Эндрю Клейвен - По ту сторону смерти
— Есть двести пятьдесят тысяч — триста тысяч. Триста тысяч от джентльмена в последнем ряду.
Ропот не смолкал. Шторм начал торопливо пробираться к проходу.
Перед его глазами, как обезумевшие, мелькали цифры электронного табло: 300 тысяч фунтов, 450 тысяч долларов, почти 700 тысяч дойчемарок. Сумма в иенах не укладывалась в сознании. Блондинка у стены нервно теребила золотой браслет. Она растерялась и чуть ли не плакала.
На какое-то мгновение Шторм потерял ее из виду, а над залом снова зазвенел гнусавый голос аукциониста:
— Триста, триста. Триста пять… — четыреста тысяч у джентльмена в заднем ряду.
Боже правый!
Шторм отчаянно продирался через узкий проход. Этот малый в белом смокинге настоящий убийца. Шторм оглянулся и снова увидел его лицо. Ну точно, убийца и есть. От его подернутых поволокой глаз веяло могильным холодом. Шторм невольно поежился и поспешил отвернуться. Неожиданно его внимание приковал циферблат часов: без пяти восемь. Что-то случилось.
Бормоча извинения, Шторм протиснулся между последними двумя зрителями и наконец оказался перед блондинкой. Она стояла так близко, что было видно, как от волнения у нее раздуваются ноздри. Точно марионетка, она снова выбросила вверх руку.
— Четыреста пятьдесят тыс… — пятьсот тысяч фунтов в последнем ряду.
Шторм схватил девушку за руку. В испуге она вытаращила на него круглые от ужаса глаза, губы ее дрожали, ладонь была влажной.
— Где София? — спросил Шторм.
— Я… я… — пробормотала блондинка. Внезапно она узнала его и задыхаясь громко прошептала: — София сказала пятьдесят. Я не знаю, что делать!
— Пятьсот тысяч, предложено пятьсот тысяч. Полмиллиона фунтов стерлингов…
Шторм кивнул и мягко пожал ей руку:
— Брось это, детка. Его взяла. Этот парень ни перед чем не остановится. Где София?
— Пятьсот тысяч раз, пятьсот тысяч два, пятьсот тысяч… — Аукционист занес молоток. Блондинка резко подалась вперед.
— Детка, поверь мне, игра не стоит свеч, — стоял на своем Шторм. — Скажи лучше, где София?
Девушка вновь повернулась к нему. Она пребывала в каком-то странном оцепенении, словно никак не могла оправиться от кошмара. Шторм посмотрел на брошь, на ангельское личико, с которого не сходило выражение ужаса.
— Не знаю, — пробормотала блондинка. — Она попросила меня пойти вместо нее…
— Она попросила… — повторил Шторм. «Эта женщина просит тебя о помощи, — вспомнил он слова Харпер Олбрайт, — умоляет о помощи!»
— Продано! — страстно выдохнул аукционист, ударяя молотком по деревянной кафедре. И Шторму передалась дрожь, охватившая в этот момент блондинку. — За пятьсот тысяч фунтов!
Возможно, предстоящий аукцион станет некой кульминацией…
Зал разразился аплодисментами. Все принялись бурно обсуждать случившееся. Человек в белом смокинге по-прежнему держал в руке табличку — № 313. На его губах играла зловещая улыбка. На электронном табло горела цифра: 500 000.
В памяти Шторма всплыли слова, произнесенные Софией: «Только здесь я хотела бы умереть».
— Боже мой, — пролепетал он.
Было без одной минуты восемь.
Присутствующие наверняка решили, что он стащил у кого-нибудь кошелек или бриллиантовое колье. Иначе зачем было, безжалостно расталкивая толпу локтями, опрометью кидаться к выходу?
Но никто не кричал: «Держи вора!» — и волнение скоро улеглось. «Волхвов» убрали, и на стенде уже появилась другая картина. Ричард Шторм больше никого не интересовал, о нем забыли. Аукцион продолжался.
Шторм пулей выскочил на улицу. Гоня прочь мрачные мысли, он сломя голову мчался по мостовой — как его учили в школе: корпус прямой, локти работают словно поршни. Мелькали освещенные неоновым светом витрины, раскачивались на ветру рекламные щиты. Прохожие шарахались в стороны и изумленно оглядывались. Странное он являл собой зрелище: в шикарном костюме, в дорогих туфлях. Но он не думал об этом. Он вообще ни о чем не думал. Просто бежал.
Ровно через тридцать секунд он уже стоял у входа в «Галерею Эндеринг» между горшками с декоративными елями, прижавшись лицом к стеклянным дверям. Изнутри он наверняка напоминал жука, который шмякнулся о ветровое стекло. Шторм мучительно вглядывался внутрь. В галерее царил полумрак. За стойкой у входа никого не было. Картины, как и прежде, висели на стенах. Он уже подумал, что все его страхи были напрасны.
Потом взгляд его скользнул выше, и он увидел Софию. Она сидела на балконных перилах с петлей на шее.
На тлеющие угли его души словно плеснули бензин. Все терзавшие его сомнения, подозрения и тревоги — все это сгинуло во всепожирающем горниле страха. Шторм ухватился за ручку двери и изо всех сил дернул. Дверь была заперта.
— Проклятие!
Он несколько раз саданул кулаком по стеклу. Тщетно. У него вдруг появилось такое чувство, будто это он сидит там, на перилах, с петлей на шее.
— София! София!
Она не слышала его.
— СОФИЯ!
Шторм в отчаянии прильнул к стеклу. Затем повернулся и стал озираться по сторонам.
На глаза ему попался горшок с декоративной елью. Он наклонился, оторвал его от земли и поднял в воздух, отметив, что чугунный горшок, пожалуй, слишком легкий и выбить им толстое оконное стекло не удастся. Но так Шторму показалось лишь под влиянием бурлящего в крови адреналина — сейчас он, наверное, мог бы поднять само здание. Отступив на шаг, он занес горшок над головой — на волосы, тщательно уложенные в дорогом салоне, посыпались окурки и земля. Размахнувшись, Шторм метнул горшок в дверь.
Брызнули осколки, и в следующую секунду все вокруг вспыхнуло голубоватым светом — сработала сигнализация. Истошно завыла сирена. Шторм шагнул в образовавшийся проем — под ногами хрустело стекло. Переступив через валявшийся на боку горшок, он бросился к лестнице.
— София!
Но как раз в тот момент, когда Шторм занес над головой чугунный горшок, чтобы выбить стекло, София прыгнула вниз. Ее тело начали сотрясать конвульсии.
Шторм, испустив отчаянный вопль, устремился наверх. Он видел, как София судорожно цепляется за пояс. Словно по незримым проводам передавались ему ее предсмертные муки — точно это он сам задыхался и бился в агонии. Перемахивая через три ступеньки, он взлетел на балкон.
Перед глазами у него растекалось синее зарево, в голове стоял неумолчный вой сирены.
— София!
Шторм перегнулся через перила — благо пояс оказался коротким, — схватил Софию за руку, с глухим стоном втянул на балкон и, наконец, рухнул навзничь под тяжестью ее тела.
Не давая себе ни секунды передышки, он встал на колени. София давилась, не в силах вдохнуть. Шторм, изрытая проклятия, ослабил петлю и через голову, рывком, сорвал с нее пояс-удавку. Обмякшее тело Софии медленно сползло на пол. Ее душил кашель.
