Сакс Ромер - Ведьмино отродье
Обзор книги Сакс Ромер - Ведьмино отродье
Сакс Ромер
Ведьмино отродье
Предварительное замечание
Удивительные и устрашающие деяния Энтони Феррары, речь о которых пойдет далее, призваны проиллюстрировать, что из себя представляла Магия в том виде, в каком, как утверждают многочисленные источники, ее практиковали не только в Древнем Египте, но и в Европе в Средние века. И ни в коем случае силы этого человека не превосходят могущества, приписываемого полностью посвященному адепту.
С. Р.
Глава 1. Энтони Феррара
Роберт Кеан выглянул во двор. Только что выглянувшая луна смягчила суровую красоту старых строений колледжа, подретушировав следы неумолимого времени, заштриховав арки западных галерей и четко обрисовав плющ на древних стенах. Лежащая на обросших лишайником камнях ажурная тень вяза почти скрывала калитку, а где-то впереди между замысловатой печной трубой и сторожевой башенкой можно было разглядеть бархатисто переливающийся треугольник — там текла Темза. Именно оттуда дул прохладный ветерок.
Но Кеан не смотрел в ту сторону: его взгляд был устремлен в окно напротив, расположенное под самыми трубами. В комнате за окном весело пылал огонь камина.
Кеан повернулся к своему товарищу, атлетически сложенному здоровяку, немного смахивающему на быка, который в этот момент деловито исследовал человеческий череп, сверяя свои наблюдения с «Заболеваниями нервной системы» Джеймса Росса.[1]
— Сайм, — сказал он, — зачем Феррара всегда зажигает камин, даже в это время года?
Сайм недовольно покосился на говорящего. Кеан был высоким и худым шотландцем, гладко выбритым, светловолосым, с квадратной челюстью и необыкновенно пронзительными серыми глазами.
— Ты работать не собираешься? — с чувством спросил он. — Я-то думал, ты мне поможешь разобраться с базальными ганглиями.[2] Я уже ими занимаюсь, а ты к окошку прилип!
— У Уилсона из дома на углу очень необычный мозг, — абсолютно некстати заявил Кеан.
— Да ты что! — огрызнулся Сайм.
— Да, в бутылке. Его научный руководитель из Бартса,[3] это он мозг вчера прислал. Тебе надо глянуть.
— Твой-то мозг в бутылке никому не понадобится, — с ухмылкой предрек Сайм и вернулся к своим занятиям.
Кеан разжег потухшую трубку и вновь уставился во двор.
— А ведь ты у Феррары никогда не был, да? — опять начал он.
Друг тихонько выругался, дернулся, и череп покатился по полу.
— Слушай, Кеан, — разозлился Сайм, — у меня осталась неделя с небольшим, и я жутко нервный, меня прямо разрывает на части от этого. Хочешь поболтать, давай. Когда закончишь, я наконец начну работать.
— Расслабься, — спокойно сказал Кеан и потряс кисетом. — Я хочу поговорить о Ферраре.
— Выкладывай. Что там с Феррарой?
— Ну, — ответил Кеан, — какой-то он странный.
— Тоже мне новости, — Сайм набивал свою трубку. — Все знают, что он с чудинкой. Но женщины от него тают. И он сколотил целое состояние как невролог.
— Хоть в этом не нуждался. Ему достанется все, когда умрет сэр Майкл.
— У него прелестная кузина, знаешь об этом? — хитро спросил Сайм.
— Знаю, — отрезал Кеан и продолжил, — мой батюшка с сэром Майклом близкие друзья, и хотя я с молодым Феррарой не на короткой ноге, ничего против него не имею. Но… — заколебался он.
— Давай не молчи, — подбодрил Сайм, но посмотрел на друга несколько странно.
— Это, конечно, глупости, зачем ему камин в такую жаркую ночь?
Сайм удивился.
— Может, мерзнет, — выдвинул он предположение. — Феррары, пусть и считаются шотландцами, — так ведь? — явно выходцы из Италии…
— Из Испании, — поправил Кеан. — Ведут свою родословную от сына Андреа Феррары, оружейника, а он был испанцем. Цезарь Феррара прибыл вместе с армадой в 1588 году. Его корабль затонул у Тобермори,[4] он же выбрался на берег — там и остался.
— Женился на шотландочке?
— Точно. Но вопросы происхождения не имеют ничего общего с привычками Энтони.
— Какими привычками?
— Смотри, — Кеан указал в сторону распахнутого окна. — Что он делает весь вечер без свечей, только при свете камина?
— Болеет?
— Чушь! Ты же никогда у него не был, так?
— Так. У него мало кто был из мужчин. Говорю тебе, его женщины любят.
— И что?
— Как что? На него жаловались. Любого другого за такое давно бы выгнали.
— Думаешь, у него есть связи?
— Уверен, что есть.
— Вот видишь, тебе он тоже кажется подозрительным, как и мне, поэтому слушай. Помнишь грозу в четверг?
— Да, от работы меня отвлекала.
— Я под нее попал. Плыл на плоскодонке по заводи, знаешь нашу заводь?
— Лентяй!
— Честно говоря, я обдумывал, не бросить ли медицину и согласиться занять предложенное мне место в «Плэнет».
— Сменить таблетки на чернила, Харли-стрит на Флит-стрит?[5] И что решил?
— Ничего; кое-что произошло, и я забыл, о чем думал.
Комната наполнилась табачным дымом.
— Было невероятно тихо, — Кеан продолжил рассказ. — В футе от меня проплыла водяная крыса, а на ветку почти у моего локтя сел зимородок. Только-только начало смеркаться, поскрипывали уключины да иногда бился о воду шест — больше ни звука. Я еще подумал, что река как-то неожиданно опустела. Повисла ненормальная тишина, потом стало ненормально темно. Я так глубоко задумался, что совсем не двигался.
Затем из-за излучины выплыла стая лебедей, с Аполлоном — ты же знаешь Аполлона, их вожака, — во главе. Тьма уже была непроглядная, но я почему-то не удивился. Лебеди проплывали бесшумно, казалось, что это призраки. Сайм, это затишье служило лишь к прелюдией к чему-то странному — дьявольски странному!
Кеан вскочил и подошел к столу, попутно сбив череп.
— Просто гроза собиралась, — буркнул Сайм.
— Собиралось что-то совершенно иное! Слушай! Становилось все темнее и темнее, но, по необъяснимой причине, хотя я, наверное, должен был слышать раскаты грома, я не мог оторвать глаз от птиц. А потом все произошло — я пришел к тебе, чтобы рассказать об этом. Мне нужно с кем-то поделиться, такое сразу не забывается.
Он вытряхнул пепел из трубки.
— Продолжай, — сказал Сайм.
— Большой лебедь, Аполлон, был от меня в трех футах;[6] он плыл один, другие куда-то делись, никто его не трогал. Внезапно он закричал, да так пронзительно, что кровь застыла в жилах, так лебеди не кричат, и поднялся в воздух, расправив огромные крылья. Сайм, он был похож на мятущегося духа; никогда не забуду — никого на воде в шести футах вокруг него. Жуткий вопль перешел в сдавленное шипение, и, подняв целый фонтан брызг (окатив меня с головы до ног), бедняга упал. Некоторое время его крылья бились о воду, а потом он перестал двигаться.
