Райдо Витич - Чудес не бывает
— И рад тому.
И направил лошадь в сторону Исы:
— Догоняй, — бросил Гарту. Тот посмотрел им в спину и понял, что перечить, вразумлять Оррика бесполезно, нужно действовать иначе — разбить парочку, вклиниваясь в нее.
Он готов?
Да, он готов! Готов изображать хоть извращенца, хоть людоеда, лишь бы спасти друга и его репутацию от неминуемой гибели.
Фогин сел на коня и поспешил за парочкой, прикидывая чтобы такое съесть или выпить, чтобы его физиономия, когда он будет ухлестывать за мальчишкой, не выглядела слишком кислой, а неприязнь и отвращение не просачивались во взгляд?
Еще б поднатужиться и изобразить близко к натуральному интерес к пажу…
К мужчине!
Фу, ты!
Нет, неспроста все это — не иначе жена Оррика — ведьма, сглазила его, оморочила за то, что тот пренебрег ею. Вот ведь дьявольское семя!
Да ничего, если дело в этом — впереди, в трех днях пути, монастырь, уж там-то можно разжиться ладанками против колдовских чар, причаститься, спасаясь от порчи.
Лишь бы поздно не было.
Гарт пристроился слева от Исайя и, не приметив во взгляде Оррика недовольства, нарисовал на губах улыбку, а во взгляд напустил восхищения окружающим пейзажем:
— Красивые у нас места, неправда ли мессир Губерт? — спросил вежливо.
— Да, — заверила Исвильда, любуясь густым хвойным лесом вокруг. Сейчас, когда рядом был Оррик ее не страшила сумрачность чащи. А впрочем, и раньше она любила более гулять в лесу и общаться с зверьками, чем с людьми, и ориентировалась в мире деревьев и животных лучше, чем в мире человеческом. Если б не эта ее особенность, вечно пропадать в лесу, в свое время ставшая предметом ссор меж родителями, наверное она бы не выжила после нападения на замок Де Ли. Не каждый, оставшись один в чаще, сможет выбраться из нее живым, прокормиться, отличая какие ягоды и грибы пригодны в пищу, какие нет, обойти логово волка и медведя, не попасть в трясину, которая коварно прячется под ровным слоем мха.
— Бывали здесь раньше?
— Не доводилось.
— А где доводилось? Вы сами откуда?
— Издалека.
Исчерпывающий ответ. А сосунок-то сам себе на уме, — отметил Гарт.
— Откуда же вы родом?
— Из мест священных родников, вереска и приветливых лесов.
— Где же находятся эти уникальные места?
— Гарт, — осадил любопытство друга Оррик, глянув на него через пажа.
Понял, — заверил тот с самой благодушной физиономией и продолжил беседу:
— Вашим родителям, наверное, пришлось постараться, пристраивая сына к Филиппу Лавсли? Говорят, он берет в оруженосцы и пажи только сыновей высокородных дворян, славных родов.
— Молва любит преувеличивать.
— Как и приуменьшать? Извращать?
— Да.
— Например? Поделитесь своим опытом?
— Пожалуйста: мессир, Галиган. Молва наделила его самыми отвратными качествами, приуменьшив достоинства и преувеличив недостатки. Он добрый, милый человек…
— Милый?
— Да, благородный, порядочный и сильный, но ему приписали поступки родителя и брата, смешав понятия и лица. Так ангела одевают в черные одежды, а демону рисуют нимб и воздают хвалу. И страдают не только они, но и люди, что творят подобные низости. Хотя возможно ли укорять их? Невежество и страхи правят народом не хуже королей.
— Это очень удобно, если разобраться.
— И оскорбительно для людей пытливых.
— Многих вы встречали?
— Доводилось. Бог был милостив ко мне.
— Сколько же вам лет мессир мудрец?
— Я уже говорил, мессир Гарт, мне сравнялось четырнадцать лет.
— Да вы почти старик! — рассмеялся Фогин.
— Мудрость не годами исчисляется мессир, а опытом, что вы приняли или не приняли.
— У вас хорошие учителя и видно хорошие родители.
— Мои родители самые лучшие, — согласился мальчик.
— Завидую. Моя мать была шлюхой и могла меня научить лишь…
— Гарт! — осек его опять Оррик.
— А что? — не понял тот. — Ну, шлюха…
— Кем бы не считали люди женщину, что родила вас, она, прежде всего ваша мать, — попеняла ему Исвильда.
Он еще учить меня будет! — фыркнул мужчина.
— Вижу, вы уважаете своих родителей.
— По-вашему это постыдно?
— Ничуть. Я завидую, — улыбнулся примирительно, правда, вышло более саркастически. — Мне не за что было уважать и любить своих родителей. Отец знать меня не хотел, мать пыталась заработать на мне, впихивая в семью отца, но понятно, безрезультатно. С ней было столько мужчин, что, пожалуй, самой трудно было понять, от кого я появился на свет. Я ублюдок, Иса, как Орри. А ты законнорожденный?
— Гарт, еще слово, — предостерег мужчину Даган, видя, что Исвильда расстроена замечанием Фогина.
— Я считаю, что не имеет значения, на какой стороне постели родился ребенок.
— И готовы якшаться с бастардами?
— Разве вы устроены иначе, чем рожденные в законном браке? У вас копыта вместо ног и на голове растут рожки? Может быть, в бою ваша рука слабее, а кодекс чести не таков как у других?
— Ваши речи дурно пахнут. Вы еретик?
— Полно вам, я истинно верующий христианин.
— И сын славных родителей? Только что-то я не слышал о Губертах.
Исвильда пожала плечами.
— Невеста у вас есть?
— Нет.
— Подружка?
— Была…
Но можно ли назвать подругой женщину много старше себя, которая спасла ее от смерти?…
Три года назад
Она с трудом выбралась из оврага, после того как ее скинула лошадь, и помчалась, не чуя ног под собой, не зная куда бежит. Ужас и боль гнали ее, как зверька почуявшего пожар за спиной. Так оно и было — замок пылал вместе с привычной жизнью, любимыми вещами, близкими и родными людьми. Она не могла почувствовать запах гари, услышать испуганное ржание лошадей в конюшне — слишком отдалилась от дома, и все же ей мерещился запах пожарища, слышались крики отчаянья, горькие рыдания и жалобное ржание ее любимицы Эстеллы.
Ее искали — мелькнувшая меж деревьев рубашка привлекла внимание одного из всадников и тот, призывая других, во весь опор погнался за девушкой.
Тот галоп наперегонки с лошадью, больше схожий с бешенным бегом от смерти, горя и видений того ужаса, что накрыл в предрассветном тумане ее родной дом, Исвильда никогда не забудет. В босые ноги впивались камни и сучки, слезы заливали лицо, и только лес впереди, однотипный пейзаж, где одна сосна похожа на другую. А позади топот летящих коней, крик, хохот и улюлюканье.
Гонка за жизнь длилась, казалось вечность и, убила бы ее, продлись дольше. Воздуха уже не хватало, легкие разрывало от боли, ноги в крови и не слушались, а сердце давно перешло на беспорядочный ритм.
