Яцек Пекара - Молот ведьм
Священник Вассельроде также желал принять участие в расправе над мрачным кругом, и мне трудно было его удержать. И поэтому перед дверьми в покои, где находилась Хагат, мы оказались вместе.
— Предупреждаю настоятеля. Это может быть опасным заданием. Прошу остаться и подождать меня.
— О, нет! — Он вознёс распятие над головой, будто собирался им кого-то огреть. — Вы же не думаете, что меня не будет во время схватки с демоном?!
Я лишь кивнул головой, поскольку знал, что его не остановлю. Что ж, может Хагат не принадлежала к самым опасным и наиболее хищным демонам, тем не менее несомненно не была безопаснее какого-либо человека. О чём часто забывали, видя, как прекрасна она выглядит в женском образе. В любом случае, именно так о её виде говорили книги (я должен также признать, что размещённые в них гравюры представляли её в весьма лестном свете).
— Как пожелаете, — согласился я. — Однако запомните, что я вас предупреждал.
Я толкнул тяжёлые, двухстворчатые двери, и мы вошли в покои. В ноздри ударил запах курений и ароматных масел. Внутри царил полумрак, рассеиваемый лишь несколькими лампадками. Хагат, к счастью в своём женском виде, лежала на выложенной цветными подушками оттоманке. К неё было узкое, чувственное лицо и глаза, полные блеска. Её распущенные смолисто-чёрные волосы накрывали волной почти всё тело. Она лежала нагой, а смуглая кожа блестела в тёплом, жёлтом свете масляных лампадок. Когда она нас увидела, приподнялась на локте, и я увидел небольшую, крепкую грудь с торчащим, тёмным соском. Она поймала мой взгляд и медленно провела по груди длинными, кроваво-красными ногтями. Я заметил, что на концах они были заострены будто арбалетные стрелы. Он тихо вздохнула и змеиным движением провела языком по губам. Показалось ли мне, или язык был раздвоен на конце?
— Проклятые демоны! — крикнул настоятель и сделал шаг вперёд с крестом в руке. — именем Господа нашего Иисуса Христа, призываю: сгинь, пропади! Возвращайся в бездну, из которой ты прибыл!
Хагат обратила взор на священника, но его слова не казались произведшими на неё впечатления. Я сделал два шага и поклонился. Достаточно низко и с уважением, но не настолько, чтобы посчитать поклон унизительным.
— Госпожа Хагат, — сказал я. — Прости, что прерываем твой отдых.
Она снова посмотрела на меня, и её взгляд был почти гипнотическим. Блестящие, чёрные глаза, казалось, затягивают разум в неизмеримую глубину самых соблазнительных обещаний. Я улыбнулся.
— На меня это не действует, госпожа, — вежливо произнёс я. — Я инквизитор.
— Я знаю, кто ты, Мордимер Маддердин, — ответила она. — Но всегда стоит попытаться.
У неё был тихий, тёплый голос, и даже самые банальные слова и предложения казались в её устах непристойным предложением. Вот голос, о котором всегда мечтают мужчины. Если бы сказала «иди», я пошёл бы за ней в огонь.
— Иди, — шепнула она.
— Это была лишь метафора, — кашлянул я. — Но позволю смиренно признаться, что я оценил как твой голос, так и твоё мастерство.
Вассельроде стоял рядом и в изумлении переводил взгляд то на меня, то на Хагат. Он уже опустил крест и сейчас производил впечатление, как буто не знал, что делать с этими двумя соединёнными кусочками дерева. Я взял распятие из его руки, и оно снова стало Крестом. Я почувствовал мощь, стекающую в пальцы. Заметил, что Хагат обеспокоенно бросила на меня взгляд.
— Надо верить, что это действует, священник, — спокойно объяснил я. — Крест это всего лишь две соединённые дощечки. Только наша вера придаёт ему мощь и святость. Правда, госпожа Хагат?
Она медленно кивнула, всё время беспокойно вглядываясь в мою руку, сжимающую распятие. Я отвернулся и положил его на стол, рядом с масляными лампадками. Что бы ни думал Вассельроде, я прибыл сюда не для того, чтобы биться с Хагат, поскольку битва с демонами столь же благоразумна, как попытка повернуть реку палкой. Или как зажечь факел в пороховом складе. Это не значит, что никогда этого делать не надо. Но лишь в крайнем случае.
— Ты мог бы подать мне фрукты? — спросила она.
Поднос с фигами, сливами и персиками в сахаре был на расстоянии вытянутой руки от неё, но я послушно приблизился и подал, как она просила. Приближаясь, я почувствовал запах её тела. Острый, тревожащий. Подумалось, что бы было, если бы я полизал её шелковисто мягкую, смуглую кожу.
— Сделай это, — она посмотрела на меня, прикусив губы.
Я подождал с минуту, а когда она не взяла ни один из фруктов, поставил поднос обратно и отступил на два шага. Защита от посылаемого ею очарования не составляла для меня труда, но я не собирался слишком рисковать без нужды. Тем более что её близость не только поражала, но просто причиняла боль. Хагат была ответом на вопрос «что бы было, если», она была исполнением мужских снов и грёз…
— Ты пришёл, дабы изгнать меня? — спросила она соблазнительно и посмотрела на меня из-под длинных, смолисто-чёрных ресниц.
— Нет, госпожа, — возразил учтиво я. — Я бы не использовал слово «изгнание».
— Меч Господа, ты разговариваешь с демоном, инквизитор! — закричал настоятель, который уже очнулся от остолбенения, преисполненного изумления. — Прогони её! Сожги!
Она обратила на него взгляд. Немного грустный, и немного смеющийся.
— Ты хотел бы меня сжечь? — спросила она ласкающее. — Единственный огонь, в котором я могу гореть, это огонь потерявшего голову желания… — она внезапно оборвала и рассмеялась. На это раз не как демон-искуситель, но звонким, радостным смехом развеселившейся девочки.
— Ох, Мордимер, — сказала она. — На него это не действует. Он любит другие радости. — Она хлопнула в ладоши. — Я многое могу, но не умею превращаться в молоденьких мальчиков с худенькой попкой. — Она откинула голову назад и рассмеялась, чуть не упав.
Я посмотрел на священника, и его лицо было таким же красным, как и лысина.
— Мерзкий демон, ложь, ложь… прельщает нас… — залепетал он.
— Итак, чего хочешь, Мордимер? — спросила она, когда наконец перестала смеяться, но в её глазах всё ещё горели весёлые огоньки. — Чтобы я прокинула это милое место? Мне каждый день сюда приносят кроликов, кошечек и собачек. Кормят засахаренными фруктами, поят вином с мёдом и пряностями. Я могу выбирать среди молодых, красивых самцов, что умоляют, лишь провести в моих объятиях хотя бы минуту. Так зачем я должна уходить?
— Потому что не будет кроликов, фруктов, вина и мужчин, госпожа. Я велел арестовать твоих последователей и смею судить, что после допросов их сожгут.
— Сожалею, — сказала она, и в её голосе я похоже действительно услышал сожаление. — А может ты обо мне позаботишься, Мордимер? Я слышала, что некоторые инквизиторы имеют своих Ангелов, правда? Ты не хотел бы иметь собственного демона? — Она снова улыбнулась.
