Место (СИ) - Нестеренко Юрий Леонидович
— Предупреждать надо, — сконфужено пробурчал он. — Ты что, окликнуть не могла?
— Извини, — она, кажется, тоже смутилась. — Я забыла, что ты не чуешь.
— Ты же не хотела заходить сюда?
— Тебя долго не было. Сначала ты ломал окна, а потом… слишком долго тихо.
— Я читал, — он показал ей тетрадь и тут же вернулся к самому главному: — Алиса, эти монстры… другие… на самом деле люди! Бывшие люди, попавшие сюда…
— Да, — спокойно подтвердила девушка.
— Ты знала?! Почему ты не сказала мне?!
— Я сказала. Сразу. Это место, где каждый становится собой.
Да, понял Евгений. Озабоченный мачо превращается в «рогатого» — недаром по-английски это так и называется «horny». Тупая потребительница женских журналов — в грудастое страшилище, едва не изнасиловавшее его у озера. Те, кто ни к чему не относится серьезно, «стебушники», интернет-«тролли» — в натуральных троллей-хохотунчиков, которым всегда смешно. Обжоры-толстяки… ну и так далее. Кто-то становится бараном, кто-то муравьем, кто-то — и вовсе деревом…
— Неужели все-все — люди? Каждое животное, каждая травинка? Сколько же их тут?! Никаких трамваев не хватит…
— Не все. Сюда ведь попадают не только люди.
— Ну да, еще собаки, — вспомнил он.
— Не только, — повторила Алиса. — Но все становятся теми, кто они есть. Многие плодятся. А это место было задолго до трамваев.
Евгений не стал спрашивать, откуда она знает. «Знание приходит само…» По крайней мере, здесь.
— Но мы… — сверкнула у него новая жуткая мысль, — мы ели людей?!
— Это уже не люди.
— И ты говоришь, что все… и он тоже писал… — юноша мотнул головой в сторону скелета на полу. — Но разве нельзя остаться просто человеком?!
— Нет, — покачала головой девушка.
— Нет? Почему?! Ведь ты же осталась! А ты здесь уже давно!
— Нет, — повторила Алиса.
— Что — нет?
— Я не человек.
— А кто же ты — обезьяна? — криво усмехнулся Евгений. В голове мелькнула дурацкая мысль, что какой-нибудь кандидат в рогатые выразился бы по-другому, что-нибудь в стиле «для обезьяны ты слишком симпатичная»… или даже «симпотная» — до чего омерзительное словечко…
— Я сука, — спокойно сказала Алиса.
— Ну, зачем ты так грубо про себя… — смутился юноша.
— Потому что это правда, — она вдруг взялась обеими руками крест-накрест за низ своей безразмерной грязной футболки и потянула этот балахон вверх.
— Не надо! — испуганно воскликнул Евгений. До сих пор, если не считать здешнего инцидента на берегу, он видел женскую грудь только по телевизору и находил это зрелище скорее отталкивающим — или, во всяком случае, нелепым — нежели привлекательным. «Отчего такой ажиотаж из-за этих наполненных жиром кожаных мешков?» Картины и статуи были в этом плане намного эстетичнее — там не было видно, как весь этот жир трясется при движениях и отвисает при наклонах… Впрочем, Евгения испугало вовсе не зрелище, которое должно было ему открыться, а то, что за этим могло последовать. Ему совсем не хотелось, чтобы Алиса повела себя, как та тварь на озере. Или как героини все тех же современных фильмов.
Но того, что произойдет в действительности, он никак не ожидал.
Алиса вскинула руки, задрав футболку до самых плеч. Никакой женской груди, в общепринятом понимании этого термина, под одеждой не оказалось. Вместо этого сверху вниз двумя рядами шли восемь сосков, венчавшие небольшие припухлости. По два — на ребрах ее худощавого тела и на тощем животе с каждой стороны.
Если бы Евгений, подобно большинству своих сверстников, при знакомстве с девушкой первым делом смотрел на ее грудь, он, возможно, заметил бы неладное даже под такой футболкой. Но ему не приходило в голову оценивать Алису с этой точки зрения…
— У людей ведь не так? — уточнила она, отпуская футболку. Та упала обратно, подобно занавесу.
— Не так, — выдавил из себя Дракин. — Так ты…
— В прежнем мире я была собакой, — просто сказала она. — Шотландской овчаркой.
Теперь он понял, что ему напоминают ее рыжие волосы и длинный нос.
— А Антон…
— Он был моим хозяином. Это его одежда.
— И как это? — глупо спросил Евгений. — В смысле, быть… с-собакой?
