Сакс Ромер - Ведьмино отродье
ные в вечность Темным Искусством этого страшного негодяя…
— Да, — подтвердил доктор Кеан.
— Он покушался на вас, покушался на меня. Мы выжили только благодаря знаниям, — он показал на ряд книг в угловом стеллаже, — которые вы собирали и хранили в течение долгих лет. Перед лицом науки, перед лицом современного скептицизма, перед лицом веры в Господа милосердного, Энтони Феррара определенно является…
— Он является тем, кого наши невежественные предки называли магом, — спокойно перебил сына Кеан. — В Средние века его объявили бы колдуном. Сегодня мало кто знает, что это означает, но я знаю, а вскоре узнают все. А пока он распростер свою тень над известным нам домом.
Роберт потряс кулаками в воздухе. Некоторым этот жест показался бы мелодраматичным, но так он выражал свои душевные страдания.
— Как же так, сэр! — воскликнул он. — Неужели нам осталось только беспомощно ждать, ничего не предпринимая? Кем бы он ни был, он остается человеком, а у нас в арсенале есть пули, есть ножи, есть сотни ядов!
— Это верно, — ответил доктор Кеан, наблюдая за сыном и пытаясь умерить его растущее возбуждение собственным спокойствием. — Я готов пойти на все, лишь бы раздавить Энтони Феррару, как скорпиона. Но где его искать?
Роберт застонал, опустился в большое, обитое красное кожей кресло и закрыл лицо руками.
— Наше положение сводит с ума, — продолжал Кеан- старший. — Мы знаем, что Феррара вхож в дом мистера Сондерсона; мы знаем, что он потешается над нашими безуспешными попытками поймать его. Нелепость положения усугубляется тем, что Сондерсон не знает правды, да и не тот он человек, чтобы понять такое; по сути дела, мы ничего не можем рассказать ни ему, ни, тем более, Майре. В итоге те, кого мы защищаем, непроизвольно действуют против нас и себя.
— А этот запах! — вспомнил Роберт. — Эти чертовы благовония, пропитавшие весь дом Сондерсона! Мы же знаем, зачем они — знаем, зачем!
— Роб, я понимаю это лучше тебя. Мистическое использование ароматов сегодня не в чести, но по собственному опыту нам известно, что они продолжают так использоваться. В пирамиде в Медуме Энтони Феррара осмелился
— как только Бог не покарал его за это! — изготовить определенные благовония. Их часто смешивали в далеком прошлом, и, очевидно, один из герметично запечатанных сосудов с ними попал в руки Феррары. Я почувствовал тот же зловещий аромат в его лондонской квартире. Если бы до этого ты спросил меня, можно ли в наше время найти эти благовония, я бы уверенно сказал нет — и ошибся бы. У Феррары они были. Он все использовал и отправился в Медум, чтобы пополнить запас.
Роберт напряженно слушал.
— И это вновь заставляет меня затронуть тему, которую мы уже обсуждали, сэр, — сказал он. — Как я понял, вы с покойным сэром Майклом проникли в темные тайны Египта гораздо глубже, чем кто-либо еще в наши дни. В то же время, Энтони Феррара, почти мальчишка, постиг тайны искусства, до понимания которых вам, человеку, посвятившему их изучению много лет, еще очень далеко. Как это расценивать, сэр?
Доктор Кеан вновь сцепил руки в замок за спиной и отошел к окну.
— Он не обычный смертный, — продолжал сын. — Он наделен сверхъестественной силой — и сверхъестественным коварством. Вы утверждаете, и не стоит этого отрицать, что он был просто усыновлен покойным сэром Майклом. Вот мы на пороге последнего сражения — я это чувствую — и спрашиваю опять: кто такой Энтони Феррара?
Все это время доктор Кеан ходил кругами перед Робом
— серые глаза светились решимостью.
— Существует препятствие, — начал он, — мешающее мне ответить на твой вопрос. Хотя тебе и пришлось заглянуть за завесу ужасной тайны, ты вряд ли мне поверишь, но я все же надеюсь в скором времени открыть тебе тайну происхождения Энтони Феррары.
Роберт стукнул кулаком по подлокотнику.
— Иногда мне кажется, что кто-то из нас сошел с ума, — сказал он. — Что все это значит? Что нам делать? Как поступить?
— Наблюдать, Роб. Привлечь на свою сторону Сондер- сона нам не удастся, он думает только о разведении орхидей, посвящая этому все свое время. В обыденных делах я полностью ему доверяю, но в таких, как это… — ученый пожал плечами.
— А нельзя ли подсказать ему причину, любую, кроме истинной, по которой ему придется отказать Ферраре от дома?
— Но так мы можем лишиться последнего шанса на успех.
— Сэр, — в ярости вскричал Роберт, — все сводится к одному: мы используем Майру в качестве приманки!
— Чтобы спасти ее, Роб, просто чтобы спасти ее, — отрезал доктор.
— Она и так болеет, такая бледная, измученная, — стенал молодой человек. — А какие круги под глазами! Мне даже больно об этом думать.
— Когда он в последний раз был у них?
— По-видимому, дней десять назад. Я уверен, что он знает о нашем возращении! Он не появится там опять, сэр. Но он сможет дотянуться до нее другими способами: разве он не повелевает целой армией теней? А мистер Сондерсон ни о чем не подозревает. Майра принимает негодяя за брата! Пока она ни словом не обмолвилась о нем. Думаю…
Отец сидел, погрузившись в собственные мысли. Вдруг он взглянул на часы и сказал:
— Иди к ним сейчас, еще успеешь к обеду; и оставайся там до моего прихода. Начиная с данного момента, хотя тебе и нельзя перенапрягаться, мы не должны спускать с дома глаз ни днем, ни ночью.
Глава XII. Майра
Майра Дюкен вошла в увитую розами беседку и присела на скамейку рядом с Робертом Кеаном, уже ожидавшим там. В простом белом льняном платье, с золотистыми от солнечного света волосами и глазами, выглядевшими неестественно большими из-за чрезвычайной бледности прекрасного лица, девушка показалась поднявшемуся ей навстречу молодому человеку неземным созданием, не принадлежащим к существам из плоти и крови.
Влечение, давно владевшее им, страсть, которую он до сих пор подавлял, вновь охватила его, заставив сердце биться сильнее и наполнив вены огнем. Бледные щеки девушки зарделись, и она робко протянула руку, но Роберт вскочил, обнял ее и начал целовать — целовать ее глаза, волосы, губы!
Майра испуганно застыла, но вскоре сдалась под напором его иступленной нежности, неистовость которой была слаще любой ласки, когда-либо познанной ею, нежности, наполнившей все существо девушки радостью и восхищением, смешанными с пониманием, что именно о таком она грезила, такого желала, именно этого недоставало ей; она очутилась в спасительной гавани — зарумянившаяся и смущенная, но счастливая, покоренная, ликующая, что попала в этот прекрасный плен. А Роберт шептал:
