Яцек Пекара - Молот ведьм
— Договариваться с тобой было настоящим наслаждением. — Она встала с оттоманки и подошла ко мне. Красивая, стройная, окутанная плащом густых, чёрных волос.
— Рад был доставить удовольствие, госпожа Хагат, — ответил я.
Она встала рядом со мной и обняла меня за шею. Приблизила свои губы к моим, и я видел сейчас лишь её необыкновенные, блестящие глаза, которые затягивали будто бездна. И как в бездне, я не мг увидеть в них собственного отражения.
— Прощальный поцелуй? — прошептала она с губами почти на моих губах. Её губы были вкуса и запаха засахаренных фиг.
— Со всем уважением, нет, — возразил я.
— Не буду прельщать, хм? Слово демона!
Я рассмеялся и поцеловал её прямо в открытые губы. Кратко и сильно. Сразу же после этого я отодвинулся, снял её руки с моих плеч и взял за худенькие, тонкие пальцы.
— Счастливого пути, госпожа, — сказал я.
Она долго смотрела на меня с улыбкой, а потом погладила меня по щеке. Я понимал, что делает это достаточно нежно, чтобы не поранить мою кожу острыми как бритва ногтями.
— Если вернусь при твоей жизни, навещу тебя. И расскажу, как у меня с ним прошло. — Движением подбородка она указала на настоятеля.
Вассельроде выглядел не как череда несчастий, а как целая толпа несчастий. Он, похоже, по-прежнему не мог поверить, что происходящее происходит на самом деле. Что ж, я его предупреждал, чтобы он не шёл за мной, но он принял решение, а за все решения надо всё же платить. Я лишь размышлял, что расскажу Его Преосвященству, и признал, что рассказ о героической гибели настоятеля в схватке с демоном прозвучит лучше всего.
— Буду ждать с нетерпением, госпожа Хагат, — ответил я, поцеловал ей руку и вышел, тщательно закрыв за собой двери.
Эпилог
Когда я покидал покои Хагат, стражники как раз выводили Ванессу. Увидела меня.
— И что? — воскликнула она. — Вы довольны?
Я подошёл и увидел, что у неё порванное платье и сильный, наливающийся чуть ли не на глазах синяк на щеке.
— Как всегда, когда Господь даёт мне милость победить зло, — ответил я в тоне дружеской беседы.
— Зло? — Она дёрнулась в руках стражников. — Вы это называете злом?
— Да, дитя моё. — Я повернулся к ней. — Называю злом использование еретических книг, называю злом совершение богохульных ритуалов, называю злом вызывание демонов. Разве я не прав?
Она смотрела на меня зло, но к удивлению, не испуганно. Похоже, она ещё не отдавала себе отчёта, насколько великую цену ей придётся заплатить за вызывание Хагат. Но поймёт, поверьте мне. Поймёт всё и пожалеет так искренне, как только возможно. Я а выслушаю её смиренную и страстную исповедь. Буду её защищать, буду её обвинять, а потом позволю ей сгореть в очищавшем и святом огне, благословляя тех, кто дал её милость соединиться с Господом.
— Она была вызвана, чтобы убить настоящее чудовище! — крикнула она, и в этом крике её пригожее лицо стянулось в кошмарную маску. — А вы всё испортили… Всё!
— Настоящее чудовище? — спросил я и дал знак стражникам, чтобы пока не уводили её.
— О, да, — сказала она. — Человека, у которого на совести кровь сотен невинных. Человека без достоинства, чести и совести…
— О ком говоришь?
— Будто ты не знаешь, кто чудовище! — Она хотела плюнуть, но у неё рот так высох, что только фыркнула. — Герцог Хауберг, а кто бы ещё.
После разговора с монахом и почтенным Конфеткой я мог догадываться о подобном, но меня радовало, что мои догадки оказались верными.
— Чем он заслужил такое нелестное прозвище? — спросил я.
— Потому что он не садится ужинать, прежде чем не запытает человека! Потому что его подземелья полнятся смертниками. Потому что безнаказанно насилует, похищает, убивает и грабит. Потому что приводит беглых палачей, чтобы испытывали новые инструменты на невинных…
— Замолчи, дитя, — сказал я. — У нас будет ещё время, чтобы поговорить, но сейчас могу сказать тебе лишь одно: это не дело Святой Службы. Пусть этим займутся императорские суды, если он такой недобрый, как ты говоришь. Но какое отношение он может иметь к инквизитору Его Преосвященства?
Она смотрела на меня молча и с каким-то абсолютным непониманием в глазах.
— Он совершает чёрные мессы? — продолжал я. — Вызывает демонов или Сатану? Хулит нашего Бога Всемогущего? Оскверняет святые мощи?
Я смотрел на неё, а она молчала.
— Так почему ты, кто отказалась от Божьей милости и приговорила себя на вечное муки, смеешь считать себя лучше, чем он? Кто дал тебе право судить и отмерять кару?
— Вы попали в ловушку, инквизитор, — сказала она с нескрываемым удовлетворением в голосе. — Повелись как слепое дитя. Вассельроде знал, что кто-то готовиться убить его друга герцога. Знал, что враги Хауберга вызовут демона. И он использовал вас, дабы вы благодаря своему мастерству спасли преступника, но убили тех, кто единственно желал справедливости и возмещения вреда.
Я долго смотрел на неё. Если амулет с Хагат не был отдан настоятелю во время исповеди, тогда он был получен иным способом. Может прекрасная Катрина украла его у давней подруги? Тем не менее, ни у неё, ни у настоятеля я не видел большой вины. Понятно, что настоящий, набожный христианин должен был открыть всю правду, не подвергая инквизитора трудностям следствия. Но я также понимал, что настоятель и его родственница хотели скрыть от моих глаз личную заинтересованность в победе герцога и проигрыше Ванессы. Важным было одно: дело закончилось триумфом добра, а путь, ведущий к этому триумфу, был не слишком важным.
— Может так и было, как говоришь. — ответил я. — Но какое это может сейчас иметь значение?
Она молчала, поэтому я отвернулся и кивнул стражникам, чтобы её забирали.
— Зло можно побеждать только злом! — она ещё крикнула за моей спиной.
Я слышал, как она дёргается в руках стражников и ругается. Может она была права, что иногда большое зло следует побеждать ещё большим злом. Только вот, чтобы взяться за такое задание, надо иметь много сил. А их у последователей Хагат не было.
— Ты чудовище! — до меня донёсся её крик. — Ты, а не Хагат!
Я рассмеялся собственным мыслям. В сказанном ею предложении таилось внутреннее противоречие, о котором она сама не догадывалась. Ибо если я был чудовищем, то кем должен был быть Тот, кому я изо всех сил служу?
Змея и голубка
Смерть уже не имеет над Ним власти.(Св. Павел, Послание к Римлянам).
— Хотите сейчас ехать, уважаемый господин? — Корчмарь приковылял к нашему столу, и я заметил, что он старается не смотреть на лицо Смертуха, освещённое огнём камина. Да, в розоватом отсвете Смертух выглядел хуже, чем обычно, а сморщенный, широкий шрам, уродующий его лицо, казалось, ритмично пульсирует. Походило на то, будто скрытые под кожей толстые черви клубились, пытаясь любой ценой вылезти наружу.
