Ким Харрисон - Демон отверженный
Побледневшая Кери совладала со своими эмоциями, но смутилась. Она глянула на мое покрасневшее запястье, и я спрятала его под стол. А мне стало стыдно за твердое решение не появляться в безвременье, пусть даже оно было разумным. Я хотела бы помочь Кери и чувствовала себя трусом.
— Прости, — сказала я и потянулась к чайнику — налить себе чашку, за которой можно спрятать лицо. — Чувствую себя трусливым дерьмом.
— Напрасно, — ответила она кратко, и мы посмотрели друг другу в глаза. — Это не твоя война.
— Была моей, — возразила я, вспомнив широко принятую теорию, что колдуны оставили безвременье демонам за три тысячи лет до того, как сдались эльфы. До этого периода не существует истории колдунов кроме той, что запомнили для нас эльфы, и эльфийской истории тоже очень мало.
Кери предупредила мое движение, налила мне чаю и осторожно передала мне чашку с блюдцем — с грацией, отработанной тысячелетием практики. Я приняла чашку и отпила. Не кофе, но все равно я ощутила кофеиновый подъем, устроилась в плетеном кресле поудобнее и положила ногу на ногу. Время у меня было, а Кери, нервничающая и беспокойная, явно была не в том состоянии, в котором ее можно было бы оставить.
— Кери, — сказала я с восхищением. — Ты просто чудо. Если б я узнала о незапланированной беременности, я бы с ума сошла. Не могу поверить, что Трент так с тобой поступил.
Кери застыла над чашкой, потом осторожно отпила.
— Он не виноват.
Я покачала головой:
— Не пытайся взять вину на себя. Я знаю, что ты взрослая женщина и сама за себя решаешь, но Трент — хитрый интриган. Он, если бы захотел, мог бы троллиху из-под моста выманить.
У нее чуть порозовели щеки:
— Я хотела сказать, это не Трента ребенок.
Я вытаращилась на нее. Если не Трента…
— Это Квен, — сказала она, не отводя глаз от трепещущих на ветру полос ткани.
— Н-но… — пролепетала я… Квен, о господи, Квен? И вдруг его неловкое молчание и напряженные взгляды приобрели совсем иной смысл.
— Трент же ни слова не сказал! И Квен тоже. Стояли, молчали, давая мне верить…
— Не их это дело — что-либо говорить, — чопорно ответила Кери, потом поставила отчетливо стукнувшую чашку.
Ветерок шевельнул паутинную прядь, выбившуюся из ее косы, и у меня мысли окончательно встали на место. Вот почему Квен без ведома Трента пошел просить моей помощи. Вот почему у него был виноватый вид.
— Но я думала, тебе нравится Трент, — сумела я произнести наконец.
Кери поморщилась. У меня это вышло бы противно, у нее — мило.
— Нравится, — сказала она мрачно. — Он со мной добр и мягок. Он хорошо говорит и быстро соображает, ловит мои мысли на лету, и нам друг с другом приятно. Происхождение у него безупречное… — Она запнулась, опустила глаза к рукам, положенным теперь на колени. Глубоко и печально вздохнула. — И он не коснулся бы меня без страха.
Я от злости нахмурила лоб.
— Демонская копоть, — сказала она отстраненно. В ее бегающем взгляде был стыд. — Он думает, это кровавый поцелуй смерти. Уверен, что я осквернена и грязна и что это заразно.
Я не могла этому поверить. Трент, убийца и наркобарон, считает Кери грязной?
— Ну, — добавила она мрачно, будто услышав мои мысли, — теоретически он прав. Я могла бы переплеснуть грязь на него, но не стала бы. — Она подняла на меня глаза, потемневшие от сдерживаемого горя. — Ты мне веришь?
Я вспомнила реакцию Трента на черную магию, и стиснула зубы.
— Ага… да, — поправила я сама себя. — Он бы до тебя не дотронулся?
На лице Кери читалась мольба.
— Не сердись на него, Рэйчел, — попросила она проникновенно. — Варфоломеевыми яйцами клянусь, Рэйчел, у него есть право бояться. Я злая, отвратительная, своенравная — и вся в демонской копоти. При первой нашей встрече я вырубила Квена черной магией, а потом угрожала ему самому.
— Он же хотел одурманить меня незаконными чарами! — возразила я. — Что тебе еще оставалось делать? Просить его хорошо себя вести?
— Квен понимает, — сказала она, рассматривая свои неподвижные пальцы. — Мне не нужно объяснять ему себя или свое прошлое. — Она подняла голову. — Я даже не знаю, как это случилось.
— Э-гм, — промямлила я, чувствуя, что рассказ подходит к моменту, которого я слышать не хочу.
— Я согласилась встретиться с Трентом. Хотела извиниться за то, что ему угрожала. Хотела услышать, как его генетические исправления сохраняют жизнь нашему виду там, где отказывает магия. День прошел на удивление хорошо, и сады у него такие прекрасные — безмолвные, но прекрасные, — и мы договорились попить чаю на следующей неделе, и я ему рассказала о своей жизни с Алом. — У нее выкатилась слеза, скатилась по щеке и упала. — Я хотела, чтобы он узнал и понял, что демонская грязь — не признак нравственного падения, а просто след неравновесия на душе. Мне казалось, что он уже начинал понимать, — тихо добавила она. — Мы даже смеялись одним и тем же шуткам, но когда я его коснулась, он резко отдернулся. Он тут же извинился, покраснел, но я поняла, что весь этот день был притворством. Он меня развлекал потому, что считал это необходимым, а не потому что хотел.
Я это видела прямо как наяву. Трент — мразь.
— Я тогда досидела до конца, играя роль аристократки, принимающей сына потенциального союзника, — договорила она, и я ощутила раненую гордость и стыд, которых не могли спрятать слова. — Слава богу, что я увидела его истинные чувства раньше, чем… смягчилась бы к нему сердцем.
Она шмыгнула носом, и я подала ей салфетку, положенную ею около чайника. Она сказала, что он ей безразличен, но я видела, что она глубоко ранена. Пожалуй, поздно Тренту пытаться загладить вину перед гипертрофированной гордостью этой женщины.
— Спасибо, — сказала она мне, промокая глаза. — В тот день Квен отвез меня домой, как обычно, он был свидетелем всей печальной истории, и когда я вышла из его машины искать утешения у себя в саду, он вышел за мной, обнял меня и стал говорить, какая я красивая и чистая — именно такая, какой хочу быть. Именно такая, какой не являюсь, и знаю это.
Я попросила бы ее перестать, но ей надо было кому-нибудь рассказать. И я знала, что она чувствует: когда хочешь встретить любовь, понимание — а нарываешься на оскорбление за то, что не в силах изменить. У меня у самой быстро вылилась и упала горячая слеза, а Кери подняла на меня глаза — красные и влажные.
— Я стала проводить время с Трентом только чтобы Квен мог меня возить туда и обратно, — тихо продолжала она. — Я думаю, Трент это знал, но мне было все равно. Квен — уверенный и надежный. Когда я с ним, я чувствую себя красивой и не оскверненной. У меня тысячу лет не было возможности ответить на мужское внимание словом «да» или «нет». — Ее голос набирал силу. — Для Ала я была вещь, предмет обучения для пущей демонстрации его талантов. Когда Квен пробудил во мне страсть после попыток завязать роман с Трентом, я поняла, что мне нужно более, чем его ласковые слова.
