Ксандр Лайсе - Моя любимая сказка
Но меня не оставляло чувство, что старуха где-то рядом. Вот сейчас она вылезет из-за шкафа, покажется за трельяжем… конечно! Она стоит за распахнутой дверью! Я явственно ощущал её взгляд… «Милай!» Я вздрогнул от воспоминания.
— Успокойся. Её тут нет! — видимо, в качестве аргумента, Яра хлопнула ладонью по покрывалу на кровати. Туча пыли немедленно поднялась в воздух, и что-то глухо стукнуло об пол у изголовья. Я чихнул.
— Действительно… — согласился я, закрывая лицо и присаживаясь на корточки.
Упавший предмет, должно быть, лежал до того под подушкой. Я взял его в руки. Продолговатый свёрток плотной материи, с чем-то весомым внутри.
Это был удлинённый плоский кусок камня размером с мою ладонь. Знакомая вещь. В принципе — ничего особенного. Только быть здесь ему, мягко говоря, не следовало… И было ещё одно «но».
— Знаешь, что это? — я протянул его Яре.
— Нет… Ай! — неудачно ухватившись за находку, она порезала палец — Что это?!
— Осторожно! Это — наконечник копья. Каменного века.
— Нормально! — она присосалась к порезанному пальцу и не выглядела вдохновлённой. — Интересно, зачем он понадобился старухе?
— Кто его знает… Ты лучше взгляни-ка сюда.
Небольшой участок у основания, где крепилось древко, даже на ощупь отличался от камня. Тем более — цветом. Позеленевший от времени металл. Нечто вреде оправы. И уж точно — не каменного века. Я потёр его о рукав — чего уж там! — и он тускло блеснул своим настоящим цветом. Медь. Покрытая царапинами красная медь.
— По-моему, там что-то написано! — Яра, позабыв про порез, наклонилась ко мне. — Смотри, это же буква «т»! А рядом — это «ы»? «Ты»?
Окисел стирался сравнительно легко — наверное, оправу не так уж давно чистили. Вскоре нам удалось прочитать: «богь громныи видьть оть чотырехь лице ево стрьла громна».
— Ты хочешь сказать, это в каменном веке написали? — Ярослава насмешливо взглянула на меня.
— Ну, что писали не в каменном веке — это точно. Это древнерусский язык, одноеровое письмо[26]. Но сам камень… Я такие на раскопе видел, когда мы на практику ездили. Этот камень — кремень, причём — обработанный другим кремнем. Видишь, следы ударов? Каменный век, однозначно. А надпись… Да что надпись! Металл. Это уже… Чудеса какие-то! И этот «бог громный»…
— Что за бог такой?
— Да ещё и с четырьмя лицами. Явно не православный Христос. А если уж «громный»… Мне так думается — это Перун. Наверное. Тем более — находили же четырёхликие славянские идолы…
— Перун? Мы в школе что-то проходили. — Яра задумалась — Когда… Про князя Владимира, как он идолы в Киеве поставил. Там Перун был, да?
— Был, — теперь задумался я.
— А причём тут каменный век?
— Не знаю… Совершенно не понимаю, что это. Каменный век и славянский бог грозы… странно.
Размышляя, я вертел наконечник в руках, и в какой-то момент разжал пальцы. Пытаясь поймать ускользающий кусок кремня и при этом не порезать пальцы, я толкнул его коленом, и он со стуком скрылся под кроватью.
Встав на колени, я откинул свесившееся до пола покрывало. Залежи пыли лишний раз доказывали правоту Яры относительно необитаемости квартиры. В её густых хлопьях покоился наконечник. А кроме того…
— Ээээ… Это что за сеновал?!
— Не знаю… Я в спальню и не заходила почти, — Яра насторожилась — А что там такое?!
— Сама посмотри, — я поднялся, уступая ей место.
Ярослава поднялась на ноги с большим пучком травы в руках.
— Смотри, — она протянула пучок мне — Пшеница, что ли?
— Я в этом не очень… Но что-то злачное… — Яра хихикнула. — То есть — злаковое! — при ближайшем рассмотрении оказалось, что стебли скручены в жгут. — Смотри, как их сплело.
— Прямо как в косу свиты! — Яра провела пальцами по колосьям.
Свиты? Внезапно забрезжило в памяти что-то знакомое… «Спасибо вам, жнеюшки, сажали нивушку»… Какие ещё жнеюшки?! Институт. Лекция по культурологии. Старая хрипящая запись, поют женщины: «Уж мы вьём, вьём бороду»… И объяснение преподавателя относительно годового цикла обрядов… Вьём, значит?!
— Слушай… Знаешь, что это может быть?!
— И что? — Яра хотела было выковырять из колоска зёрнышко, но сразу же передумала.
— В старину в деревнях был такой обычай. Последний сноп на поле заплетать «Велесу на бороду». Чтобы урожай в следующем году был.
— Велесу? Это — тому, который в овраге?!
— Ему. Только вот… насколько я помню, полагалось бороду эту оставлять на поле, несжатой.
— Значит, не то.
— Значит, не то… — согласился я и чихнул снова — Ну и пылища! Давай на место его положим, а то уже дышать нечем!
И кто знает, зачем на самом деле этот букет под кроватью, добавил я мысленно. Собственно, по логике выходило так: раз оставить бороду из колосьев в поле — к урожаю, значит, не оставить — к обратному… Но кто сможет поручиться?
Мы задвинули сноп обратно под кровать и, по обоюдному согласию, отправились на кухню.
* * *— А вот этого тут не было. Точно, — Яра указала на стоявшую на плите кастрюльку с мутной белесой жижей.
В кухне царило то же запустение, что и везде. Посуда и прочая утварь была на своих местах, но заросла пылью. Я заглянул в кастрюлю и тут же отпрянул от мерзкого кислого запаха. Было дело, и у меня на кухне обнаруживалось подобное…
— Пельмени. Она варила пельмени, — я брезгливо поморщился. — Давай, вылью…
— Куда в раковину?! И так воняет! — Яра отобрала у меня кастрюлю и отправилась в коридор. Видимо, она лучше знала, куда.
Мысли разбегались в двух направлениях сразу.
С одной стороны — всё очевидно: квартира, соль, угли, колоски, копьё каменного века… Думаю, загляни я в шкаф, — нашёл бы там старушечьи халаты и подштанники… Всё очевидно, хоть и не всё понятно. И от этого — ещё очевидней. Придумать такое нарочно? И копьё с надписью? Ой, вряд ли. Да и зачем? Яра же сначала не собиралась везти меня сюда.
А с другой — ну и что? А вдруг — собиралась? Насыпать соли на пол и засунуть пучок сена под кровать — не велика наука. Тогда какие мне ещё доказательства? Чтоб старуха навела на меня порчу в моём присутствии?
Верить Яре очень хотелось. Где-то — я даже верил. Но другая часть меня сопротивлялась всеми возможными путями.
Да, конечно, но почему, собственно.
Щёлкнул выключатель.
Внезапно из коридора донёсся сдавленный крик Ярославы и глухой звон покатившейся по полу кастрюльки. Чёрт! Старуха! Единственное место, где мы не смотрели — это…
Но старухи там не оказалось. Напротив распахнутой двери в ванную — должно быть, она слегка ошиблась адресом — стояла Ярослава и смотрела куда-то вниз. В стороне валялась посудина с остатками ароматного содержимого. Основная же его часть привольно растеклась по окрестностям.
