Дино Динаев - Дурная Слава
Когда они вышли в вестибюль, охранник из своей будки тщательно надиктовывал слова в телефон и их не заметил:
— В 16.45 в комнате 216 занимались анальным сексом.
Полина надменно заметила:
— Ничего ведь не было, вот навыдумывал, идиот!
Бен дернул ее за руку и увлек к лестнице.
— Здесь надо быть осторожнее, — предупредил он. — Тот, кто звонил, постарается поскорее покинуть кабинет, в таком случае мы встретим его на лестнице. Тогда я подниму шум, а ты побежишь за Веткиным.
В вестибюле четвертого этажа, где располагались кабинеты Ерепова и Бена, Полина неожиданно схватила его за руку. Оглянувшись, он столкнулся с ее пульсирующими как у кошки глазами.
— Показалось! — сказала она, медленно приходя в себя.
Они беспрепятственно достигли кабинета, Бен тронул ручку, дверь неожиданно легко распахнулась. Сзади наперла грудями Полина, и Бен с ходу оказался внутри. Ему повезло, что приемная оказалась пуста. При желании его можно было без помех огреть чем-нибудь тяжелым по голове. Кабинет Бена оставался запертым, зато дверь к Ерепову была приоткрыта — сломанный компенсатор торчал вбок. Бен искренне надеялся, что неизвестный успел ретироваться. На всякий случай он сначала посмотрел в щель, потом распахнул дверь на всю ширину и вошел.
— Что там? — заговорщицки прошептала Полина от дверей.
— Он ушел, — пояснил Бен. — Скрылся на одном из этажей, а теперь спокойно дождется утра, чтобы слиться с другими сотрудниками.
Им ничего не оставалось, как отправиться домой. Веткин, занятый надиктовкой, даже не обратил на них внимания. Судя по всему, телега будет знатной. Полина заснула еще в машине. Дав ей поспать, он разбудил ее только у дома. Она пыталась закатить ему нечто вроде скандала и одновременно выяснения отношений.
— Иди, между нами ничего не было, — согласился Бен. — Я уже все забыл. Можешь так и передать своему любимому Кузькину.
Она ушла, хлопнув дверцей и разве что не убив.
Хотя в том, что случилось с Артемом, Бен видел и часть своей вины, но все- таки основным виновником явилась Лариса. Бен делал деньги и заметил происходящие с сыном перемены слишком поздно, чтобы можно было что-то исправить.
Артемка рос вполне нормальным жизнерадостным пацаном. Сначала, как водится, ходил в садик, без истерик и вполне охотно. Потом пошел в школу. Где-то в классе седьмом Бен нечаянно услышал, как Бен пренебрежительно отозвался о своих одноклассниках:
— Все они быдло.
Отложив газету, он с подозрением спросил:
— Это ты о ком?
— О своем классе.
— Разве так можно говорить обо всех скопом? Я допускаю, что среди них есть придурки, способные делать пакости. Носить розовые очки не нужно, но и относиться надо по-человечески. Иначе можно нарваться на грубость. Как говорится, если ты плюнешь в общество, оно утрется, но если оно плюнет в тебя, ты утонешь.
Ты же на вечера ходишь, танцуешь с девочками.
— На вечера я давно не хожу, а девчонки все шлюхи. Папа, они все курят, а одна даже поцеловала меня без спроса.
— Какой кошмар. А ты бы обнял ее и поцеловал в ответ. Мы с тобой не говорили о сексе, но ты уже большой мальчик, почти парень, тебе уже пора гулять и обжимать девочек.
— Мне противно, папа.
— Да почему?
— Потому что они все быдло.
— А ты в таком случае, кто?
— Я человек. Но настоящих людей мало, а с быдлом я не вожусь.
— Кто это тебя так научил?
— Мама.
Лариса сидела перед трюмо в спальне и накладывала крем для избавления от морщин без операций. Так было написано в рекламе, которой она всегда свято верила.
— Чему ты учишь ребенка?
— Я учу его быть честным перед собой и людьми, — высокопарно заметила она.
— А ты не думаешь, что его могут элементарно побить? И почему ты считаешь, что остальные все быдло?
— А кто они? Думают только о том, чтобы нажраться, и ничего не делать. А в классе у него одни малолетние ублюдки. Ты бы знал это, если почаще ходил на родительские собрания. Его класс понемногу превращается в отхожее место. У них учится один ученик, которому уже шестнадцать лет, он четыре раза оставался на второй год.
— Тем более, надо учить его приспосабливаться. Ему жить среди таких. А ты чему учишь? Скандалам и конфронтации? Его же просто сломают, так и знай!
— Не каркай! — оборвала она его. — Ты никогда его не любил!
Начиналась старая песня, и Бен оборвал разговор. Развязка наступила через месяц.
— Я забрала его из школы! — довольно заявила Лариса. — Теперь я удовлетворена, он больше не будет соприкасаться с этим быдлом.
— Как же школа? Он останется неграмотным?
— Что за упаднические мысли у тебя? Я подумала обо всем, договорилась с учителями, и теперь они будут приходить на дом.
— А работу ему тоже будут приносить на дом? — взорвался Бен.
Артемка стал замкнутым, целыми днями сидел перед компьютером. Никто к нему никогда не ходил. Лишь в дверь подбрасывали записки, где обзывали психом.
Сначала Бен ругался, потом и сам стал замечать, что с парнем что-то не то. Он часами мыл руки, переводя целый кусок мыла за раз. По полдня одевался, разглаживая каждую складку.
Потом он стал все проверять. Одевшись, он заставлял их, словно попугаев повторять за собой:
— Волосы нормально?
Они должны были сказать " нормально".
— Костюм застегнут нормально?
И так по каждому пункту, не пропуская ни одной мелочи. Однажды он потребовал долби-сураунд для компьютера.
— Можешь биться головой о стену, но тебе я его не куплю! — легкомысленно заявил Бен и был тут же наказан, когда Артемка подошел к стене и стал биться об нее с заданностью робота, успев разбить лоб в кровь, пока его не оттащили.
Потом был Кривошеев. Потом побег из «Кайсара». Все завертелось словно крылья гигантской, смахивающей все на своем пути мельницы.
— Столько всего случилось, столько нелепых и глобальных событий, а место для пацана не осталось, — с запоздалой горечью подумал Бен.
Четвертого ноября ему удалось дозвониться до сына. Трубку обычно брала Лариса.
Когда она была на работе, Артем отвечал только на ее звонки, узнавая, кто звонит по АОН. В этот раз все было иначе. Сердце Бена бухнуло в ребра, когда он услышал по подростковому ломающийся голос на том конце провода.
— Алло.
— Сынок, это я, твой папка. Как я соскучился по тебе.
— Привет, папа, — равнодушно произнес Артем.
Но Бен этого даже не заметил, окрыленный, что разговаривает с сыном.
— Сколько мы с тобой не виделись?
— Четыре месяца и восемнадцать дней, — без запинки ответил Артем.
