Мария Барышева - Мясник
Обзор книги Мария Барышева - Мясник
Мария Барышева
МЯСНИК
В черном небе луна в клочьях порванных туч.
Мчится парусник в ночь сквозь седую волну.
И напрасно глаза ищут солнечный луч,
В исступленье меняя любовь на войну.
Прах далеких планет и сожженных надежд
Обезумевший ветер швыряет в лицо,
Но нельзя отвернуться — ты прожил рубеж,
Став своих сумасшествий невольным творцом.
Ты смеешься сквозь боль, позабыв о руле,
Твой корабль несется, не зная пути.
Вероятность прожить эту ночь — на нуле.
Вероятность забыть — еще меньше — прости.
Ярость волн гасит звезды — одну за другой,
Небо молний кинжалы секут на куски.
Ночь навечно тебя забирает с собой,
И тебя день уже не способен спасти.
Пролог
1999 год.
Он отстегнул «прищепку» и сдержанно поблагодарил Личанскую, но психолог уходить из павильона не спешила — ждала чего-то, пытливо и насмешливо разглядывая его блеклыми, слегка подкрашенными глазами. Вадим собрал бумаги и спросил:
— Вы хотите что-то уточнить, Елена Валерьевна?
Личанская аккуратно одернула юбку, ленивым мимолетным движением поправила волосы и произнесла:
— Скажите, Владимир…
— Вадим, — быстро поправил он ее, и Личанская небрежно кивнула.
— Простите, Вадим, конечно… скажите, а вы согласовывали ваши вопросы с Анастасией Андреевной?
— Ну, в принципе да, — отвечая, он смотрел не на нее, а на свои записи, делая вид, что страшно заинтересован ими, хотя держал бумаги вверх ногами. Вадим всегда чувствовал себя немного неловко рядом с такими чересчур уверенными в себе и все понимающими женщинами, как Личанская. И чего ей еще нужно?! Отболтала свое — ну и иди, радуйся, что опять на экране засветилась.
— Просто, у меня сложилось впечатление, что вы не слишком-то заинтересованы в передаче, и наша беседа приняла несколько странное, если не сказать нелепое направление. После разговора с Анастасией Андреевной у меня, пожалуй, сложилось иное представление о построении передачи. Возможно, вы недостаточно осведомлены о сути вопроса. По-хорошему ей бы следовало провести передачу самой.
Вадим зло посмотрел на психолога и заставил себя улыбнуться.
— Анастасии Андреевне пришлось срочно уехать в мэрию, а откладывать интервью с вами было никак нельзя, да и вы — человек занятой.
Неожиданно он заметил, что тонкий пиджак Личанской немного съехал в сторону, открыв кремовую лямку лифчика и выглядывающий из-под нее округлый синячок, очень похожий на след от засоса. Вадим немного приободрился. Небось, не была бы такая уверенная, если б знала, что он видит.
— В общем, она попросила меня заменить ее, — бодро закончил он и снова улыбнулся. Как правило, его улыбка нравилась женщинам, но психолог явно была не из их числа — глаза ее смотрели все так же насмешливо, с чувством явного превосходства.
— Ну, что ж… в конце концов, это проблемы Анастасии Андреевны, не так ли? — отстраненно произнесла она и плавным кошачьим движением поправила пиджак. — Смотрю, вам приглянулся мой лифчик — вы просто глаз с него не сводите. Милый мой мальчик, я порекомендую вам в следующий раз более тщательно продумывать свои вопросы, прежде чем задавать их серьезным людям. Всего хорошего, Владимир. И мой привет Анастасии Андреевне.
Личанская повернулась и вышла из павильона, а Вадим досадливо ругнулся про себя и отвернулся — не дай бог кто-то из операторов заметит его пылающее лицо.
Казалось бы, настроение на сегодня было безнадежно испорчено, но позже, отсматривая материал, Вадим несколько успокоился, а потом и вовсе пришел в хорошее расположение духа. Съемка на его взгляд получилась просто шикарно — отличный ракурс, нужное освещение и слишком серьезная и надменная Личанская — от ее вида приятное, мальчишеское лицо Вадима только выигрывало, равно как и обаятельные улыбки, которые он периодически посылал то собеседнице, то невидимым зрителям. Вадим улыбнулся самому себе на мониторе и поправил новый шелковый серебристо-серый галстук, завязанный большим узлом. Он ему очень шел.
— Наверное, надо было взять немного покрупнее, а, Миш? — деловито сказал он. Стоявший рядом один из операторов презрительно пожал плечами и зевнул. Как и большинство сотрудников «Веги ТВ», он считал Вадима абсолютно бездарным журналистом, но поскольку Вадим являлся протеже главного редактора, озвучивать свое презрение рядом с ним было не просто нежелательно, но и опасно. Поэтому оператор ограничился лаконичной сентенцией:
— Нормально.
Потом подумал и одобрительно добавил:
— Отвальная баба!
— Стерва! — равнодушно ответил журналист.
Он внимательно просмотрел запись от начала и до конца и окончательно успокоился — все было как надо. Позже передачку смонтировали и запустили в эфир, а еще позже Вадим, только-только вернувшийся со съемок, стоял в коридоре, прижатый к стене разъяренным редактором и просительно бормотал:
— Настя, ну пожалуйста, не здесь. Настя, ну давай зайдем куда-нибудь. Настя, ведь всем слышно!
— Анастасия Андреевна! — процедила редактор сквозь зубы. — Запомни это раз и навсегда! Анастасия Андреевна и никак иначе!
Пряди высветленных волос выбились из ее высокой, поблескивающей лаком прически и липли к разгоряченному лицу, и сквозь них сверкали тяжелой зеленой злобой редакторские глаза, и Вадиму казалось, что по его собственному лицу прыгают злые зеленые отсветы.
К счастью, Анастасия Андреевна быстро взяла себя в руки. Поправила волосы, огляделась и рванула дверь ближайшей корреспондентской. В ней никого не было, если не считать хмурой девушки, сидевшей за столом с пультом дистанционного управления в руках.
— Вика, пойди покури, — сказала Анастасия Андреевна и повесила на стул ярко-синий пакет с надписью «LANCOME». Девушка выключила видеомагнитофон, демонстративно громко захлопнула блокнот и вышла, омыв Вадима насмешливым взглядом. Редактор села, поддернув юбку на полных бедрах, и положила руки с длинными ухоженными ногтями на стол. Она уже вполне владела собой, и руки лежали спокойно, почти расслабленно, и голос, когда она заговорила, тоже звучал спокойно — не полосовал сгоряча, но резал глубоко и обдуманно.
— Один единственный раз и то по доброте душевной я попросила тебя провести передачу — серьезную передачу. Мне казалось, что за то время, что ты здесь, можно было кое-чему научиться. А ты что сделал?! Ты все запорол! Понимаешь?! Запорол! Самый никудышный абитуриент журфака провел бы ее в сто раз лучше! Ты вообще хоть слышал, о чем ты ее спрашивал?! Тебя не для того перед камерой посадили, чтобы все увидели, какой ты обаяшка! Не для того, чтобы ты зубы свои показывал! Мне не реклама твоей зубной пасты нужна, Вадик, — мне нужна серьезная добросовестная работа! А это что было?! Почему ты так отвратительно подготовился?! Ведь у тебя день был — целый день! Ты должен был прочесть бумаги, которые я тебе оставила. Чем ты занимался?!
