. Только устроившись в нескольких футах от брата, Джеймс наконец засыпает. Тишину нарушает лишь его прерывистое дыхание.
Адам поворачивается ко мне. Я — глыба молчания, пораженная, потрясенная, глубоко растроганная. Я не знаю, что пришлось пережить Джеймсу. Я не представляю, каково Адаму было расставаться с ним. Я не знаю, как сейчас живут люди, как они выживают.
Я не знаю, что сталось с моими родителями.
Адам гладит меня по щеке и обнимает.
— Прости, — говорит он, но я поцелуем отметаю всякие извинения.
— Дождемся более подходящего момента, — отвечаю я.
