Анна Романова - Моя няня
Он пожал плечами: чуть пренебрежительно и раздражительно. На разговор он не был настроен, но
в то же время понимал, что это необходимо.
– Пошли отсюда. Нас вызовут.
Богин неожиданно протянул ей руку. Удивлённо приподняв бровь, Виолетта молча вложила свою
ладонь и, поднявшись, последовала за ним. Проявление галантности казалось неуместным, но его
рука была тёплой и крепкой, отчего появилось чувство… нет, не защищённости, но поддержки.
Когда они вышли на улицу, Богин расправил плечи, сплюнул и от души выругался. Виолетта в чём-
то была с ним согласна, но всё же осторожно уточнила:
– Всё так плохо?
Он горько усмехнулся:
– А ты как думаешь? Умер человек, но нас толком и не допросили, – Богин вздохнул: – Много
вопросов тебе задали?
Виолетта растерялась, потому что большую часть допроса сидела, как кукла, и отвечала
автоматически.
– Да, как и обычно. Как встретились, что о нём знаю, что происходило на встрече, почему началась
драка… – она сглотнула, вдруг понимая, что здесь было что-то не так. Обычный стандартный
список, словно милиции их ответы нужны были лишь для формы. Она даже не могла
гарантировать, что Меняйлов её слушал. Кажется, его куда больше интересовали бумаги,
разложенные на соседнем столе.
– Мне тоже, – задумчиво произнёс Богин. – Но у меня вообще создалось ощущение, что он хочет от
нас отделаться.
Виолетта молчала, попыталась высвободить свою руку, но Богин лишь крепче сжал. И
удивлённого взгляда стоящей рядом женщины предпочёл не заметить.
– Идём, – бросил он. – А то ещё передумают, будет нам веселье.
Богин потянул Виолетту за собой к припаркованной машине. Она чувствовала, что находится на
грани между желанием разреветься и треснуть его по голове. Напряжение начинало сказываться,
руки противно дрожали, бессонная ночь наваливалась страшной тяжестью, но пока расслабляться
было рано. Да и бесцеремонность, нарочитая грубоватость, а порой и молчаливое безразличие
Богина усугубляло ситуацию. Виолетта чувствовала, что ей хочется сгрести его за грудки и
тряхнуть как следует, чтобы наконец-то вспомнил, как надо разговаривать с людьми. Но в то же
время она прекрасно понимала, что ничего не выйдет, а удар у психолога был тяжёлым. Виолетта
шумно выдохнула: а вдруг Игорь умер именно от кулаков Богина?
Он тем временем раскрыл перед ним дверцу машины:
– Прошу, – коротко обронил. – Домой?
– Да уж, – буркнула она, усаживаясь, сразу чувствуя, как приятное тепло обволакивает тело, а глаза
сами норовят закрыться.
– Тогда смею надеяться, что холодильник у тебя не пуст, – послышался неожиданно повеселевший
голос Богина.
Виолетта в недоумении подняла голову:
– Что?
– Ну это ты по ресторанам ходила, – невозмутимо сообщил психолог, – а я последний раз обедал
около двенадцати дня. Поэтому не взыщи, но умирать от голода совсем не хочется.
Виолетта вздрогнула, всё же прикрыла глаза и откинула голову на мягкий подголовник:
– Давай не будем больше про смерти. С едой разберёмся, не отощаешь.
– Хорошо, – вдруг согласился Богин, заводя машину. – Пожалуй, ты права.
***
Разговор шёл уже второй час. Богин оказался в отношении еды непритязательным, против
имевшегося в холодильнике грибного супа не возражал. Как и потом против рюмки коньяка. При
этом в отличие от Виолетты, сумел сохранить спокойствие и даже стал более энергичным.
– Не верю я, чтобы они отпустили нас ради красивых глаз, – продолжал он, глядя на пронизанный
электрическим жёлтым светом коньяк. – Вроде всё как и надо, но на душе будто кошки скребут.
Виолетта сидела напротив, в основном слушая его монолог, лишь изредка вставляя какие-то слова
и кивая в знак подтверждения.
Мужчина на этой кухне, отстранённо подумала она. И не Игорь, с ума сойти можно просто. И в
такое время.
Почему-то эта мысль показалась такой нелепой и смешной, что она с трудом сдержала поползшие
в улыбке губы, в то же время прекрасно понимая, что это всё коньяк.
Богин заметил её реакцию и чуть нахмурился:
– Что такое?
Виолетта мотнула головой и поставила свою рюмку на стол. Серьёзность почти вернулась:
– Хочу спросить: почему весь вечер ты вёл себя так, будто всё вокруг жутко раздражает?
Получилось куда мягче, чем хотелось, но даже этого стало много. Глаза Богина превратились в
зелёный лёд, он вновь посмотрел на коньяк, а потом выпил всё до дна.
– Был адский день, – тихо сказал он, но Виолетта чувствовала, что это не так. Точнее, не совсем так.
Она прекрасно понимала, что случилось что-то выбившее его из колеи, однако не могла
определить что именно.
– Работа, семья?
Богин криво усмехнулся и пробурчал:
– Работа. И семья. Всё в кучу, как это бывает. Разберусь.
Он говорил сухо и чётко, будто каждым словом давая понять, что тема закрыта и лучше не
пытаться что-то разузнать ещё.
Виолетта же была слишком уставшей, чтобы приставать к нему с расспросами. Но всё же, когда
пауза начала затягиваться, не удержалась:
– Кстати, а когда ты планировал зайти в ресторан? Ведь мы же договаривались…
Богин глянул на время, потом на неё:
– Всё произошло слишком быстро. Когда я собирался подойти, двери раскрылись, и ты уже
выскочила оттуда.
– Спектакль провалился, – хмыкнула Виолетта.
Врёт, врёт и не краснеет, думала она, глядя прямо в зелёные глаза. Он что-то знает, но почему не
говорит?
Если раньше догадка лишь скользила по краю сознания, то теперь перешла в уверенность.
Психолог что-то пытался скрыть, но ничего не получалось. И игра в партизана выходила из ряда
вон плохо. Щит его невозмутимости был дырявым, и сквозь дыры виднелась растерянность и даже
страх. Виолетта вздохнула и поднялась со стула:
– Вот дура. У меня там ещё шоколадка есть, под коньяк можно было. Будешь?
Глупость про шоколад сама спрыгнула с языка, игра в молчанку давила на уши, а от прямого
взгляда Богина почему-то пересыхало во рту.
Догадался, что я его раскусила, вдруг сообразила она.
– Спасибо, я наелся, – вдруг улыбнулся он, но глаза по-прежнему оставались серьёзными. – Ты
вкусно готовишь.
Дежурный комплимент получился почти искренним, но Виолетта уже не желала подобного
слышать. Она хотела было выйти из кухни, но Богин быстро ухватил её за руку и, встав, прижал к
стене.
Виолетта оторопело смотрела на него:
– Что за… – начала было она.
– Я отвратительно себя вёл, – признал он резко охрипшим голосом. – Поэтому мне надо
извиниться.
Губы оказались сухими и горячими, с лёгким привкусом крымского коньяка.
