Дэннис Крик - Судьба вампира
С момента написания предыдущей книги прошло уже три года. Поэтому он спешил. Новая история предполагала широкий разворот сюжета с наличием множества героев, обладающих необычными характерами, просто взять и выдумать которые он не мог. Нужно было искать подобные типажи в реальных людях, в реальных ситуациях. Поэтому его стремление закончить работу как можно скорее подкреплялось быстрой ездой и исписанными тетрадями.
– Вы случаем не исписались? – совсем недавно спросил его один из журналистов.
За время своей продолжительной карьеры Виктор успел пообщаться со многими из них. И те язвительные вопросы, что задавали ему некоторые «акулы пера», уже не раздражали его так, как раньше. Хотя и были неприятны.
– Надеюсь, что нет.
– Тогда как вы объясните свой творческий простой?
– Иной простой дает время на осмысление пройденного. Но я надеюсь, это время не будет долгим.
– Вы не боитесь, что за это время вас успеют позабыть?
– Сейчас я не думаю об этом.
– И все же, если быть откровенным…
– Если быть откровенным, то я вам скажу, что уже ничего не боюсь в этой жизни. Единственное, что меня по-настоящему пугает, знаю только я. И уверяю вас, это не люди и не боязнь исписаться. – Тогда что же? Чего вы боитесь, мистер Мурсия?
Виктор думал ровно столько, сколько было достаточно для глубокомысленной паузы и однозначного ответа.
Он закурил. К кубинским сигарам у него было давнее пристрастие. Особенно к марке «Bolivar». Через миг после того, как огонек зажигалки погас, по салону разлетелся запах крепкого табака. Голубоватый дымок заставил его прищуриться.
Что он ответил тогда этому журналисту-всезнайке? Кажется, ответ его состоял всего из одного слова.
Старости, – сказал он тогда. – Я боюсь ее с каждым прожитым днем все больше.
Но не потому, что мне страшно состариться и умереть. А потому, что с каждым новым днем уходят мои друзья. Старость неизбежно влечет за собой одиночество.
Раньше все удивлялись, как я мог влюблять в себя такое количество людей. Каждый подходил и спрашивал: «Виктор, у тебя опять появился новый друг? Виктор – ты просто кладезь человеческого обаяния!»
А теперь что? Многие умерли. А те, кто жив, давно позабыли друг о друге.
Время летит так быстро, что с годами перестаешь считать дни. Они превращаются в единый поток постоянно сменяющих друг друга времен года, суток, дней недели и так далее. Время – это как свежевыпавший снег на подоконнике. Вот его навалом, и кажется, что он никуда от тебя не денется. Но тут вдруг ярче засветило солнце, и смотришь… а его уже нет.
Снег растаял. И подоконник твой пуст.
Виктору было сорок восемь. На висках серебрились бакенбарды, узкая «испанка» обрамляла живую складку вокруг рта, плавно переходя на подбородке в короткую черную бороду. Копна седых волос стала достойной заменой некогда пышной шевелюре жгучего брюнета. Мужественное лицо обладало строгими и правильными чертами, привлекательность которых не оставила его с годами.
Конечно, красота записного плейбоя была уже не столь яркой, не бросалась в глаза, как двадцать-тридцать лет назад. Но сохранившие свой первозданный шарм, словно застывшие во времени линии губ и носа, яркие голубые глаза не вызывали сомнений в том, что этот человек еще пользуется немалым спросом у женщин.
Въехав в город, он миновал пару перекрестков с неработающими светофорами и, посмотрев на карту, повернул налево. До Парка Солнечного Света, где он надеялся спокойно посидеть у озера и сделать кое-какие наброски в своих тетрадях, оставалось всего пару кварталов из двух и трехэтажных домов старой постройки, стоящих друг от друга на одинаковом расстоянии. Он заметил, что туман, особенно плотный в окрестностях города, здесь, в самом его сердце, несколько теряет свою непроглядность. Также его удивила непривычная тишина, вызванная полным отсутствием людей и машин.
Не отрываясь от дороги, он протянул руку к приемнику и включил радио. Из колонок раздался противный треск статических помех. Он несколько раз нажал на кнопку «tuning», и в тишину салона ворвался мощный рев электрических гитар. Он поморщился и следующим движением пальца переключился на легкий девичий попс, подозрительно напоминающий незамысловатые мелодии полузабытых «Spice girls». Не удовлетворившись поиском, он перешел на другую станцию. На сей раз небезызвестный женский голос пел песню про бессмертие своего сердца.
Он перешел на третью передачу, увеличивая скорость до ста километров в час и, откинувшись на сиденье, ослабил хватку руля. И тут краем глаза он заметил, как на ближайшем перекрестке светофор начинает мигать зеленым, прорезающим серую мглу светом.
Смена цветов сопровождалась знакомым противным звуком, похожим на стрекот сверчка в траве. Понимая, что на такой скорости у него не получится быстро затормозить, он подумал, что проще будет проскочить неожиданный перекресток. Затянулся сигарой и медленно выпустил кольцо серого дыма…
Через секунду посмотрел налево и увидел…
… Как выехавшая на запрещающий сигнал светофора, красная машина на всей скорости влетает в его новую «Тойоту». Хотел вскрикнуть, словно этим можно было предотвратить столкновение, но не успел. Нога застыла на педали тормоза, глаза расширились…
Визг протертых шин ударил по нервам. За ним раздался лязг металла, звук бьющегося стекла, скрежет железа об асфальт. Во рту остался привкус табака, только теперь в его терпкость вторгся еще один… Тяжелый медный привкус крови, застывший на языке.
Осколки сознания, затуманенного и нечеткого, рассыпались в мгновение, в которое он услышал дикий визг автосигнализации, перекрывающий голос Селин Дион, и упал во что-то белое и мягкое. Как потом вспомнит, боли в тот момент он не почувствовал.
Из всего многообразия звуков, услышанных им перед провалом в бездонный мрак, самым запоминающимся была заунывная мелодия одинокого светофора. Казалось, даже после того, как он потерял сознание, он все еще продолжал слышать его мерзкий монотонный стрекот.
День второй. Пробуждение
Он проснулся только к полудню, когда солнце уже заливало пыльным светом большую белую комнату. Он поднялся с кровати и проклял себя за резкость движений, ибо шейные позвонки хрустнули так, что скрежет косточек еще долго отзывался в его ушах. Он сделал пару глубоких вдохов и едва не упал от резкого головокружения, но в самый последний момент смог устоять на ногах.
Следующим движением Виктора Мурсии были его шаги к окну. Он повернул ручку левой створки. Та беззвучно поддалась. В лицо ему пахнуло сыростью глубокой осени. Воздух, вобравший в себя запахи спелой калины и валежника, наполнил его грудь утренней прохладой.
