Алексей Атеев - Девятая жизнь нечисти
– Да уж, наверное, сообразил что, – хмыкнул Центровой.
– И не сдал бы государству?
– Еще чего! А вот ты, несомненно, сдал бы… Про тебя бы напечатали заметку в городской газете под заголовком типа: «Зоркий глаз активиста» – или же: «Пришел, увидел и… поднял». А причитающиеся находчику клада двадцать пять процентов ты бы пожертвовал в фонд строительства дворца молодежи в Адис-Абебе. Точно, активист?
– Но ведь обещали репрессии в случае утайки, – не отступал Звягин. – И обыскивать, возможно, будут…
– Пускай ищут. Я так спрячу, что не найдут.
– Интересно, куда?
– Какой ты любопытный. Зачем я тебе буду рассказывать. Ведь, как Павлик Морозов, тут же донесешь. Так, Звягин? Заложишь, а? Тебе за это благодарственную грамотку дадут. Мол, выполнил гражданский долг, стоял на страже интересов родины. А меня… – Вова скрестил указательные пальцы обеих рук, так, что получилось подобие решетки. – Поэтому, Звягин, в данном случае молчание – золото.
– Драгоценный камень несложно спрятать из-за его малого размера, – заметил человек, работавший на горке рядом со мной. – Был в истории такой случай. Слуга вез имущество своего господина, графа Санси, в том числе и огромный алмаз. По дороге на карету напали разбойники. Слуга, недолго думая, проглотил алмаз. Разбойники не заметили этого, однако слугу все равно прикончили. А позже беднягу, по приказанию графа, разрезали и в желудке нашли камень.
– У слуги с графом, видать, договоренность была, – иронически заметил Жорка. – Мол, в случае чего – глотай алмаз, а потом разберемся…
– Слышал, Звягин? – в тон Гераклу добавил рыжий Вова. – Вот тебе и тайна вклада. Потом распотрошишь меня… с комсомольским задором. Сможешь?
Звягин вежливо улыбнулся:
– Думаю, обойдется и без вскрытия. Хорошая порция касторки, и нет проблем.
– А вы, собственно, кто? – обратился Жорка к человеку, разбиравшемуся в способах хранения драгоценных камней. – На студента не похожи…
– Зовут меня Петр Макарович Суббоч. По должности я – доцент, по интересам – краевед-историк. Поэтому и здесь. Любопытство, так сказать, привело…
– В университете преподаете?
– Нет, в педагогическом…
– Ага-ага! – заинтересовался рыжий Вова. – Краевед, значит… А скажите, краевед, возможно, вы что-то знаете о Чумной горке? Что-то конкретное… А то болтают всякую чепуху. Например, правда ли, что в ней зарыты сокровища? И когда она появилась…
– Документов на этот счет в архивах сохранилось крайне мало, – стал рассказывать Суббоч. – А вообще Чумная горка издревле служила местом захоронения разного рода нечистых покойников. В средние века на месте нашего города находилась генуэзская колония, и уже в те времена сюда свозили жертв различных эпидемий. И в более позднее время, при татарах и турках, тут не прекращали хоронить. Образовалась своего рода огромная братская могила. Когда здешний край отошел к России, Чумная горка продолжала выполнять свое функциональное назначение…
– Вы, доцент, словно лекцию читаете – «Функциональное назначение», – передразнил Суббоча рыжий Вова. – Давайте проще и короче. Есть тут золото или нет?
– Говорю, как умею! – обрезал его Суббоч. – Не желаете слушать, не надо!
– Давайте дальше, Петр Макарович, не обращайте внимания, – попросил Звягин. Остальные поддержали его.
– В этих местах документально зафиксированы три эпидемии, в ходе которых здесь делались захоронения. Одно поветрие случилось во времена матушки Екатерины, по-моему, это была черная оспа, или бубонная чума. Потом холера. Может быть, помните, Александр Сергеевич Пушкин не мог выехать из Кишинева из-за эпидемии. Вот это как раз тот случай. И последняя пандемия, опять холера, насколько я помню, имела место в середине девятнадцатого века, вскоре после Крымской войны… – Доцент сделал паузу и закурил.
– Ну а золото? – нетерпеливо спросил все тот же Вова.
– Ты, парень, со своим золотом задолбал! – неожиданно грубо отозвался Суббоч. – Золотарь какой выискался! Или, думаешь, об этом где-то написано? Мол, захоронен в яме купец первой гильдии Храпушин, и при нем тысяча червонцев.
Все захихикали.
– В архиве есть списки жертв последней эпидемии, конечно, далеко не полные, там фигурируют фамилии состоятельных граждан. Хоронили ли их здесь или в каком другом месте, я не знаю. Возможно, что-нибудь мы и найдем, но, по правде говоря, я сомневаюсь в этом.
– А зачем же все это? – с недоверием спросил Вова, казалось, не обидевшийся на резкий тон Суббоча. – Раскопки… Разве не из-за золота все затеяно?!
– Лично я в подобную трактовку не верю, – ответил доцент.
– В какую еще трактовку?
– Что мы клады ищем.
– Тогда какого хрена мы тут делаем?
– Не знаю… Меня настораживает большое количество военных, закрытый режим, вооруженная охрана… Да и начальство наше… Скажем, Иван Иванович… Он, похоже, из КГБ.
– Даже если и так, какой следует вывод? – выпалил вдруг Звягин. – Не понимаю я этих намеков. КГБ… армия… Ну и что?! Вывод-то какой?
– Выводы пока делать рано, – спокойно сказал доцент.
– Или уже поздно, – насмешливо добавил Жорка.
– Что ты хочешь этим сказать, Гераклидис? – уставился на него Звягин.
– Да ничего особенного, – равнодушно отозвался Жорка. – Похоже, как в кино про Штирлица – мы тут все под колпаком.
– А по-моему, все, о чем вы тут толкуете, – чухня, – встрял в разговор доселе молчавший Сема Рубин с биофака. Здоровенный, ростом почти с Центрового, только шире в плечах, с несоразмерно длинными руками и низким скошенным лбом, он напоминал человекообразную обезьяну. Сема был чемпионом города по толканию ядра. – Поставили нас сюда работать – и только.
– Эх, Сема, Сема! У вас в башке солома, – добродушно заметил Жорка.
– Ребята, кончай перекур! – крикнули с горки. – Дуйте сюда!
И вновь мы взялись за лопаты и кирки.
Солнце палило немилосердно. Мы стали покрывать головы носовыми платками, однако, увидев это, тут же подбежал лейтенант и раздал брезентовые армейские панамы.
– Предусмотрительные какие, – удивленно произнес Суббоч. Он по-прежнему работал слева от меня. – И панамы припасли…
– Армия! – отозвался я.
– То-то, что армия… – Продолжать свои размышления он дальше не стал, однако чувствовалось: подозрения не покидали доцента.
По-прежнему из земли пер всякий мусор. Похоже, мы добрались до слоя сороковых годов. То и дело попадались многочисленные гильзы, начиная от винтовочных и кончая орудийными. Звягин нашел ржавую погнутую «трехлинейку», еще один парень – сломанный немецкий штык. Все так же было много проржавевших в труху консервных банок, битых бутылок, полуистлевших тряпок.
