Александр Кудрявцев - Винчестер
Она пришла в комнату, где бурлил банкет чуть позже нас. Красивая, огненная и громкая, как автокатастрофа. Таких людей почему-то принято сравнивать с ртутью. Бред. Они похожи на альтернативное состояние пламени. Где бы они не появлялись, они заполняют собой пространство, как пожар.
В детстве я зачитывался «Пятнадцатилетним капитаном», и до сих пор перед глазами встает сцена, где пропитанные спиртом дикари пробуют подожженный пунш. Пламя охватывает их проспиртованные внутренности и сжирает без остатка. Когда я увидел ее, то понял, что чувствовали те несчастные у себя внутри.
Внешне в ней не было ничего особенного: среднего роста, смуглая, черноглазая. Но вот она начинает двигаться, смеяться и шутить – и от нее нельзя отвести глаз, как от кошки.
Ирада. То еще имечко… инфернальное… только мне тогда было все равно. Я не мог оторваться от нее весь вечер, но из-за проклятой деревянной стеснительности не сумел подойти и хотя бы представиться. А она веселила всю компанию, пила за двоих, танцевала на столе и заигрывала одновременно с лохматым физиком и лысым доцентом экономического факультета. Я навел о ней справки у стремительно хмелевших знакомых: истфак, приезжая, снимает, пятый курс, не замужем.
Перепились все тогда ужасно, в том числе и ухажеры Ирады. Участников банкета раскидало вповалку по всей комнате и коридору, кто-то привычно храпел головой в унитаз. Ирада перепила их всех. Я, как обычно, позволил себе ноль-три кока-колы.
- Ох, и не хочется в этом гадюшнике засыпать… - сказала Ирада, попыталась подняться и пошатнулась, - домой надо… а никак…
- Я…я могу…подвезти… - промямлил я.
- О! – Ирада посмтрела так, будто только что мен увидела. – у тебя машина, серенький?
Она ткнула пальцем в мой любимый серый свитер (Дольче Габано, четыреста евро).
- Мерседес, - с достоинством уточнил я, решив не вдаваться в подробности – машина, конечно же, принадлежала отцу.
- Ну так поехали, богатенький Буратино! – вскричала она и бухнулась на пол между туловищами сопящих ухажеров.
Я поднял ее на руки – от прикосновения обожгло и бросило в пот - и осторожно вынес из общаги.
В машине она открыла глаза, с восторгом рассматривая кожаную обшивку просторного салона. Я спросил, куда ехать. Она жила на улице Лизы Чайкиной.
- А ты где живешь? – спросила она, когда мы подъехали к подъезду. Я ответил.
- Ого! – сказала она. – В своей или снимаешь?
Конечно, в своей. Три комнаты, внизу - консьерж, из окон - Невский. Отец был очень горд, когда я поступил в университет, и на подарок не поскупился.
Похоже, этот факт ее тоже приятно удивил. Когда я осмелился спросить номер телефона, она не возражала.
На следующий день она приехала в гости. А через день осталась переночевать. Спустя месяц мы стали жить вместе. От счастья у меня кружилась голова. Я понимал, что во мне ее интересовали, скорее прописка и финансовые возможности моего отца, но тогда было все равно. Ирада засыпала и просыпалась рядом со мной, прекрасная и удивительная, как моя новая жизнь.
Пока не появился он...
**
- Эй! – я вздрогнул от увесистого тычка в плечо. Передо мной стоял Ким и внимательно вглядывался в лицо. – Ты чего это?
- Что?
- Сто! –бросил кореец. – В себя ушел, что ли? Или на ходу спишь?
- Хорош наезжать, - вступился Заяц, - не видишь, он в залазе первый раз. Под землей людей по-разному колбасить может, сам знаешь.
- Да пусть хоть стриптиз танцует! Лишь бы по сторонам смотрел!
Он встряхнул меня за плечо. Я хмуро отбросил его руку.
- Аккуратней.
Ким зло сплюнул и поправил на плече лямку военного рюкзака.
- Не спи. А то моргнуть не успеешь, как нас всех тут схавают.
Он сунул руки и резко рванул вперед.
- Ким, подожди! – вполголоса окликнул его Заяц. – Слышь, Ким!
Спина корейца хранила молчание.
- Чего он нервный такой? – спросил я.
Заяц махнул рукой и прошептал:
- Здесь неподалеку Вечный Диггер его кореша… того…
- Кто?
- То ли кто, то ли что… никто не знает, что это за хрень такая…Шляется по подземелью. Издалека на человека похож. А те, кто его поближе видели, говорят, что у него пол лица нету. Как у Терминатора. Только у того череп железный проступал, а у этого просто полголовы... это самое… Как будто срезало чем-то…
Заяц посмотрел в удалявшуюся от нас брезентовую спину корейца:
- А что он здесь делает… этот?
- Никто не знает, - пожал плечами Заяц, - но если ты попался ему – да еще с факелом – все, труба. Так он Леху в прошлом году…
- Так, может, лучше без факелов ходить? – я покосился на яркую огненную головешку в своей руке.
- А без факелов - крысы могут напасть. А так они огня боятся. И морлоки факелов стремаются
- Слушай, я слышал здесь кое-что…
- Ну! – насторожился Заяц.
- Будто шепот. Знаешь, как будто… - начал я, но тут же осекся от окрика Кима:
- Хорош болтать, салаги! Проходим опасный участок!
Мы нырнули за Кимом в какой-то темный лаз, прошли узкий тоннель, спустились по невидимой в темноте железной лестнице и оказались в длинном полузатопленном помещении. Уровень воды тяжело шевелился на уровне коленей, и я мысленно поблагодарил новых товарищей, прозорливо одолживших мне высокие резиновые спецсапоги.
В ноздри ударила резкая вонь.
- Дышите глубже, проезжаем Сочи, – повернул к нам голову Ким. – Клоака - это порок, который у города в крови. Кто хочет жить в городе, должен смириться с его смрадом.
- Друг Аркадий, не говори красиво, - пропыхтел Заяц, зажимая нос.
- Это не я. Это Гюго.
По трубе прошел порыв ветра. Сумрак набух невнятным гулом. Шум разрастался с каждой секундой, пока не превратился в железный грохот приближавшегося электропоезда.
Я быстро посмотрел на спутников. Они хранили спокойствие и сосредоточенно месили воду бахилами, двигаясь вперед. Невидимый поезд приближался.
Заяц оглянулся на меня.
- Не сикай, - сказал он, оценив мое состояние, - в трубах это обычное дело. То шаги впереди слышишь. То шум поезда. Это звуки-фантомы. Таких и в Реале под землей хватает…
- А как насчет этого? – я указал вперед. Заяц повернул голову.
Из темноты прямо по воде мчался громадный состав с горящими фарами. Будто бы разглядев своих жертв в темноте, поезд провыл долгим гудком и прибавил скорость.
Я открыл рот, чтобы хоть выругаться напоследок – и захлебнулся волной теплого резинового воздуха подземки. Лицо обдало упругим ветром, и не успел я даже зажмуриться, как вопящий и грохочущий поезд въехал в меня. Я увидел несущиеся пустые брюха вагонов, залитые неподвижным желтым светом, тускло блестящие поручни и темно-коричневую обивку сидений.
