Светлана Крушина - Пока смерть не заберет меня
— Нет, так нельзя, — решительно проговорил Кристиан. — Надо все как следует обдумать. Знаешь что, Илэр? Я поеду с тобой.
Глава 8
The Heaven opened above me
And down Gods tears came
Lashing away at my skin
My stinking, rotten frame
My Dying Bride "And I walk with them"
-
Врата небесные раскрылись предо мною
И божьи слезы пролились
Хлеща по коже и сдирая
Мою зловонную, гнилую плоть
Задолго до назначенного времени я сидел в кафе, смотрел на часы каждые две минуты и досадовал, что время тянется слишком медленно. К тому же я боялся, что Мэвис не придет. Да, она обещала, но у нее могли появиться другие дела… кто я такой, чтобы ради меня бросать все и менять планы? Она ведь даже имени моего не знает. Да, она спасла мне жизнь, но это вовсе не значит, что теперь она считает себя за меня ответственной.
Когда в зал вошла светловолосая девушка в длинной свободной юбке, сердце мое так и подпрыгнуло и издало что-то вроде радостного вопля. Я поспешно поднялся во весь рост и махнул рукой, привлекая внимание Мэвис.
— Добрый вечер, — улыбаясь, она села на подставленный мною стул. — Я так боялась, что вы не придете!
Поразительно — нас мучили одинаковые страхи! Может быть, это знак?..
— Я же обещал, что приду, — ответил я, подавив волнение.
— Разве вы всегда держите обещания?
— Всегда, — сказал я серьезно.
— Это, наверное, очень сложно — выполнять все, что обещано? — спросила Мэвис шутливо.
— Просто я не раздаю обещания кому попало.
К нам подошел официант; даже не полистав меню, Мэвис попросила принести стакан апельсинового сока: "Да, только сок, спасибо". Я запротестовал:
— Но я хочу угостить вас хотя бы мороженым! Пожалуйста, не отказывайтесь.
— Спасибо, — не стала ломаться она.
Я заказал два мороженых, апельсиновый сок для Мэвис и коктейль с мятным ликером для себя. Мэвис с интересом оглядывалась по сторонам.
— Какое симпатичное место, — заметила она. — Только здесь, наверное, все дорого? Все-таки самый центр.
— Нет, не очень. Мэвис… я ведь даже не представился. Меня зовут Илэр.
— Очень приятно, — она протянула через стол свою маленькую ручку для пожатия. — А мое имя вы, стало быть, помните?
— Такое поэтичное имя, как ваше, невозможно забыть.
— В том состоянии, в котором вы находились, можно забыть все, что угодно, — покачала головой Мэвис. — Так что же за беда у вас стряслась? Извините, что так настырно лезу в вашу жизнь, но когда человек доходит уже до этого края, обычно это значит, что ему требуется помощь.
— Может быть, вы профессиональный психолог?
— Нет. Но разве обязательно обращаться за помощью к дипломированному специалисту? Чаще всего нужна простая человеческая поддержка.
— А кто вы, Мэвис? Что вы делали на мосту так поздно ночью?
— Возвращалась с работы, — просто ответила она. — У меня, как бы это сказать, ненормированный рабочий день. Я — воспитатель в интернате для младших школьников. Может быть, вы знаете: «Янтарный», это на четвертой Летней улице.
— Да, что-то такое видел… Теперь понятно, почему вы бросаетесь на помощь всем несчастным и обиженным. У вас работа такая, да?
— Что в этом плохого?
— Ничего. Извините, — я потер переносицу. — У меня сейчас, видите ли, сложный период жизни, поэтому я бываю… неадекватен.
— Вот и я о том же, — Мэвис, поблагодарив, приняла у официанта вазочку с мороженым и стакан сока. Я молча забрал свой заказ. — М-м-м, какое вкусное мороженое! Пожалуй, надо заходить сюда почаще.
Я тянул через соломинку коктейль и во все глаза смотрел на Мэвис. Какое хорошенькое и свежее личико — из тех лиц, которые не нуждаются в косметике или сложной прическе, дабы подчеркнуть естественную красоту. Ее можно было сравнить с полевым цветком, тогда как, к примеру, Хэтери походила на цветок оранжерейный. Я уже знал, что готов на что угодно, лишь бы удержать Мэвис рядом с собой; и вместе с тем содрогался при мысли, что придется посвятить ее в подробности моего мрачного бытия. Впрочем, если даже я настолько потеряю голову, что решусь поведать ей причину моего недавнего суицидального порыва, она просто-напросто сочтет меня сумасшедшим.
— Ну а вы чем занимаетесь, Илэр?
— Учусь на журналистском, на последнем курсе, — слегка покривил душой я. Защита была назначена на конец ноября, но я взял очередной академический отпуск и вовсе не уверен был, что сумею получить диплом. Да и на кой мне этот диплом? О какой нормальной работе может идти речь, пока Алан без устали пытается снова и снова согнуть меня в бараний рог? Несколько раз Алан заводил речь о том, чтобы после окончания курса устроить меня в какой-нибудь глянцевый журнал из числа тех, в которые он продавал свои фотографии, но туда меня пришлось бы загонять батогами. Только работы по протекции Алана мне и не хватало!
Мэвис оживленно принялась расспрашивать меня: интересна ли выбранная мною профессия, сотрудничал ли я уже с какими-нибудь газетами и журналами, где можно ознакомиться с моими материалами, чем я вообще в жизни интересуюсь. Эта часть жизни не содержала ничего такого, что следовало бы скрывать, и я охотно рассказывал, тщательно обходя любые подробности другой, «темной» стороны жизни, обсуждать которую я не стал бы ни с кем — ни с человеком, ни с носферату. Слишком уж много там было грязи и гадостей: ночные клубы, стрип-бары, наркотики, — время от времени Алан все же принуждал меня принимать их, и под их действием я становился более сговорчивым и соглашался на поступки, которые после предпочел бы забыть, — девицы легкого поведения, выбирал которых в основном Алан, и он же приводил их в мою постель и сам присоединялся к развлечению, — правда, до меня уже больше не дотрагивался. И все в том же духе, все возможные пороки…
Задумка Мэвис была ясна — она хотела отвлечь меня от мрачных мыслей и заодно попытаться выведать причину моего подавленного настроения. Но она искала не там, где нужно. Лишь когда мы заговорили о родителях — мама и отец Мэвис жили в далеком маленьком городе, девушка видела их редко и скучала, — ей показалось, что она что-то нащупала. Я рассказал, что мать оставила нас, когда я был совсем крохой, а отец погиб восемь лет назад.
— Мне так жаль, — тихо сказала Мэвис, легко коснувшись моей руки. — Без родителей любому человеку плохо, даже взрослому. У нас в «Янтарном» очень много сирот, но еще больше детей, оставленных родителями. Я не понимаю, как можно уйти и бросить ребенка?
— Обстоятельства бывают разные, — ответил я, подумав о Лорене. — Я встречался после со своей матерью, она очень за меня переживала, но не могла вернуться к моему отцу. Она… была связана с другим человеком. А отец заботился обо мне, так что я не чувствовал себя ни брошенным, ни в малейшей мере ущербным.