— Не могу сказать. Я почти ничего не помню.
— Как это не помнишь?!
— А ты помнишь, как было, когда ты еще не родился?
— Хм… — задумался Евгений. В самом деле, для нее, ставшей разумным существом, ее животное прошлое — то же самое, что для человека раннее младенчество или даже внутриутробный период… — Помню только, что все было не таким… цветным. (Да, вспомнил Дракин когда-то прочитанное, собаки не различают красный и зеленый цвета.) Зато я хорошо чуяла. Теперь — нет. Это жалко. Без Антона… какой он теперь… было бы плохо. Но все равно я не хочу назад. Да это и нельзя. Пути обратно нет.
— М-да. Ты говорила… Слушай, почему ты не объяснила мне все это раньше?
— Сам сказал — я говорила.
— Ну да — намеки, отдельные фразы… Ты не врала, да. Наверное, собаки просто не умеют врать. Но и всей правды не говорила! Хотя видела, что я ничего не понимаю!
— А ты бы стал счастливее, если бы понял?
— Я не просил тебя заботиться о моем счастье! Знание важнее! А счастливых я тут навидался — один жрал все подряд, пока не лопнул, другой ржал, даже когда ему руки-ноги оборвали… И знаешь, что я думаю? Вовсе не мое счастье тебя заботило. Ты просто ждала, во что я превращусь. Надеялась заполучить второго Антона, да? Чтоб заменял тебе утраченное чутье и затупившиеся зубы? А если бы вышло что-то бесполезное — ножиком по горлу, как того барана… чего мясу пропадать! Скажешь, не так?
— Только если бы ты… напал. Но если бы ты… ушел — я бы не мешала.
— Спасибо тебе большое, — пробурчал Евгений. У него вдруг вновь возникло острое ощущение нереальности происходящего. Я, молодой перспективный астрофизик Евгений Дракин, не какой-нибудь придуманный герой ужастика или фэнтези, не жертва радиации из желтой прессы, а я, настоящий, живой, единственный я, я, Я!!! — превращаюсь в монстра?! И нет никакого — действительно никакого — спасения?! Этого не может быть, этого просто не может быть!
— Потапчук, — вспомнил он. — Вагоновожатый. Он остался человеком. Правда, за какие-нибудь минуты, если не быстрее, превратился в старика — видимо, такой была его истинная сущность…
— И где он теперь? — осведомилась Алиса.
— Он умер, — вынужден был признать Евгений. — То ли от старости, то ли от ужаса… скорее, от того и другого.
— Вот видишь. Разве ты хотел бы занять его место?
— Нет, но… откуда следует, что это единственная альтернатива? Может быть, я отделаюсь… ну, каким-нибудь мелким изменением… цвет глаз или волос там… вдруг я в душе всегда был блондином… У меня ведь уже и не чешется ничего! — добавил он с радостным удивлением, только сейчас осознав этот факт.
Алиса ничего не ответила. Просто смотрела на него, как чужой человек смотрит на больного последней стадией лейкемии ребенка, который рассказывает, кем станет, когда вырастет.
— Ну что ты так на меня уставилась?! — потерял терпение Дракин. — Не веришь мне? А откуда ты можешь знать? Другие? Неполная индукция — не доказательство!
— Потрогай свой нос, — сказала она.
Евгений схватился за нос. Никакой боли или иных неприятных ощущений он не почувствовал. Разве что на нос что-то налипло. Какая-то шелуха. Возможно, листок с дерева, или клочок бумаги из здешнего мусора… Евгений легко снял это и хотел бросить на пол, но — скорее даже из рефлекторного нежелания мусорить, чем из любопытства — задержал движение и посмотрел, что держат его пальцы.
Это был окровавленный с внутренней стороны кусок кожи. Человеческой. Его собственной.
Юноша испуганно ощупал то место, откуда только что с такой легкостью снял кожу. Под пальцем чувствовалось теплое, влажное и скользкое. Боли по-прежнему не было. И… кажется, его нос стал длиннее. На один или два сантиметра.
Евгений затравленно оглянулся в поисках хоть какой-нибудь отражающей поверхности. Очки Грибовцева? Выпуклые линзы не дадут адекватной картинки… Но начальник экспедиции явно был из профессоров старой школы, едва ли он мог позволить себе выйти к подчиненным, не приведя в порядок волосы и бороду — и раз уж он не только работал, но и спал здесь, здесь же должно быть и зеркало, не разбитое во время побоища… Да вот же оно! Оно висело в углу рядом с кроватью, но так заросло пылью, что в первый момент Евгений не обратил на него внимания.
