Дэннис Крик - Судьба вампира
Следующим движением Виктора Мурсии были его шаги к окну. Он повернул ручку левой створки. Та беззвучно поддалась. В лицо ему пахнуло сыростью глубокой осени. Воздух, вобравший в себя запахи спелой калины и валежника, наполнил его грудь утренней прохладой.
В голубом бескрайнем небе, чья чистота простиралась до самого горизонта, горел яркий диск октябрьского солнца. В лесу пели птицы. И ничто не напоминало о пелене тумана, которой встретил его город унылым утром вчерашнего дня.
Ощущение физической усталости, а не приятная ломота в паху, столь привычная после секса, было его первым утренним впечатлением. Тяжесть в ногах обременяла телодвижения, но он взялся за преодоление собственной вялости резво и с огромным желанием.
Однако, кроме утомления и слабости, было еще одно обстоятельство, которое заставляло его чувствовать себя ужасно.
Это странная боль, которая шла изнутри горла, со дна пищевода до самой гортани и, парализуя нёбо, пробиралась наружу, вонзаясь в онемевший корень языка. Отдаленно эта боль была похожа на простудное воспаление, но в отличие от него, она охватывала не только горло и гланды, но и голосовые связки, мешала свободно дышать и, кажется, говорить.
Рукой он нащупал крохотную выпуклость чуть ниже кадыка – она непрестанно ныла. Нескольких минут яви хватило для того, чтобы он прочувствовал сполна свое самое мучительное пробуждение в жизни.
Сколько же он проспал?
Писатель посмотрел на часы, висящие на стене. Стрелка застыла на отметке 9.30. Утро нового дня… Значит, он проспал весь остаток вчерашнего дня и целую ночь.
Как такое могло быть? Куда делся тот отрезок времени от вчерашнего утра до утра сегодняшнего? Прошли сутки, а он ничего не помнил.
Виктор зажмурился и попробовал напрячь память, но мучительные попытки выудить из нее хоть что-то, случившееся с ним после встречи с девушкой в красном пальто, обрывались всякий раз, когда он пытался восстановить хронологию событий.
Он помнил только боль. Невыносимую боль в груди и ногах. Словно он переломал себе к чертовой матери все кости! Уж ребра точно. Но сейчас ее не было. По крайне мере, ходил он хорошо, спокойно передвигая ноги. Грудь не болела, затылок не ныл. Да, досаждала другая боль, но она была совсем не похожей на ту, что жалила его тело сразу после аварии.
Еще вчера он молил Господа бога, чтобы просто выжить, а сегодня он спокойно ходит и не жалуется на травмы! Это ли не чудо?
Раз.
Он нервно вздрогнул.
Два.
Резкая боль прошлась под лобной костью и проникла в мозг. Там ее толчки рассыпались на мелкие составляющие, которые, тем не менее, продолжали терзать измученный рассудок с тем же постоянством и рвением.
Три.
Он открыл глаза.
Стук в дверь был подобен грому. Эхо настойчивых ударов звенело в голове и отдавалось в ушах.
Он посмотрел по сторонам.
В центре спальни стоял массивный круглый стол; рядом с кроватью стул, у стены открытый шкаф-купе, пустой. И все. Нехитрое убранство наводило писателя на мысль о том, что он оказался в гостиничном номере. Комнате, куда привел его белокурый ангел.
Стук повторился. Собравшись с мыслями, Виктор пошел открывать дверь.
Только сделал первый поворот ключа, как дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвались двое. Ростом под два метра, мускулистые и широкие в плечах. Оба в полицейской форме, но с полным отсутствием интеллекта во взгляде. Ребята из спецназа. Он видел таких раньше только в кино. Таким не надо было думать. Все, что от них требовалось – это выполнять поставленный приказ без каких бы то ни было эмоций.
Они в мгновение ока уложили его на пол, застегнули за спиной наручники. Он даже и пикнуть не успел, а они уже волокли его по длинному серому коридору.
– Вы можете отвечать на вопросы или хранить молчание. Ваши ответы могут быть использованы против вас в суде. Вы можете сами нанять себе адвоката. Если же у вас нет достаточных средств, государство предоставит вам его бесплатно…
Виктор глупо хлопал ресницами, выслушивая всю эту заученную речь. Ему ужасно хотелось закрыть глаза и представить, что все это ему только снится. Но когда один из полицейских зачем-то ударил его дубинкой по спине, и яростная боль острой иглой пронзила позвоночник, он закричал, понимая, что с ним случилось что-то страшное.
– Что вы делаете?! Какое право вы имеете?! Что, черт возьми, вообще происходит?! – медленно, словно издеваясь, с него сползли незастегнутые джинсы.
– Не ори, урод, – тот, кто бил, наклонился к нему. На лице, пустом и лишенном всякой самобытности, появилась колкая ухмылка.
– Что все это значит? – прокряхтел арестованный, чувствуя, как страхом пропитывается каждая пора его существа. – Вы ответите за свои действия!
– Не раньше, чем ты ответишь за свои, – второй полицейский даже не повернулся в его сторону.
– Что вы имеете ввиду? – Виктор увидел впереди ведущую на первый этаж винтовую лестницу и с ужасом представил, что будет с его ногами, когда они поволокут его вниз по крутым высоким ступеням.
– Ты убил этой ночью двух парней, приятель. Спокойно, хладнокровно, жестоко. А потом как ни в чем ни бывало вернулся в отель и уснул. Вовремя мы подоспели, ничего не скажешь!
– Что?.. – где-то в голове щелкнул выключатель, и череп сдавило тисками.
Виктор понял, что шок, испытанный им после аварии – ничто по сравнению с этим ощущением, так похожим на нечаянное и быстрое сумасшествие.
– Я никого не убивал… Я вообще здесь проездом! Послушайте, я попал в аварию… я был ранен… меня сюда привезла девушка… – затараторил он, чувствуя, как начинают ныть ноги, хотя до лестницы было еще шагов десять.
– Заткнись.
– Я никого не убивал! Это какая-то ошибка…
Перед мысленным взором писателя возник образ чудесной блондинки.
– Господи, это неправда, это ошибка!
Ошибка? – тот, кто ударил его дубинкой, вдруг остановился (за ним встал и другой) и достал из кармана что-то маленькое и блестящее. – Что у тебя на шее?
Виктор в недоумении уставился на свою грудь и увидел свисающий с золотой цепочки серебряный кулон в форме сердца. Но он был не полным. То была лишь его передняя часть с надписью «Анна».
– А вот тебе и вторая половина, – коп раскрыл ладонь, и Виктор увидел точно такое же серебряное сердце.
Перед глазами поплыло. Отказывающийся что-либо воспринимать мозг, казалось, полностью отключился. Он взрывался сотнями тысяч кричащих голосов, каждый из которых твердил что-то свое, громкое и нечленораздельное.
Сознание разломилось надвое. Озаряя черной вспышкой затухающие мысли, и распахиваясь в конце лучезарным сиянием, оно медленно таяло.
Рана на затылке открылась, и он почувствовал, как кровь медленным ручейком стекает по спине.
