Рик Янси - Ученик монстролога. Проклятье вендиго
Я прикусил губу. Никакой живой человек не принял бы такую позу. Только сумасшедший повесился бы так в сорока футах над землей. И такая точка зрения казалась мне вполне основательной.
Этой ночью оно пришло за нами, потому что мы его обидели. Мы взяли то, что оно предназначало для себя.
Оно пришло за нами — оно, которое появилось раньше слов, безымянное с бессчетным количеством имен.
Первым его услышал монстролог. Он ткнул меня, чтобы разбудить, и закрыл мне рот ладонью.
— Снаружи что-то есть, — прошептал он, касаясь губами моих ушей.
Он отпустил меня и скользнул к выходу из палатки. Он присел в футе от меня, и в руках у него я увидел силуэт винтовки. Сначала я ничего не слышал, кроме жалобного стона ветра в верхушках деревьев. А потом услышал его: отчетливый звук чего-то большого; оно шло, с треском проламывая снежный наст.
«Это может быть медведь, — подумал я. — Или даже лось». Для человека звук был слишком громким. Я подался вперед, пытаясь определить, откуда он доносится. Сначала казалось, что он близко, может, всего в нескольких футах перед нами, но потом я подумал: «Нет, он за деревьями далеко позади нас».
Монстролог поманил меня к себе.
— Похоже, вернулся наш желтоглазый друг, Уилл Генри, — прошептал он. — Останься с Джоном.
— Вы пойдете туда? — ужаснулся я.
Не успел я договорить, как он уже ушел. Я занял его место и смотрел, как он осторожно идет к деревьям; его силуэт был отчетливо виден на фоне девственного снега. Теперь было слышно только, как сапоги доктора ломают тонкий снежный наст. Это и еще учащенное дыхание Джона Чанлера позади меня, как после долгого подъема в гору. В серебристом свете звезд я пристально оглядывал лес в поисках желтых глаз. Я так безраздельно сконцентрировался на этой задаче, что даже ни о чем не думал, когда Чанлер начал бормотать в своем умопомрачении все тот же бред, который он время от времени нес уже много дней: «Гудснут нешт! Гебгун прожпех!» Мое сердце учащенно забилось, потому что доктор совсем пропал из вида, оставив меня в компании с единственным звуком — булькающей чушью, издаваемой Чанлером. Если бы он хотя бы вел себя тихо, то я бы мог по крайней мере слышать доктора! Я оглянулся.
Он садился. Верхняя половина старого одеяла свалилась ему на колени. В полутьме светилась его серая вспотевшая кожа. Глаза были открыты — несоразмерно огромные на исхудавшем лице, ярко-желтые и с крохотными зрачками размером с игольное ушко, — и из них капали охряные слезы, густые, как свернувшееся молоко.
Моим первым побуждением, основанном на недавнем опыте — я помнил, что случилось, когда наши взгляды встретились в последний раз, — было бежать, предельно увеличить расстояние между нами. Доктор в сложившихся обстоятельствах, безусловно, не одобрил бы такой вариант. То, к чему я бы побежал, могло оказаться гораздо хуже того, от чего я бы убегал.
Он задыхался, я видел кончик его серого языка. С его воспаленной нижней губы текли слюни и капали на клочковатую щетину на подбородке. В неверном свете его зубы казались исключительно большими.
«Спокойно, спокойно, спокойно, — сказал я себе. — Он не чудовище. Он человек. Он друг доктора».
Я ему улыбнулся ободряющей, как я надеялся, улыбкой.
Его реакция была молниеносной. Он резко — неуловимо для глаза — прыгнул на меня, и его костлявое плечо ударило меня в подбородок с силой тарана. Я упал на спину, и в глазах у меня запрыгали черные звезды. Одна рука зажала мне нос и рот. Другая корявыми ногтями разорвала на груди рубашку, рассекая под ней нежную кожу. Сначала меня обдало горячим зловонным дыханием, потом растрескавшиеся гноящиеся губы прижались к моему телу прямо над бьющимся сердцем.
Потом зубы.
«Его называют Атсен… Дьену… Аутико… Виндико, — говорил монстролог. — У него десяток имен в десятке разных земель, и оно старше, чем горы, Уилл Генри».
Я брыкался ногами и без толку мусолил ладонь, давившую на мой открытый рот. Моя голова лежала вне палатки, зрение было затуманено бессчетными звездами, горящими холодным огнем и сверкающими, как кристаллы льда в оскверненном храме останков Джонатана Хока.
«Орион, охотник. Мой любимый».
В ушах стучала кровь. Грудь болела. Сердце прыгало и так стучало в ребра, словно жаждало, чтобы Чанлер им овладел. Его рот трудился над моей горящей грудью; я чувствовал, как его зубы продираются через отжившие клетки, стремясь к непорочной сердцевине.
«Оно ест, и чем больше оно ест, тем голоднее становится. Оно умирает от голода, даже когда обжирается. Это такой голод, который нельзя утолить».
В разрушенном святилище слышно блеяние жертвенного козла. В могильном молчании зовут мое имя.
«В его ледяной хватке нет надежды на спасение».
Кто-то всхлипывал. Чанлер плакал над ранами, которые сам нанес. Он поедал плоть и слезы.
В самой глубокой из ям расчесывает волосы моя мать. Золотистый свет. У нее изящные кисти рук. Я помню, как она пахла.
Звезды начинают одна за другой срываться с небес; они падают в золотистый свет, в котором сидит моя мать.
Как такой слабый может быть таким сильным? Мои руки бессильно повисли. Мои пятки немощно скребли землю. Я чувствовал, что перетекаю в него.
«Я уже почти пришел, мама. Я прихожу к тебе через него, принесенный ковчегом его поцелуя».
Мы потерянно сидим в окаянной пустыне. Мы поднимаем наши пустые глазницы к равнодушной луне. Сильный ветер доносит голос, который зовет нас по имени.
Золотистый свет такой теплый. Он врывается мне в глаза и заполняет меня. И я больше не боюсь.
Приклад винчестера ударил в основание черепа Чанлера. Тонкая шея откинулась назад. Уортроп еще раз ударил изо всей силы. Он бросил винтовку, схватил его за плечи и отшвырнул. Чанлер прыгнул на него. Доктор отразил атаку друга боковым ударом кулака в голову. Чанлер зацепился за мои дергающиеся ноги и рухнул без чувств; вместо лица у него была маска из слизи и крови.
Доктор опустился рядом со мной на колени; вместо звезд я теперь видел его темные глаза.
— Уилл Генри? — пробормотал он.
Он наклонился, чтобы обследовать рану. Я слышал, как он шипел сквозь зубы.
— Глубоко, но не слишком, — пробурчал он. — Настоящая опасность — это заражение.
— Настоящая опасность, — слабым эхом отозвался я.
С громоподобным грохотом, взметнувшимися расщепленными кольями, разодранным полотном и спутанными промерзшими веревками палатка лопнула, и ее остатки полетели в лес, словно гонимые ураганом. Доктор упал на меня — и тень упала на нас. Она стерла все звезды. Ее зловоние заполнило вселенную. Ее злобный глаз светился бледно-желтым цветом. Я посмотрел в этот глаз, и этот глаз в ответ посмотрел на меня.
