Виктор Песиголовец - Лицо порока
— Взгляни на потолок! — окружной задирает голову и, приоткрыв рот, разглядывает лепное изображение так пристально, будто видит его впервые.
На потолке изображен всадник в золотых доспехах и пурпурных одеждах. Восседая на великолепном черном коне, он протыкает длинной пикой грудь нагой пухленькой женщины. Вокруг всадника лежат в лужах крови кучи женских тел. В стороне — два свирепого вида льва с диадемами на головах, звери как бы приготовились к прыжку. С их шей на железных цепях свисают восьмиконечные звезды. В центре каждой звезды — кисть человеческой руки, сжатая в кулак.
— Хорошая работа, да? — Амфилахий цокает языком и с довольной улыбкой опускает голову. — Есть у меня молодой слуга Савватий, это он постарался.
Я не спрашиваю окружного о смысле изображенного — если бы хотел, то объяснил бы сам.
Мы снова спускаемся в гостиную. Таира ожидает нас, сидя в кресле и листая книжку.
— Прошу в столовую! — поднимаясь, обращается она ко мне с милой улыбкой.
Я вопросительно смотрю на Амфилахия.
— Не бойся! — успокаивает он меня. — Все вполне съедобное — фрукты, сладости, вино. Мы употребляем в пищу то же, что и вы.
Прошествовав за гордо несущей свой пышный бюст Таирой, мы вошли в уютную комнату с деревянными стенами, обработанными бесцветным лаком.
— Садитесь, пожалуйста! — хозяйка указывает тонкой рукой на длинный стол, стоящий посреди комнаты в окружении дюжины стульев.
— Это и есть наша столовая, — присаживаясь, изрекает Амфилахий и одобрительно посматривает на жену, которая с улыбкой подает нам салфетки, чтобы мы накрыли ими колени.
Положив еще перед мужем и мной по медному тазику с теплой водой для омовения рук, Таира выходит из столовой. А я продолжаю с любопытством рассматривать убранство помещения. Из мебели, кроме стола и стульев, здесь стоит умывальник в углу, рядом с ним — два широких серванта с различной посудой. На противоположной стене висит небольшой шкафчик, закрытый непрозрачным, дымчатым стеклом. Больше ничего нет.
Вскоре появляется Таира, она вкатывает в столовую столик на колесиках. На нем стоят две серебряные вазы с разными фруктами; две вазы с орехами, печеньем, мармеладом и зефиром в шоколаде; хлебница, до краев наполненная булками, пышками и пряниками; кофейник; сахарница; сосуд для молока; три чашечки; три ложечки; и три вместительных кубка. Все это Таира привычными движениями перекладывает на обеденный стол. Амфилахий помогает ей. Затем женщина подходит к шкафчику, достает оттуда пузатую бутыль, оплетенную виноградной лозой, и несет нам.
— Угощайтесь! — белозубая улыбка — приветливая, ласковая — не сходит с ее лица, делая почти незаметными его грубоватые черты.
Окружной с довольным видом вынимает из бутылки пробку и наполняет кубки.
— За удачу! — громко рычит он, поднимая свой. — Она нужна всем и во всяком деле.
Я с опаской заглядываю в кубок, не решаясь пить.
— Пей! Бояться нечего! — дружеским тоном ободряет меня Амфилахий. — Это обычное вино, правда, выдержанное два десятка лет и крепкое. И еда, уж поверь, тоже вполне обычная… Ну, давайте! — и, подмигнув жене, прибавляет: — Сам-то я предпочитаю другие напитки — покрепче, но ради дорогой супруги…
Я только вздыхаю — сам ведь тоже не люблю вина. Но молчу, чтобы не обидеть хозяйку.
— За удачу! — Таира осторожно притрагивается своим кубком к моему и маленькими глотками начинает пить вино.
Мысленно перекрестившись, я следую ее примеру — медленно цежу напиток. Он оказывается невероятно пахучим, сладковатым на вкус и напоминает «Мадеру», но с несколько другим ароматом и послевкусием.
— Ну, что? — насмешливо смотрит на меня окружной. — Не отравился? Я же тебе говорил!
— Винцо отменное! — хвалю я и уже без колебаний тянусь к желтой, как настоянный кукурузный мед, груше.
Мы лакаем вино, кофе, жуем фрукты, сладости и печения. Беседуем. Говорят в основном Амфилахий и Таира. Они рассказывают мне о детях и о единственном пока внуке. Я узнаю, что их дочь Азалия сейчас находится у подруги, где музицирует или вышивает, что их внук (его имя тотчас вылетело у меня из головы) скоро пойдет в обучение к пастухам, как и положено мальчикам в его возрасте. Потом Таира делится секретом о том, что ее невестка Леяна, похоже, опять в положении, так что они с Амфилахием ожидают пополнения в роду. Я внимательно слушаю, иногда о чем-нибудь спрашиваю, чтобы не обидеть гостеприимных хозяев.
— И долго еще ждать второго ребенка? — интересуюсь, скорее, из любезности, чем из любопытства.
— Думаю, недолго! — отвечает счастливая Таира, аккуратно разделяя на дольки только что очищенный мандарин. Ее улыбающуюся можно смело назвать красавицей. — У нас, может вы не знаете, разрешаются от бремени через шесть месяцев после зачатия.
— А вот те, кто живет пониже, — почтительно прибавляет окружной, почему-то указывая пальцем вверх, — ходят беременными такой же срок, как и люди.
После трапезы Амфилахий ведет меня погулять по городу.
Мы неторопливо шагаем по улице и разговариваем.
— Таира — моя вторая жена, — просвещает он меня насчет своей персоны. — Я женился на ней давно, уже почти двадцать два года назад, когда еще и десятником не был. А первая моя…
— Умерла? — тихо спрашиваю я.
— Нет, не умерла, — медленно произносит он, грустно покачивая головой. — Она… была неверна мне. И мы расстались.
— Вот как! — удивляюсь я.
— Измены случаются везде, — вздыхает окружной.
— И где теперь твоя первая жена?
Он горько усмехается:
— Да замужем! За простым чертом. Он конченый алкоголик, гоняет ее, колотит.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, — Амфилахий может не понять и обидеться.
Возле одного из домов, почти такого же, как у него, мы останавливаемся.
— Зайдем? — предлагает окружной.
Я неопределенно пожимаю плечами.
— Как хочешь. Если не помешаем.
— Да ну! — восклицает Амфилахий. — Здесь всех гостей встречают радушно.
Подойдя к калитке, он толкает ее. Тут же, как из-под земли, вырастает удалая, чернобровая деваха с румянцем во всю щеку. В ее карих глазах, светятся одновременно и задор, и почтительность. Она здоровается, суетливо сделав полупоклон.
— Хозяин дома? — спрашивает Амфилахий.
— Почивает! — отвечает молодка, с откровенным любопытством разглядывая меня.
— Спит, что ли?
— Нет! — споро качает головой девка. — Хозяин в гостиной отдыхает с гостями.
— Тогда веди нас в дом! — приказывает Амфилахий и без стеснения шлепает молодку пониже спины. Она ржет, как кобылица.
