Мария Барышева - Мясник
— С тех самых пор в руки не брал, — сказала она. — Вот как его тогда привезли сюда, так и не брал. А он ведь так играл раньше, даже песни сам писал… А вот сегодня вдруг — проснулась, слышу… — она мотнула головой, не в силах говорить дальше, немного отдышалась и спросила: — Ну разве это того не стоило? Посмотрите на него! Разве ж это того не стоило?
Не ответив, Наташа толкнула калитку, и Костя вскинул голову, и его пальцы застыли на струнах. Несколько минут они настороженно смотрели друг на друга, ожидая, кто заговорит первым и что скажет. Наконец Костя не выдержал и махнул ей рукой.
— Ну, иди сюда, чего ты там стоишь?! Садись, места хватит! Спит еще твой приятель!
Его голос звучал немного смущенно.
Наташа, все еще не в силах поверить, что произошла не катастрофа, которую она предчувствовала, а нечто совершенно противоположное, подошла и опустилась на диван так, как начинающий йог опускается на ложе из гвоздей. Костя быстро взглянул на нее, пригладил редеющие светлые волосы и грубовато сказал:
— Руку дай!
Она растерянно протянула руку. Костя оставил гитару, сжал ее дрожащие пальцы и накрыл другой ладонью, внимательно глядя Наташе в глаза. Он смотрел долго, потом отвернулся, отпустил ее и снова взял гитару. Никто из них ничего не сказал, да это и было бы лишнимслова бы показались лишь пустым нагромождением звуков, они не смогли бы выразить то-го, что было высказано на особом языке, понятном лишь им двоим. Пальцы Лешко пробежали по струнам, и он весело спросил:
— Ну, что дальше играем, пацаны и девчонки?!
— Еще из дяди Шевчука, — сказал один из «пацанов», подделываясь под солидный мужской бас. Костя снова склонил голову набок, и гитара снова зазвучала в прозрачном осеннем воздухе. Наташа, прижав ладонь к щеке, слушала, глядя на проворные пальцы Кости, на щербатые улыбки мальчишек, на стоящую у калитки Нину Федоровну, думая ее недавними словами: «Разве это того не стоило? Вот так-то действительно все просто и понятно. Ведь правда же стоило? Правда же?»
Слава провел в доме Лешко еще полторы недели, и все это время Наташа больше не мучилась угрызениями совести — она мчалась вперед легко, словно стрела, выпущенная из лука в невидимую цель, — легко, спокойно и уверенно, наслаждаясь полетом.
За это время она нарисовала еще четыре картины.
* * *В один из ноябрьских дней Слава твердо сказал, что завтра им придется покинуть поселок. Хотя Наташа и знала, что вскоре он заговорит об этом, новость все равно застала ее врасплох и, сидя с ногами на кровати, замотавшись в одеяло, она ошарашено смотрела на него, не зная, что ответить. Ей не хотелось уезжать — она привыкла к поселку, здесь ее любили и уважали, здесь были ее друзья…
…жрецы…
…и сама мысль о том, что придется оставить это все, переехать на новое место, где никого не будет, где она снова окажется в одиночестве, была невыносима.
— Нет, — сказала она и сама испугалась сказанного. Слава, уже начавший складывать свои вещи в большую спортивную сумку, медленно поднял голову и посмотрел на Наташу очень внимательно. После болезни он сильно изменился и не только внешне, отпустив бороду и став походить на мрачного отшельника, позабывшего дорогу в свою пещеру, — что-то изменилось в нем самом, словно надломился какой-то невидимый стержень, словно некие часы испортились и стрелки разом скакнули лет на двадцать вперед. До смерти Нади и истории с дорогой Слава был жизнерадостным парнем с отличным чувством юмора. Он не отличался особой привлекательностью, но ее с лихвой заменяло мощное, теплое обаяние. Сейчас от всего этого не осталось и следа, зато его внешность приобрела особую красоту — угрюмую, строгую, зрелую мужскую красоту, и Наташа замечала, что многие женщины поселка, если Слава появлялся на улице, провожали его заинтересованным и где-то даже мечтательным взглядом. Слава почти перестал общаться с людьми, даже с Наташиными «жрецами», и если кто-то пытался его разговорить, он отделывался резкими, иногда даже грубыми ответами. Вернувшись из дома Лешко, он жил словно пристально присматриваясь к чему-то внутри себя, и хотя они с Наташей продолжали спать вместе, ей казалось, что сейчас он был совершенно чужим человеком — больше, чем три года назад, когда Надя их познакомила. Наташа боялась — и за него, и его самого. Несколько раз она пыталась заглянуть к нему внутрь, понять, что же случилось, но он ее не пускал, отворачивался, уходил. И сейчас, когда Слава посмотрел на нее, Наташа инстинктивно втянула голову в плечи и слегка съежилась. Он заметил это, и по его лицу пробежала тень.
— Почему?
Путаясь в словах, Наташа попыталась объяснить, но Слава перебил ее.
— Не нужно, я понимаю. Не хочешь бросать своих жрецов и свою работу. На новом месте ведь придется начинать все заново, правда? И кроме меня там никого не будет, а я — не лучшее общество для богини!
— Опять ты начинаешь…
— Я говорю то, что вижу! — Слава встал и подошел к кровати, и Наташа уставилась на свое одеяло в синюю и белую клетку, прижав ладони к вискам и стягивая назад волосы, и без того туго закрученные на затылке. — Послушай меня — хотя бы один раз, сейчас, послушай. Нам нужно уехать! В поселке только и разговоров, что о тебе, друзья эти твои постоянно сюда таскаются! Неужели ты не понимаешь, как это опасно?! Кроме того, скоро зима, а это место для холодов совершенно не приспособлено. Поедем, — его голос зазвучал мягче, он сел на кровать и положил руки Наташе на колени, — вот увидишь, еще все будет хорошо. Поживем в Симферополе, я уже договорился насчет дома — тебе там понравится.
— Я не могу, — шепнула Наташа едва слышно, и Слава с внезапной вспышкой гнева ударил ладонью по кровати.
— Черт, ну почему ты так бестолково упряма?! Я бы мог взять тебя в охапку, сунуть в машину и увезти силой… но я хочу, чтобы ты поехала сама. Что с тобой случилось, Наташа, что с тобой сделала твоя Дорога, этот твой чертов дар?! Неужели ты уже ничего не видишь вокруг?! Ведь иногда ты такая же, как прежде. Вспомни, ведь ты продержалась тогда те три недели, ты ведь ничего не рисовала — я знаю. Ты сможешь и снова, если не будешь видеть никого из этих людей!
— Три недели? — переспросила она удивленно, и Слава сухо усмехнулся.
— Ты, видно, меня совсем за идиота держишь! Достаточно только взглянуть на семейство Лешко, чтобы понять, что ты там побывала! Да в то же утро, когда ты пришла, я сразу увидел, что ты снова в работе — я уже хорошо знаю этот огонь в твоих глазах, я выучил тебя наизусть. И потом — сколько их еще было потом?
Наташа молчала, теребя край одеяла, но Слава пристально смотрел на нее, сдвинув брови и слегка прищурившись. Он ждал.
